Там, где мы служили... - Олег Верещагин

И промолчать.

Бандосы обошли его молча, словно в страшном сне. И прыгнули на Мортена сзади.

Тогда Дан побежал…

…Контратака «синих беретов» обошлась взводу в семнадцать убитых. В их числе оказался командир взвода лейтенант Гейнц Герхард.

Дан не пытался ничего скрыть, спрятаться не пытался тоже — он явился в штаб сразу после боя. Ему никто не сказал ни слова — его просто провели мимо длинного ряда трупов, в котором крайним лежал Мортен, исколотый штыками до неузнаваемости…

Пруд был маленький, заросший тиной и тёплый, как подостывший суп. На поверхности плавала ряска. Над ряской праздновали лето стрекозы и комары. В глубинах же пруда таились караси — цель рыболовной экспедиции.

Первый натиск на пруд был отбит с большим уроном для нападавших — все без исключения изрезались осокой, а Эриха коварно укусил за зад кошмарных размеров чёрный жук, похожий на махдистского эмира из заядлых цветом, усами, бородой и агрессивностью. Больше того — эмир в конечном счёте повыгонял из пруда вообще всех парней — под гомерический хохот девчонок, катавшихся по берегу буквально в истерике. Они в пруд, естественно, не полезли, остались загорать на берегу, мгновенно вспомнив, что почти официально являются «слабым полом» и «прекрасной частью Человечества». Но жук — очевидно, распалённый победой и зрелищем убегающего врага — преследовал отступающих и на суше и заставил командира отделения и снайпера с неприличным визгом спасаться бегством. Жозеф убил жука из пистолета, но тут выяснилось, что в небольшую сеть до отказа набилась трава, и её пришлось выворачивать и чистить на берегу. Все дружно расселись на пригреве. Со стороны казалось, что парни так и не сняли сапог — почти по колено ноги у всех были в сохнущем иле.

— Кто вообще сказал, что в таких прудах можно сетью ловить? — угрюмо спросил Ник, с гримасой прижимая пальцами глубокий порез на бедре. — Легче в супе карася поймать.

— Косить надо, — заметил Джек. На него разом повернулись.

— Че-го-о? — без особого доверия спросил Эрих и почесал укус. — Под водой, что ли, косить?

— Эндрю говорил, что у них в озёрах так косят, — ответил англичанин. — И потом ловят рыбу легко. Только я так косить н еумею.

— Так, кто умеет? — деловито спросил Эрих. Ему ответило глубокомысленное молчание. — А карасей есть все умеют?! Или опять всю трудную работу сделают немцы, а остальные…

— Я косить умею только от службы, — печально признался Жозеф. — Я городской ребёнок.

— Ты городской карманник… — начал Эрих, но его перебила Кайса:

— Я могу.

— И я попробую, — вздохнул Ник.

— Ясно, — Эрих встал. — Кто со мной за косами? Тут недалеко.

— Пошли, — поднялся Джек. Они прихватили автоматы и, не одеваясь, зашагали к кустам. Джек повернулся, помахал рукой: — Мы скоро!

Стало тихо, сонно и жарко. Солнце светило — посредине небо было практически чистым. Все развалились на траве и придрёмывали, поглядывая на блестящую воду, в глубинах которой таились караси, не знавшие, что их судьба уже решена.

— Эй, второе! — окликнул их с противоположного берега весёлый голос. У самой воды стояли Рори О'Шанахан и Мэри МакГрат из 3-го отделения. Стояли, обнявшись — весёлые, подтянутые — и Витька вздрогнул, широко открыв глаза: они были там, в деревне, во дворе, точно! — Второе, вы что, яйца высиживаете?!

— Карасей ловим, — отозвался Ник, опиравшийся на локти. Рори и Мэри захохотали, ирландец крикнул:

— И как?! Много их к вам на берег попрыгало?!

Хохот. Общий…

…Витька ни разу в жизни, никогда и нигде, не видел, как косят под водой. Не увидел и на этот раз — голова Кайсы и плечи с головой Ника плыли над водной гладью, все подавали им советы с берега, а в пруду всплывало всё больше и больше водорослей, похожих на каких-то жутких спрутозавров.

— Не отрежь ему ноги, Кайса!

— Жуков этих берегитесь, их там наверняка туча!

— Карась! О небо, у меня между ног карась!

— Странно, а я думал, у тебя там всё нормально…

— Эти водоросли похожи на спрута…

— Угу, а ряска — на блевотину… хорошо, что я не в пруду…

Вытаскивать груды водорослей на берег оказалось намного труднее. К тому же, в них на самом деле таилась многочисленая кусачая пакость, которой, если честно, Витька боялся. Вскоре на берегу воздвиглись груды неприятно пахнущей буро-зелёной массы, а парни цепочкой двигались через пруд, высоко поднимая шесты сети, словно оружие при переходе через болото.

Стало ясно, что мучения приняты не зря. На траву хлынул поток огромных (по крайней мере, так показалось всем) рыбин. Караси — могучие, серебристые, с чешуёй, похожей на щиты — в длину были сантиметров по пятьдесят, не меньше. Они агрессивно разевали рты и прыгали по траве, словно рукопашники, бесконечно отрабатывающие подъём прыжком.

— Ого! — Эрих захохотал и подхватил одну из рыбин. — Килограмма три, не меньше!

Какое-то время все так и сяк вытанцовывали вокруг серебристой живой груды, пока их не окликнули снова:

— Братушки!

Голос был чертовски знакомым — и все обернулись разом. И застыли, переминаясь с ноги на ногу, возле своей добычи — а улыбки постепенно таяли на лицах.

Зато Пётр улыбался вовсю.

Он сидел на тропинке недалеко от пруда, одетый в парадную форму, положив ногу на ногу. И улыбался. На один идиотский миг Витьке показалось, что всё прошлое было сном — там, в той чёртовой деревне… Дневной свет поблёскивал на отполированных носках чёрных краг Петра.

И только потом Витька понял, что Пётр сидит в инвалидоном кресле. С электромоторчиком, новеньком.

— С удачной рыбалкой! — крикнул Пётр, махнув рукой…

…Они окружили болгарина, похлопывая его по плечам и спине, смеясь, но… никто из них не смотрел внизх, на свои ноги или ноги соседей. Здоровые, крепкие. Без начищенных краг.

— Быстро ты!

— Как доехал, дружище?!

— Питер, ты как новенький!

Болгарин смеялся, оглядывался, отвечал на хлопки. Потом поднял брюки до колен, выдернув их из краг.

— Мои новые ноги. Как они вам?

Наступило молчание. Елена рассматривала землю. Джек кашлянул. Ник отвернулся. Дэниэль был бледен. Витька и Майкл переглянулись.

— Новые протезы, — хмыкнул Пётр, аккуратно заправляя брюки и возясь с застёжками краг. — Я попал к одному хирургу-восстановителю… по гроб жизни буду благодарен. Скоро начну учиться ходить по-настоящему… а руки у меня целы. И голова… — он вздохнул и улыбнулся. — Ну, братушки?! Всичко добре! — он протянул руку, и остальные, помедлив, сомкнули на ней свои ладони. — Ну, вот так…

— Ты сейчас куда? — спросил Джек.

— На аэродром, — мотнул головой Пётр, и все увидели неподалёку джип. — Улетаю…

— Погоди! — вскрикнула Елена. — Мы сейчас!

— Оденемся, оттащим карасей и проводим, как следует, — пояснил Эрих уже почти на бегу.

Те, кто находился на аэродроме в это время, наблбюдали довольно странную картину: девять штурмовиков в полевой форме провожали мальчишку в парадной, восседавшего в новенькой инвалидной коляске. Они хохотали, хохотал мальчишка… а на середине площадки девушка-сержант, приняв строевую стойку, звонко скомандовала:

— Отделение — становись! Смирно! — тут же образовался чеканный строй — линия вздёрнутых подбородков и носков сапог. — Равнение — на средину!

Пётр улыбался. Потом вроде бы и в шутку вскинул к парадному шлему прямую ладонь — и тогда все в строю вдруг заметили, что ладонь эта дрожит, и губы прыгают, и на глазах блестят слёзы, и пальцы другой руки, на подлокотнике, обшитом мягкой кожей, побелели… Пётр развернул кресло и проехал, не опуская руки, мимо строя, рявкнувшего:

— Ура! Ура! Ура!

— Мы тебя проводим до самого трапа, — сказала Елена, выйдя из строя. Пётр хотел, кажется, возразить — но потом вздохнул и кивнул:

— Спасибо.

Они даже не успели рассовать карасей для хранения — вошедший Мальвони отвлёк их уже свмим своим видом. Итальянец был откровенно бледен.

— Ребята, — выдохнул он, — через полчаса построение роты в парадной форме. Расстрел…

10

Парадную форму Витька надевал второй раз в жизни. Первый раз это было перед выпуском из лагеря. Сейчас, как и тогда, его трясло, словно на сильном морозе. Но тогда он знал — это нервный озноб, вызванный величием момента. А сейчас… впрочем, может быть, и сейчас это было величие — но страшное. Тело Витьки двигалось совершенно автоматически — в голове была каша.

Отделение собиралось в полном молчании. Никто ни с кем не говорил, избегали даже смотреть друг на друга — и двигались как-то замедленно, словно бы старались все оттянуть предстоящий момент.

Витька всегда гордился парадной формой. И не думал, что придётся когда-нибудь надеть её по такому ужасному поводу.