Русская эмиграция в Париже. От династии Романовых до Второй мировой войны - Хелен Раппапорт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторым водителям удавалось скопить достаточно, чтобы приобрести собственный автомобиль и работать независимо, а не в таксопарке. Обычно для этого требовалось работать в паре; мужчины делили комнатку в дешевом отеле, а порой даже кровать, работая посменно: пока один спал, другой колесил по городу, и наоборот22. В период между 1920 и 1930 годами от трех до пяти тысяч русских было зарегистрировано в качестве таксистов в Париже, и цифры значительно расходятся в зависимости от источников23. Русские таксисты стали столь многочисленны, что к 1926 году у них имелось два профсоюза (а также прочие небольшие объединения, базирующиеся на политических взглядах). Объединенный союз русских шоферов, основанный в марте 1926 года, был первым и самым крупным. Его руководство являлось самым квалифицированным из всех профсоюзных верхушек, поскольку в него входили бывшие высокопоставленные императорские чиновники: президентом был судья, вице-президентом – адвокат, генеральным секретарем – следственный судья, помощником секретаря – капитан гвардии, а казначеем – полковник, бывший нотариус24. В штаб-квартире профсоюза на улице Летелье в Пятнадцатом округе располагались библиотека, столовая, парикмахерская, спортивный зал и аптека, где лекарства продавались по льготным ценам; там оказывалась также бесплатная медицинская и юридическая помощь. У профсоюза имелся даже дом отдыха в пятидесяти милях от Парижа. За два года открылись отделения в Ницце и Лионе; численность профсоюза достигла девятисот человек25. Второе крупное объединение, Ассоциация русских шоферов и рабочих, включала к 1929 году около семисот членов. Оба профсоюза учредили кассы взаимопомощи и поддерживали инвалидов войны и детские благотворительные организации. Для членов профсоюзов устраивались летние лагеря. В 1928 году предпринималась даже попытка выпускать собственную газету – «Русский шофер».
Очень быстро русские таксисты стали частью городского парижского фольклора 1920-х годов: ходила популярная шутка, что ваш таксист запросто может оказаться русским графом, князем, бывшим генералом или другим выдающимся персонажем. Вскоре таксисты стали появляться в романах, пьесах и кинофильмах – например, в романе Йозефа Кесселя «Ночь генералов», главный герой которого, русский врач Максим Шувалов, работает таксистом. В 1930 году роман был экранизирован. Как вспоминала Анаис Нин:
Париж был полон русских, некогда живших в роскоши. Это стало банальностью, как расхожие истории о проститутках: все знали, что каждый таксист в прошлом – русский князь, который жил во дворце и сам имел шоферов. Они катались между ночных клубов, открывали двери в роскошных мундирах. Плакали и рассказывали свои истории с такой частотой, что им перестали верить26.
Однако не все водители такси были мужчинами – исключение, например, составляла дворянка, княгиня Софья Долгорукая, врач по профессии, диплом которой во Франции не был признан. Чтобы прокормить в Париже семью, по ночам она садилась за руль такси. Софья была страстной автомобилисткой, но жаловалась, что ночи тянутся невыносимо долго и зачастую в очереди автомобилей «клиент проходит мимо нее, предпочитая таксиста-мужчину»27.
Павел Брунелли – русский, несмотря на итальянскую фамилию, – представлял собой типичный пример образованного эмигранта, вынужденного заниматься физическим трудом. Поклонник Пушкина, он приехал с Париж с мечтой стать поэтом, но вынужден был заняться более приземленными делами: сначала языковой школой, а потом птицефермой в Версале. Когда оба предприятия развалились, он переключился на автомобильную промышленность, но, попробовав себя на фабрике, счел царившую там строгую иерархию слишком унизительной для себя, как и издевки других сотрудников. Жена его тем временем подрабатывала секретаршей, дочь шила рубашки, а тесть, бывший государственный советник, «вырезал из дерева шкатулки, которые никто не хотел покупать». Брунелли пришел к выводу, что сможет оставаться независимым, если станет таксистом. В конце концов, пережив тяжелую семейную трагедию, он смог получить необходимое разрешение28.
Русский писатель Гайто Газданов, сражавшийся во врангелевской армии, много лет работал таксистом в Париже. Он приехал туда в 1923 году и сначала, лишь бы не голодать, разгружал в Сен-Дени баржи вместе с другими беженцами и преступниками, недавно выпущенными из тюрьмы; потом мыл паровозы в депо Северной железной дороги. Работа была, вспоминал он, «легкая, но неприятная; трудиться приходилось на улице; зимой вода становилась обжигающе холодной, и в первый же час я успевал вымокнуть с ног до головы, словно попал под ливень»29. Позднее он устроился на фабрику, далее в контору; некоторое время преподавал французский и русский языки, но когда «полная бессмысленность этих занятий» стала ему ясна, он прошел экзамен на знание улиц Парижа. А после этого почти двадцать четыре года по ночам водил такси, а днем писал романы и рассказы.
В этот период Газданов познакомился с уродливыми и «пронзительно унылыми» по ночам пригородами Парижа, где вечно стояла отвратительная вонь гниения и отбросов. В свои долге ночные смены он становился свидетелем самых отвратительных сторон городской жизни, что наполняло его «жалостью и отвращением»30. К нему подсаживались клиенты – пожилые джентльмены, желавшие повторить Турне великих князей по борделям, и проститутки, «политые дешевыми крепкими духами»31. С некоторыми из них он сводил дружбу: например, с несчастной пропойцей и сифилитичкой, а некогда очаровательной куртизанкой Жанной Ральди, которую вскоре ждал печальный конец – одинокая смерть от наркотиков32.
Париж, свой новый дом, Газданов воспринимал сквозь призму глубокой меланхолии: эмигрантский мир казался ему особенно унылым и безрадостным, а соотечественники – «пропитанными одной и той же неутолимой печалью»; шоферам такси каждая ночная смена напоминала о «человеческой греховности»33. Один из его товарищей, русских таксистов, образованный языковед, работавший до бегства в Париж в Министерстве иностранных дел, казалось, даже не надеялся на нечто лучшее. По ночам они встречались на остановке такси в Пасси и рассуждали о жизни, о политике, о будущем России и Европы – вообще человечества, – сходясь на том, что «мир, в котором мы живем, существует только в нашем воображении. Наши собственные жизни кончены»34. Газданов особенно привязался к двум пожилым водителям такси, склонным к философствованиям: Ивану Петровичу и Ивану Николаевичу. Вместе трое русских сидели в дешевых бистро за ужином, обходившимся в восемь франков, и «разглагольствовали о государстве, гражданами которого не являются, о деньгах, которых у них не было, о правах, которыми они не обладали, и баррикадах, которые никогда не построят». Газданов с иронией относился к размышлениям двух своих собеседников. Они рассуждали о мире «вымышленном и абсурдном, максимально далеком от реальности». Они до сих пор лелеяли надежды на «воображаемое будущее
