Управдом - Андрей Никонов

значит, вполне возможно, и бородатый мужик тоже был в этом замешан. Еще месяц назад Сергей бы поднял протоколы допросов и осмотра мест происшествия и смог бы хоть какую-то картину в голове сложить, но сейчас оставалось только гадать, что на самом деле произошло.

В этом свете разговор со следователем приобретал новое значение. Мальцев как бы сам сделал шажок в его сторону, и Травину оставалось шагнуть навстречу. К материалам расследования его, скорее всего, не допустили бы, но дружеского общения-то никто не отменял, он поделится своей информацией, следователь — своей, так, глядишь, и найдут они что-то новое. К услугам следователя была рабоче-крестьянская милиция, уголовный розыск, дактилоскописты, фотографы, судмедэксперты и делопроизводители, а у Травина оставался только он сам.

Две ниточки, за которые он мог потянуть — это, во-первых, Кучер с Веслом, а во-вторых, ресторация «Ливадия», в которой накануне ограбления банка ужинали сын Афанасия и двое залетных. Может, они и не связаны никак были друг с другом, а может, в тугой узел затянуты, и это Травин собирался выяснить. Если отловить этого Ваню Кудрина с дружком было просто, Люба их знала и при случае могла показать на улице или рассказать, где их искать, то вот с рестораном могли возникнуть сложности.

Само здание тоже принадлежало уезду, и поначалу Сергей хотел воспользоваться своим служебным положением, чтобы туда зайти и выбить из половых и прочей шелупони все, что они знали. Но Кац об этом даже и слушать не хотел.

— Участки распределены, — строго сказал он, дымя трубкой. — Это хорошо, что ты, Сергей, такой активный и трудолюбивый, но этим занимается другой инспектор, Филькин, и тебе лучше на его участок не лезть.

— Хлебное место? — Травин криво улыбнулся и тут же пожалел.

Потому что следующие десять минут Кац читал ему лекцию о принципиальности и социалистическом контроле. И о том, что некоторые ретивые товарищи могут только дров наломать, а для сложных дел нужен опыт, которого у некоего молодого инспектора седьмого разряда с гулькин нос. И что Совет народных комиссаров для таких, как он, подарок сделал, не разрешая переводить на разряд меньше. И что он, товарищ Кац, тут и поставлен партией, исполкомом и народным комиссариатом внутренних дел республики, чтобы организовывать вот таких чрезмерно увлекающихся работников, направлять их на путь строительства коммунизма.

— С чего это тебя в ресторацию потянуло? — наконец выдохся Лев Аверьянович.

— Так девчонку на шею посадили, — объяснил Сергей. — И еще, считай, трех пацанов, которых на чердаке нашел, они каши не просят, но глаза-то голодные. Жалко мне их, а с ресторации какие-никакие объедки можно взять или мелочь для дома. Хотя сам теперь понимаю, глупые мысли, упаднические.

— То-то и оно, — начальник коммунхозотдела выпустил особо большой клуб дыма, который поглотил Сергея целиком. — Ты по молодости на себя взваливаешь обузу, а потом не знаешь, как с этим разобраться. Какого рожна ты в отдел просвещения поперся? Хорошо если девчонку в приемную семью до зимы отдадут, а то привыкнут, что ты о ней заботишься, и повесят на шею надолго. Вроде парень-то неглупый, а иногда дурак. Да и зачем детям икра с перепелами, сам посуди, им здоровая пища нужна, сметана там, молоко, масло сливочное с ситным хлебом да супы наваристые на говяжьей косточке, это ты у торговцев взять можешь, и сподручнее, и проблем меньше. Ремонт-то как движется?

Никифор вернулся в город через несколько дней после того, как очнулся. Барин приехал в тот же день, наказал отлеживаться да адресок дал, куда ему обратиться, если что. И посоветовал бороду остричь на всякий случай, если вдруг в Рогожск соберется. Долгий отдых и хорошее питание свое дело сделали — уже в воскресенье бородатый мужик стал на лицо лысым — побледневшая за время беспамятства кожа слилась по оттенку с той, что была под бородой, и то, что Никифор еще недавно щеголял обросшими подбородком и щеками, заметно почти не было. Только мать охнула, увидев сына во всей красе, да отец выругался и сплюнул, мол, не дело это с голым лицом ходить, так только всякие городские бездельники шастают.

Уже во вторник он сел на попутную телегу и к полудню добрался до дома 98 на Богородской улице. Барина на месте не оказалось.

— Уехал он по делам, — старший из двух друзей, Георгий Николаевич, впустил мужика в комнаты, предварительно осмотревшись. — Разминулись вы с ним буквально на полчаса. А ты, Никифор, исхудал и помолодел, аж не узнать. Преобразился, совсем другой человек. Молодец, не нужно, чтобы тебя опознал кто-нибудь.

— Как велено было.

— Повезло Леониду Павловичу с тобой, верные люди нынче редкость. Хорошо, что ты зашел, дело есть для тебя. Вы, когда склады обносили, кое-что себе оставляли, так подельник твой хабар в золото обращал и складывал куда-то. Знаешь об этом?

Никифор кивнул.

— А не доложил почему?

— Так мое дело маленькое, — начал оправдываться он. — Проследить, чтобы чего лишнего не сделал или чтобы все что оговорено передал. А что сверху, не стал я пока говорить, следил, чтобы убедиться. Прости меня, дурака. В червонцы он все перевел золотые, говорил, меньше места занимают.

— Да чего там, деньги-то немаленькие, но ты прав, твоя роль в другом состояла. Мы, Никифор, скоро отсюда уедем и вернемся нескоро, так хотим тебя вознаградить за верную службу. Ты это золотишко найди, треть себе оставишь, а остальное барину отдашь. А потом, ну как отыщешь, из города уезжай, с деньгами тебе и в столице рады будут, и на дальнем хуторе. Только наличностью не свети, веди себя с умом, хозяйство организуй, да батраков не нанимай, сейчас с этим все хуже и хуже будет.

Мужик кивнул.

— Сумлеваюсь я, ваше высокоблагородие, что отыщу. Мест несколько, пошугать надо, тогда точно узнаю.

— Ты про благородия забудь, мил человек.

— Простите, барин, вырвалось.

— И про бар тоже не вспоминай. Товарищ, помнишь?

— Да, товарищ.

— Молодец. Мы теперь в этой Стране Советов все равны, так партия большевиков учит. Смотри, Никифор, если попадешься, про нас молчи. Но если надавят, скажешь, так, мол, и так, закупщики, приезжали в город за мануфактурой, помогал грузить ткани на подводы, деньги зажали, сволочи, ты приходил, требовал, грозился по мордасам надавать, вот мы и расплатились. А вот если про Бритву спросят да вдруг к стенке прижмут, скажешь, нанял тебя на один раз, ты на телегу перенес хабар и ушел, что потом было, ведать не ведаешь. Про остальные дела молчи, как рыба, не было их никогда. Ты, мой друг, вообще нигде не