Солнце восемь минут назад - Анна Витальевна Малышева

– Изнанка иногда может сообщить больше, чем лицевая поверхность.

– С людьми так же, – заметил Максим. – Что же сообщила вам изнанка?

Александра встала, сняла с каминной решетки высохшую куртку. Оделась, натянула шапку.

– Зайдите ко мне на минуту, – сказала она, останавливаясь на пороге. – Я должна вам кое-что показать.

Когда они вышли на веранду, их встретил усилившийся ветер. Снег носился в воздухе, не долетая до земли.

– Лучше бы вы остались, – проговорила Александра, направляясь к своему шале по дорожке. Максим шел следом.

– Я бы с удовольствием, – откликнулся он. – Посидели бы еще у камина, поболтали. Вы не поверите, я иногда целый день общаюсь с разными людьми, а поговорить не с кем.

«Так-так, – у Александры было мало поводов для веселья, но она невольно начала улыбаться. – Е2-Е4. Не очень оригинально, но неизменно впечатляет». Ничего не ответив, она поднялась на крыльцо, отперла дверь и жестом пригласила Богуславского следовать за ней.

– Только осторожно, не наступите, – предупредила художница, включая верхний свет.

Тот опасливо подошел к первому из загрунтованных холстов, склонился. Александра тем временем пробралась вдоль стенки к камину и подбросила дров.

– Завтра начнем наклеивать олеографии, – сообщила она. – На кухне, надеюсь, найдется скалка?

– Скалка? – Максим поднял на нее недоумевающий взгляд.

– Да, мы создадим клеевой слой, приложим сверху олеографию, и когда немного схватится, прокатаем все скалкой, чтобы отпечатался рельеф. Пресса-то у меня нет.

– Должно что-то быть. – Максим выпрямился. – Знаете, я никогда не видел, как работает отец. Сейчас как будто рядом с ним побывал.

Александра слышала стук собственного сердца. Оно колотилось то в груди, то в горле, то в ушах. Голова слегка кружилась, как на краю пропасти. Она наклонилась, подняла с пола один из холстов и повернула его изнанкой к заказчику.

– Вы видите черную печать? – спросила она.

Максим близоруко сощурился:

– Вижу.

– Это старинная печать лодзинской фабрики, где ткались эти холсты. Ею отмечался каждый аршин при сдаче работы. Конечно, попадет она в работу или нет, зависит от размера холста. И от того, как раскраивается холст. Где-то она есть с изнанки, где-то ее нет. Где-то попала половина с краю.

Александра перевела дух и закончила:

– Как на венке вашего покойного отца.

Богуславскому потребовался миг, чтобы осознать услышанное. Затем его глаза стали похожи на ярко освещенные мишени в тире.

– Мне не приходило в голову, – медленно заговорил он, – взглянуть на изнанку. А печать? Та же?

Александра молча кивнула. У нее было чувство, будто она уже летит в бездну. Бездной был этот человек, который одновременно пугал и притягивал ее.

– У кого вы купили холст?

Голос Богуславского звучал необычайно нежно, глаза внезапно стали веселыми. Но она видела не его. Перед ней возникло добродушное, отекшее лицо Мусахова, она слышала его хрипловатый голос, тот голос, который всегда давал ей только добрые советы. «Приятель штамповал венки в подвале… Подвалы тянутся до метро “Лубянка”, как он любит шутить… И как быстро он нашел холст, тот самый проклятый холст».

– Не хотите говорить. – Это был не вопрос, а утверждение. – Боитесь за кого-то из знакомых? Мне нужно навести справки, не более того.

Александра покачала головой:

– Этот человек не мог выдать вашего отца.

– В таком случае зачем его от меня скрывать? – заметил Максим. – Знаете, я ведь недорассказал историю про антикварный магазин в Цюрихе. Хозяйка продала мне информацию, в конце концов. Это был вопрос цены, как всегда. Венка попала к ней через третьи руки, и, когда я нашел, наконец, первого владельца в Москве, выяснилось, что он давно уже мертв. Среди таких людей смертность вообще высокая. Свои сокровища этот любитель искусства держал в загородном доме. И сам там жил безвыездно. Дом…

Его щеку снова дернул тик.

– В паре километров отсюда, рядом с шоссе. Дом был давно продан, но рядом – поселок, и там все осталось примерно как двадцать пять лет назад. Те же дома, те же люди. Слишком далеко от Москвы, чтобы что-то быстро менялось. Я легко нашел людей, которые помнили те времена и того типа. Некоторые рассказывали за деньги, другие без денег, просто потому, что ненавидели его. Ненавидели опять же за деньги. На том месте, где мы с вами сейчас находимся, двадцать пять лет назад начали валить лес. Хотели построить коттеджный поселок. Так и не построили, застройщик обанкротился. Зато этот коллекционер стал иногда использовать участок в своих целях.

Максим сделал паузу, отчего-то обернувшись к окну. Александра тоже туда взглянула, но за окном была только ночь.

– Местные жители все знали, а кое-кто и видел своими глазами, что тут происходило, – продолжал Максим. Теперь он остановил взгляд на Александре. – Словом, два года назад я сперва арендовал, а потом купил этот участок. И здесь я нашел отца. По камню. У этого коллекционера был обычай так отмечать место. Тоже вроде коллекции. Местные называют этот участок «Сад камней». Их было много.

– Вы… – задохнулась художница. – Хотите сказать, что нашли могилу отца… Здесь?!

– Именно, – кивнул Богуславский. – Конечно, через четверть века опознать тело было уже невозможно, но сейчас есть методы, которыми прежде не владели. Ваша подручная, Нина, могла бы многое рассказать об этом.

– Как же вам в голову пришло… – Александра никак не могла набрать полные легкие воздуха. Ее что-то душило. – Построить на таком месте отель?!

Богуславский удивленно приподнял брови:

– Вы это серьезно? Вы никогда не слышали о том, что душа предка – это самый надежный покровитель и охранник?

Художницу передернуло.

– А… Где он сейчас? – опасливо спросила она.

– Разумеется, здесь, – сухо ответил Богуславский. – Официально отец все еще не найден. Я кремировал останки и похоронил их на том же месте. Со всем уважением. И то, что я вам сейчас рассказал, не для передачи третьим лицам, само собой. Во-первых, людям свойственно бояться того, чего бояться совершенно не следует. А во-вторых, я предпочитаю, чтобы о нем все забыли.

– Но… Почему?! – вырвалось у Александры.

Богуславский пожал плечами, словно дивясь ее недальновидности:

– Почему? Да потому, что у него могут оказаться долги, о которых я ничего не знаю. В тех кругах, где он предпочитал вращаться, срока давности не существует. Если его кто-то еще ждет – пусть ждет. Юридически отец даже не считается безвестно отсутствующим, мы с матерью не подавали в розыск, в полицию. А в суд, для признания за ним статуса безвестно отсутствующего, можно подать только после заявления в полицию.

Он подошел к Александре вплотную:

– И кстати, Жора ничего не знает. Да и не его это дело. Так что прошу ничего ему не передавать.

Художница отступила на шаг, едва не споткнувшись. Богуславский протянул было руку, чтобы поддержать ее, но она увернулась.

– Я никому не скажу. – Она с трудом разомкнула дрожащие губы. – Но я хочу отсюда уехать. Я… Верну деньги.

– Вы испугались, – Максим произнес эти слова как будто с удовлетворением. – На самом-то деле бояться нечего. Ваше шале даже не рядом с могилой.

– Это место… Там лежит красный крашеный камень? Там, где должен быть восьмой дом?

Максим уважительно склонил голову:

– Браво. А я все думал, кто первый догадается. Совершенно верно, в плане территории заложен солнцеворот, победа жизни над смертью. Это происходит каждый год, и это неизбежно. Так что в смерти нет ничего ужасного. Все, что умирает, – возрождается. Так вы скажете мне, кто продал холст?

Оглушенная резким поворотом, Александра покачала головой. Богуславский подошел к столу, взял в руки свернутые остатки холста. Брезгливо морщась, понюхал.

– Можно забрать? – осведомился он.

– Материал куплен на ваши деньги и принадлежит вам, – ответила Александра.

– Вы, помнится, упоминали какой-то магазин