Берег мечты - Гиррейру Виктория

— Неужели ты дочь Лауры и Леонсиу? А мы-то считали, что малышка погибла вместе с ними. – Рита с нежностью смотрела на девушку. – Подумать только! Жива!

— Освалду мне говорил, что мама перед самым отъездом принесла меня к ним. Она чего-то боялась. Словно предчувствовала беду. И правильно предчувствовала.

Они сидели, обнявшись, взволнованные, потрясённые.

— Я не могу возвращаться к Августе, — внезапно сказала Ливия. – Из-за своих дурацких амбиций она лгала мне, ничего не рассказывала ни об отце, ни о матери. Когда твои близкие с тобой, ты становишься сильнее. Августа сделала меня сиротой.

Произнося эти слова, Ливия не подозревала, насколько она была близка к истине, хотя говорила о своём душевном, психологическом ощущении. И тут же она вспомнила ужасную сцену истерики, когда Августа бросилась на неё с ножом. Нет, Ливия больше не хотела иметь ничего общего с совершенно сумасшедшей тёткой.

— Я туда не вернусь, — тихо и упрямо сказала она.

— Мой дом – твой дом, — откликнулась Рита, — побудь у нас, разберись с собой.

— Спасибо, — отозвалась Ливия. – Мне и вправду нужно немного прийти в себя. Сейчас я ненавижу их всех – Леонтину, Освалду, Августу, — они все мне лгали! Они украли моё прошлое. Они украли у меня возможность быть самой собой.

Решив, что она не вернётся в дом, Ливия внезапно успокоилась. Она нашла своего отца. Сколько лет она искала его, и вот у неё есть его портрет. Отец улыбался ей. Он любил её. И она тоже очень любит его. Как хорошо, что отец её был рыбаком! Тяга к морю, значит, у неё в крови. Значит, не случайно её сердце выбрало Гуму!… Ливия вдруг почувствовала себя очень счастливой. Она вернулась в свой мир, и в этом мире всё было исполнено любви…

А тем временем Освалду, сумевший победить в трудном бою с Августой, специально приехал к Гуме, чтобы пригласить его вместе с Ливией на семейный ужин в дом Проэнса.

Ливия же сообщила ему, что вообще не вернётся домой, поскольку узнала правду о своих родителях, которую все члены семьи Проэнса не просто скрывали от неё, а пошло и безжалостно лгали ей.

— Этого я вам никогда не прощу! – гневно заявила она.

Освалду был очень огорчён, он любил Ливию как родную дочь.

— Я всегда хотел, чтобы ты всё знала, но Августа… Что тебе объяснять? Августа есть Августа.

Ливия молчала. Освалду тоже замолчал, потоптался и ушёл.

Затем уговаривать Ливию пришли Леонтина с Родолфу. Леонтина крепко обняла Ливию.

— Поверь мне, девочка, я и сама ничего не знала! Я получила от твоей мамы письмо, она была счастлива, вот и всё, что я знала. Знала о твоём рождении. А когда увидела тебя, то сразу полюбила…

На глазах у Ливии показались слёзы. Она не сомневалась в любви тёти Лео и не хотела обижать её, доставлять ей лишнюю боль.

— Я тоже тебя люблю, тётя Лео, — ответила Ливия. – Но я не могу оставаться там, где мне лгали всю жизнь.

— Я тоже в ужасе от того, что узнала. Мне и в голову не приходило, что Августа на такое способна. И всё-таки не отказывайся от родных, моя девочка, — продолжала Леонтина. – Мы тебя очень любим, поверь мне! Освалду просто в отчаянии. Ты же знаешь, он человек чувствительный, ранимый. Ты для него свет в окошке. Я слышала, как он ругал Августу за то, что выжила тебя из дома…

Леонтина разговаривала с Ливией, а Селминья разговаривала с Родолфу. Она была поражена, увидев своего принца.

— Ты нашёл меня? – спросила она замирающим голосом.

— И не думал, — отозвался Родолфу. – Я понятия не имел, что ты здесь.

Селма Лунный Свет сразу поникла. Как она мечтала о своём принце! Ей показалось, что и он к ней неравнодушен, но она ошиблась. Сейчас, при свете дня, она видела, что ошиблась – Родолфу, из-за которого она вернулась в родной город, и думать забыл о ней.

— Ты болеешь? Ну, так поправляйся, поправляйся, — сказал он с тем безразличием, которое ранит больнее ненависти или злобы.

Ещё один воздушный замок рухнул. Увы!

Гума удивился, увидев в своём доме Ливию. Ещё больше он удивился, когда узнал, что их родители дружили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А что, если они сосватали нас давным-давно? – спросил Гума Ливию.

— Я уверена, что так оно и было, — ответила она. – Мне почему-то кажется, что мы с колыбели предназначены друг для друга. А ты вправду меня любишь?

— Нет ничего правдивее и искреннее моей любви, — торжественно отвечал Гума. – Ты для меня как море, как солнце, без которых нет жизни. Ты – моя жизнь, Ливия!

Вернувшись из колледжа, а может быть, и от Фреда, Луиза удивилась не меньше Гумы, когда увидела Ливию. А узнав, что Ливия не хочет возвращаться домой, вообще приняла это за розыгрыш. Она не могла поверить, что существует человек, который может предпочесть нижний город верхнему. Потом Луиза поняла, что её не разыгрывают, и высказала своё мнение Ливии:

— Ты ничего не понимаешь в жизни! Я, например, никогда не влюбилась бы в рыбака. И если бы у меня был выбор, то я предпочла бы сына префекта!

Глава 20

Феликс Геррейру негодовал. Получить такой подлый удар в спину! И от кого? От своего же заместителя! Стоило лишь на несколько дней уехать из города для встреч с избирателями, как Эпифания тут же вздумала поиграть в популизм, показать себя истинной защитницей интересов простого народа. Эта зарвавшаяся бабёнка воспользовалась властью, временно оказавшейся в её руках, и выдали рыбакам ссуду из городского бюджета! Им, видите ли, позарез понадобился рефрижератор для перевозки свежей рыбы! И теперь невозможно даже отозвать чек из банка, потому что рефрижератор уже куплен…

— Вы превысили свои полномочия, дона Эпифания, и я вынужден поставить крест на вашей карьере! — в бессильной злобе заявил Феликс, а в ответ услышал:

— Сеньор Феликс, вы бредите! На этот пост меня избрал народ, и не вам меня увольнять.

Феликс буквально захлебнулся от возмущения. Воздух, который он в тот момент вздохнул, застрял у него в горле комом. И, лишь откашлявшись, он снова попытался поставить на место Эпифанию:

— Это вы бредите! Народ избрал меня, люди голосовали за меня, а вы прошли прицепом. И не забывайте: конгресс нашей партии утвердил меня кандидатом в губернаторы штата! У меня есть сила, есть влияние. Если вы пойдёте против меня, я прикажу исключить вас из партии. Я раздавлю вас, потому что без партии вы никто!

Эта угроза не подействовала на Эпифанию, и она ответила ещё более дерзко:

— Вы заблуждаетесь! Я сразу вступлю в оппозицию и поддержу тех депутатов, которые требуют создать парламентскую ревизионную комиссию для расследования допущенных вами нарушений закона. Известный вам дядюшка Бабау уже выступил с депутатской инициативой по поводу этой комиссии, а я тут обнаружила множество сомнительных документов, пока сидела в вашем кресле, сеньор префект!

После такого предупреждения Феликсу пришлось срочно менять тактику.

— Хочу напомнить вам, дона Эпифания, — сказал он мягким примирительным тоном, — что вы пока ещё являетесь членом нашей партии, а потому должны согласовывать свои действия со мной. Надеюсь, впредь вы именно так и будете поступать, ведь мы с вами находимся в одной упряжке.

Предложив ей этот компромисс, Феликс фактически признал своё поражение в схватке с Эпифанией, но сдаваться он вовсе не собирался. Он придумал, как повернуть ситуацию в свою пользу и вырвать у Эпифании лавры победителя. На празднике, устроенном рыбаками в связи с покупкой рефрижератора, он выступил с пламенной речью, в которой поздравил их с важным приобретением и похвалил Эпифанию за исполнительность, пояснив собравшимся, что она всего лишь действовала по его указке, выделив им ссуду из городского бюджета.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ошеломлённая Эпифания при этом стояла молча, считая ниже своего достоинства оправдываться и перебивать префекта протестующими выкриками.

Феликс уже почувствовал вкус победы, но тут раздался звучный голос Гумы: