Солнце восемь минут назад - Анна Витальевна Малышева

Наконец, появилась связь. Телефон без передышки принимал сообщения и письма, накопившиеся больше чем за сутки. Александра едва успевала их просматривать. Зайдя в переписку с Мусаховым, она увидела, что сообщение с геолокацией отеля отправлено, но еще не прочитано. Было без нескольких минут семь. Александра решилась позвонить.

Мусахов ответил, когда она уже собиралась сбросить вызов.

– Наконец-то! – раздался низкий, густой голос. – Я вчера весь день тебе звонил. Где ты?

– Все еще в отеле. – Александре мешали говорить нервные спазмы, сжимающие горло. – Я послала вам геолокацию.

– Спасибо, деточка, посмотрю. Как дела?

– Иван Константинович, – решилась она, – боюсь, я сильно навредила вам.

– Мне? – изумился торговец картинами. – Как ты умудрилась, сидючи в лесу? Шутишь?

– Хотела бы шутить, Иван Константинович, – вздохнула Александра. – Скажите, вы были когда-нибудь знакомы с… Юрием Богуславским? Как звали вашего приятеля, который делал венки, неотличимые от картин?

В трубке слышалось только тяжелое дыхание и какие-то шорохи. Через полминуты Мусахов медленно, тяжело проговорил:

– Он что, жив?

– Мертв, и давно, Иван Константинович. – Сердце так колотилось, что шум крови в ушах мешал ей говорить и слушать. – Один из его клиентов обнаружил, что все это время покупал венки вместо картин. Он убил Богуславского. Совершенно средневековым способом. В девяносто шестом году, если я правильно запомнила.

– Господи помилуй, – голос Мусахова выцвел. – Кто тебе рассказал?

– Его сын. Это мой заказчик. Я очень жалею, что не сказала вам его имени, когда вы допытывались. Вы бы сразу поняли, правда? Максим Юрьевич Богуславский. Вы знали его?

– Нет… Нет… – Собеседник явно был в смятении. – У нас с Юрой были чисто деловые отношения, о личных делах мы не говорили, в гости друг к другу не ходили. Но я знал, что у него есть сын, совсем маленький, Юра фотографии как-то показывал. Сколько же ему лет сейчас?

– Это не тот, это Жора, – нахмурилась Александра. – Я говорю о старшем сыне, от законного брака. Когда ваш приятель погиб, Максиму было года двадцать четыре.

– О старшем я ничего не слыхал, – задумался Мусахов. – Юра говорил только о малыше. Когда я его убеждал бросить к чертям венки, он твердил, что это ради ребенка. Уже чувствовал, что земля под ним начинает гореть, но все держался за эту гнилую аферу, ради денег. Буквально незадолго до исчезновения советовался со мной, как лучше поступить: оформить на сына завещание или вклад? Мне этот разговор потом вспоминался. Но он говорил только об одном сыне.

Торговец картинами вздохнул.

– А старший сынок, значит, отель выстроил? – продолжал он. – Дело хорошее. Только зачем ему венки? Можно купить интерьерные картины недорого. Хотя бы у меня! Семейное это у них, что ли…

– Иван Константинович. – Александра чувствовала себя так, словно готовилась прыгнуть в ледяную воду. – Я делаю венки с венки, копирую последнюю работу Юрия Богуславского. Георг Генрих Крола, сцена охоты.

– Помню, – тут же откликнулся Мусахов. – Отлично помню. Действительно последняя работа.

– Максим тоже ее вспомнил, когда случайно увидел в антикварном магазине, и купил. Это помогло ему, в конце концов, выяснить, как и когда погиб отец. Но дело даже не в этом.

Она сделала паузу. Собеседник молча ждал.

– Я заподозрила, что передо мной венка, не сразу. Сперва обратила внимание на красочный слой. Затем попросила разрешения снять задник. И увидела тот самый лодзинский холст, который достали для меня вы. С теми же печатями, того же качества. Да вы и сами говорили мне, что это тот самый холст, который погубил вашего приятеля. И я…

Художница набрала полные легкие воздуха.

– Я показала Максиму изнанки своих будущих венок. Он стал спрашивать имя и адрес продавца. Я ничего не сказала. Но оказывается, я прежде как-то обмолвилась, что все купила в одном магазине, неподалеку от Кузнецкого Моста. Я не помню этого, а он тут же вспомнил.

Пауза. Шорохи в трубке.

– Иван Константинович, Максим считает, что его отца предали. Все эти годы ему не за что было зацепиться, он не знал ни о каких контактах отца. Убийца Юрия Богуславского давно уже мертв. Теперь Максим ищет того, кто выдал его клиенту.

– Как ты понимаешь, это был не я, – спокойно ответил торговец картинами. – Если бы я промышлял такими вещами, выдавал партнеров, меня бы уже давно на свете не было. Убрали бы либо те, либо другие, нашлись бы желающие. Такие вещи всегда становятся известны. Юру выдал кто-то не из нашего круга.

– Если Максим найдет вас, сможете его в этом убедить? – спросила художница. – Он должен будет поверить на слово, а мне кажется, это не в его обычаях.

– Деточка, предоставь все мне. – В голосе Мусахова послышалась знакомая снисходительная улыбка. – Спасибо, что предупредила, буду наготове. А что, он… Опасный тип?

– Не знаю, – честно ответила Александра. – У него не совсем обычное отношение к смерти. Это может говорить как о ненормальности, так и об абсолютной норме.

– Что же, – ответил Мусахов, подумав несколько секунд. – Любопытно будет с ним познакомиться. Юра тоже был со странностями. В то, что он когда-нибудь умрет, точно не верил, потому и промышлял венками. Знаешь, Саша, есть люди, которые не чувствуют боли, такое вот отклонение. Они редко доживают до зрелых лет. Боль – это сигнальная система, а она у них не работает. А есть люди, которые не чувствуют опасности. Выводы делай сама. И…

Торговец картинами издал протяжный вздох, словно примиряясь с неизбежным:

– Если он еще раз попросит, просто назови ему мое имя и дай адрес.

Следующие полчаса Александра просидела у окна, проверяя почту, то и дело поглядывая на большое шале. В половине восьмого осветилось окно в столовой, зажегся свет на веранде. Стала видна часть подъездной площадки. Но темнота на неосвещенном участке сгустилась еще больше, и Александре не удавалось разобрать, сколько там стоит машин и открыты ли по-прежнему ворота.

Она оделась, сунула телефон в карман и вышла на крыльцо. Воздух оказался неожиданно мягким, небо – ясным. Александра посмотрела в сторону шале Аристарха. Все окна были темны. Художница направилась к главному шале, повторяя про себя последние слова Богуславского, прозвучавшие как приказ. «Спала, никто не приходил, ничего не знаю и не видела».

Поднявшись на освещенное крыльцо, Александра еще раз взглянула в сторону ворот. Они остались открытыми. Черного внедорожника Максима и белой «тойоты» Сазоновых на площадке не было.

…В столовой она застала Жору, озадаченно разглядывавшего на просвет бутылку коньяка. Руки у парня заметно дрожали после вчерашнего перенапряжения.

– Ну, Максим дает. – Жора перевел взгляд на Александру, возникшую в дверях. – Бутылка была целая. Или вы все вместе угощались?

– Я никакой бутылки за ужином не видела, – ответила Александра.

– Вообще-то Максим не пьет, – многозначительно произнес Жора, словно пытаясь оправдать брата. – Расстроился, может. Где он, интересно? Наверху его нет.

– Его машины тоже нет, – не выдержала Александра. – И «тойоты» Аристарха, нашего дизайнера, тоже. А ворота настежь.

Круглые глаза сторожа приобрели совсем уж рыбье, бессмысленное выражение. Секунду он обдумывал услышанное, потом засеменил к входной двери. Убедившись в достоверности слов Александры – для этого хватило одного взгляда, – парень уставился на художницу.

– А что случилось?

Она пожала плечами и прошла к камину, не желая, чтобы Жора видел ее лицо.

– Понятия не имею. Я спала как убитая.

Осекшись, Александра взяла кочергу и поворошила насквозь прогоревшие угли. Жора подошел ближе:

– Я чего-то не понимаю. Максим никогда не бросал ворота нараспашку.

– А попробуйте ему позвонить, – посоветовала Александра. – У меня появилась мобильная связь, наверняка у вас тоже.

Жора исчез на втором этаже и вскоре вернулся с мобильным телефоном в одной руке и с пультом от ворот в другой. Его намного больше занимал пульт. Спускаясь с последней ступеньки, он издали показал его Александре: