Портрет дамы - Диана Стаккарт

— Вы практически одного размера с юной Дельфиной, так что мне даже нет необходимости снимать с вас мерки.

По всей видимости, он уже изготовил для костюма Катерины множество прекрасных белых рубашек, корсажей и рукавов. Присмотревшись повнимательнее, я обнаружила, что многие из них остались со знаменитой «живой» шахматной партии, где фигуры были одеты в белое и черное. Я лениво подумала, была ли графиня в числе тех, кто принимал участие в игре в этот день. Даже если это было и так, она ничего не сказала портному, пока он оборачивал вокруг нее шелк и дамаст.

Я помогла Катерине надеть подобранные им части костюма, и пока она любовалась собой в зеркале в углу комнаты, Луиджи быстро отвел меня в сторонку.

— Что случилось с тем прекрасным платьем, которое я для тебя сшил? — спросил он шепотом, показывая на мой новый костюм из красного шелка. Прежде чем я успела открыть рот, он обреченно вздохнул: — Нет, только не говори мне, что…

— Не беспокойтесь, синьор, его скоро починят, и оно будет как новое, — тоже шепотом ответила я. В данный момент меня куда больше волновал Пио.

Жаворонок в клетке, очевидно, понял, что ему можно не опасаться потенциального хищника, и дразнил его своим щебетанием. Пио, в свою очередь, отказывался смириться с тем фактом, что добыча находится вне досягаемости его зубов, поэтому он подпрыгивал на своих длинных ногах в надежде схватить птицу.

Мы оставались в мастерской еще какое-то время. Наконец отложив свою веревку и булавки, Луиджи сказал графине:

— Мне понадобится около двух дней, чтобы закончить костюмы, и я дам вам знать, когда можно прийти на последнюю примерку.

— Вы уверены, синьор Луиджи, что они будут готовы к маскараду? — нахмурившись, спросила Катерина.

Луиджи развеял ее сомнения.

— Они будут готовы даже раньше.

Он перевел взгляд на Пио. Пес наконец-то признал свое поражение, и теперь, положив морду на передние лапы, лежал под клеткой, своим обиженным видом напоминая графиню.

— На самом деле у меня, возможно, даже будет время, чтобы сшить этому прекрасному псу новый ошейник.

— Вы так добры! — воскликнула она, как всегда улыбаясь при упоминании ее любимца.

— Пойдем, Пио, — обратилась она к животному, слегка дернув за поводок. — Синьору Луиджи нужно работать.

Снаружи, на узкой дороге, нас ждала маленькая повозка, управляемая одним из людей герцога, на которой мы и приехали в мастерскую Луиджи. Но когда он собрался помочь ей сесть внутрь, она капризно взмахнула рукой.

— Я хочу прогуляться, — заявила она. — Ты можешь следовать за нами на расстоянии, чтобы лошадь не наступала нам на пятки.

Возница поклонился и, после того, как мы прошли какое-то расстояние по мощеной дороге, взялся за поводья, исполняя ее приказ. Хотя, конечно, моего мнения на этот счет никто не спрашивал, я не возражала против этой перемены в планах. Дороги были настолько неровными, что путешествуя подобным образом, даже при медленной езде, всегда существовала опасность свалиться с жесткого сиденья. Гораздо удобнее было ехать верхом или просто идти.

Катерина тем временем с жадностью разглядывала горожан, спешащих по своим делам. Порой она останавливалась возле мясной лавки или аптеки и присаживалась у фонтана, чтобы сделать глоток воды и отдохнуть. Мы с Пио с радостью следовали за ней, наслаждаясь прекрасным днем. Через некоторое время, однако, она повернулась ко мне.

— Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло, Дельфина, что ты всего лишь дочь торговца, — сказала она со вздохом, напомнив мне о моей вымышленной семье. — Ты можешь ходить в город, когда тебе вздумается, а я даже на рынок не могу сходить одна. И даже когда меня сопровождают слуги, я лишена возможности самой делать покупки и разговаривать с торговцами, потому что мне это не подобает. Я должна послать кого-нибудь за товарами, а сама ждать в повозке.

Она покачала головой и вздохнула еще сильнее.

— В самом деле, иногда я жалею, что родилась в семье графа!

Пока я боролась с искушением сказать ей, что множество голодных бедняков, живущих на окраинах города, с радостью поменялись бы с ней местами, она схватила меня за руку и заставила подойти ближе.

— Ты счастлива, что сможешь присутствовать на балу вместе с придворными, хотя ты всего лишь дочь торговца? — радостно спросила она. Я кивнула, и она продолжила: — Видишь, я оказала тебе услугу. А теперь, Дельфина, я жду от тебя ответной услуги.

— Разумеется, графиня, — машинально согласилась я, хотя по ее заговорщицкой улыбке догадалась, что речь пойдет о необычной просьбе. — Что вы хотите, чтобы я для вас сделала?

— Это всего лишь небольшое поручение. Мне нужно, чтобы ты отнесла записку кое-кому.

Внезапно я вспомнила оброненные Эстой слова о том, что Беланка носила записки по поручению графини. Я тогда еще подумала, что если мне удастся узнать, что содержится в этих посланиях и кому они предназначены, можно будет приоткрыть завесу над тайной смерти Беланки.

Стараясь скрыть охватившее меня возбуждение, я ответила:

— Конечно, графиня. Кому я должна ее доставить?

Улыбка сползла с ее лица, она огляделась, чтобы убедиться, что возница не может нас слышать.

— Прежде всего, ты должна поклясться, что никому не расскажешь о моей просьбе, — быстро прошептала она. — Ты также должна сохранить в тайне имя человека, которому предназначены мои письма, иначе слухи об этом дойдут до моего кузена герцога. Это может оказаться опасным и для меня, и для этого человека. Поклянись, Дельфина!

Я колебалась, зная, что должна буду все рассказать учителю, и зная также, что если я дам слово, то не нарушу его. Но, возможно, я смогу найти способ, как сообщить правду учителю, не говоря ему ее прямо.

Я быстро кивнула.

— Клянусь, что никому не расскажу об этом без вашего позволения, графиня, — тихо ответила я, перекрестившись для убедительности.

Удовлетворившись моим ответом, она отпустила мою руку. Затем, свободной рукой — в другой она держала поводок Пио — она вытащила из корсажа свернутый платок и коснулась им лица, словно вытирая пот со лба.

— Записка зашита в этот платок, — прошептала она, — сейчас я его уроню, и ты должна будешь его поднять. Но не отдавай платок мне. Спрячь его в рукав, и я скажу тебе, что с ним делать.

Не дожидаясь моего ответа, она отвернулась от меня, словно для того, чтобы что-то сказать Пио. Затем, почти незаметно, платок выпал у нее из рук. Я остановилась и схватила его, практически до того, как он успел коснуться мостовой, и засунула в рукав, как она мне и наказывала.

— Отлично, — сказала она, взглянув на меня искоса. — Теперь, слушай мой план. Когда мы дойдем до ворот замка, я сяду в повозку и попрощаюсь с тобой, как будто ты остаешься в городе на какое-то время. Ты подождешь несколько минут, пока мы не въедем в замок. Тебе пока все понятно?

— Да, графиня. И что должна буду делать дальше?

Она понизила голос так, что я с трудом ее слышала. — Затем ты пойдешь к воротам, но не проходи через них. Ты должна сказать страже, что у тебя срочное послание к капитану.

— Капитану стражи? — прошептала я в ответ. — Вы имеете в виду Грегорио?

— Да.

Снова оглянувшись, чтобы увериться, что нас не подслушивают, она счастливо улыбнулась.

— Это так волнующе! — тихонько воскликнула она. — Я всегда боялась, что мне никогда не доведется испытать настоящей любви. В самом деле, я была уверена, что отправлюсь в могилу, познав лишь объятия какого-нибудь старого герцога, за которого мой кузен однажды выдаст меня замуж.

Ее улыбка стала еще шире.

— Но все изменилось несколько месяцев назад, когда Грегорио приехал в замок. Он о чем-то разговаривал с моим кузеном, а я проходила мимо. Я увидела его, и он увидел меня… и мы стали втайне от всех обмениваться письмами и даже порою встречаться.

— Но как же так? — спросила я еле слышно. — Ведь…

— О, не стоит так возмущаться, Дельфина, — продолжила она, отмахиваясь от моих возражений. — Да, мы принадлежим к разным сословиям, но это еще более романтично. Я влюблена, и он тоже заверил меня в своей преданности. Он сказал мне, что никогда не дотронется до другой женщины, раз я не могу принадлежать ему. Разве это не чудесно?

Я улыбнулась в ответ, пытаясь скрыть замешательство. Хотя я и подозревала, что их отношения с капитаном были гораздо более дружественными, чем это позволяли приличия — учитывая разницу в их положении, — все же ее признание застало меня врасплох. Конечно, будь это для нее просто забавой, на эти отношения можно было бы смотреть сквозь пальцы до тех пор, пока о них никому не было известно. Но, кажется, она на самом деле считала, что влюблена и что Грегорио отвечает ей взаимностью.

Я невольно ощутила прилив жалости к ней. Неужели она единственная не знала правды: того, что он был менее постоянен, чем стремился ей внушить? Я не могла не вспомнить все эти пересказываемые шепотом истории о слабости Грегорио к красивым женщинам, не говоря уже о его собственном признании, что некоторых женщин он знает лучше, чем других.