Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова

тело затечет — его выбор. В конце концов, выгонять Савранского на улицу не правильно, не после того, что он для меня сделал.

А фантазировать, что все это хитрый план, лишь бы пробраться ко мне в кровать… у меня с самомнением еще все в порядке. Мужчин, способных на подобные многоходовки либо выдумали авторы, либо сценаристы. В жизни я их не встречала.

Поэтому я даже не закрываю дверь в спальню. Незачем. Падаю на подушки и засыпаю.

А ночью мне снится страшный сон.

Самый пугающий и самый реалистичный кошмар.

Глава 26

От запаха акации сносит голову. Он плотный, медовый и настолько сладкий, что хочется зачерпнуть его ложкой и попробовать на вкус. Мурашки по телу. Я дышу жадно и почти тону в этом божественном аромате и в чувстве счастья, накрывшего меня как гигантская волна.

— Мама, правда, красиво?

Меня за руку держит девочка. Тонкая фигурка, ссадины на коленках, две косички, как у Пеппи длинный чулок. Она действительно похожа на моего мужа, все как когда-то сказала старая гадалка. Только в ее живом, подвижном лице, есть и я тоже: мой взгляд, моя мимика, моя улыбка.

Потому что это моя девочка, моя дочь.

— Красиво, — улыбаюсь, и чувствую, как глаза щиплет от слез.

Я никогда не думала, какой бы была моя малышка, не рвала понапрасну сердце. Сделанного не воротишь, и за свою ошибку я наказана сполна. Но сейчас, стоя рядом с ней, я умираю от нежности и страха, потому что понимаю — это просто сон и скоро он закончится.

— Ты не уйдешь?

— Уйду, ты сама меня прогнала, мама. Но когда-нибудь я вернусь снова.

— Пожалуйста… — всхлипываю я, и еще крепче хватаюсь за руку дочери.

Она ни разу мне не снилась. Не простила предательства, а потому ушла навсегда. И это первый раз, когда я вижу ее, свою далекую и такую родную малышку.

Опускаюсь на колени, касаюсь пальцами ее щек, провожу по губам, задерживаюсь на маленьких, как у мышонка ушках. Я хочу запомнить ее, выбить в своей памяти, как татуировку на коже.

Но мне не дают этого сделать.

— Кнопка, тебе пора, — слышу до боли знакомый голос.

Оборачиваюсь, за спиной стоит Филипп, а рядом с ним, обхватив руками круглый живот, жмется Нюра.

— Ты не заслуживаешь ее, Римма, — от улыбки мужа все внутри сводит судорогой. — Ты настолько ничтожна, что мне тебя даже не жаль. Скоро любимая женщина подарит мне сына, а ты так и останешься одна. Без книг, без друзей, без денег, без молодости. А потом я заберу у тебя даже воспоминания о том, как ты была счастлива когда-то. Ничего не останется!

Изо всех сил цепляюсь за руку дочери, но невидимая сила растаскивает нас в разные стороны.

— Пожалуйста, не надо! — Кричу вслед своей девочке. — Оставь мне хотя память о ней! — Бегу, падаю на острые камни, разбиваю колени в кровь, но мне уже не больно.

Другая боль оказывается сильнее.

Я вижу удаляющиеся силуэты и слышу голоса. Потом пропадают и они.

Налетевший на деревья ветер срывает цветы акации и те дождем «проливаются» на землю, а вслед за ними резко желтеют и опадают листья.

Листья как мои годы. С каждой секундой руки становятся суше, морщинистее, а на коже появляются старческие пятна. Трогаю пальцами лицо, и понимаю, что я уже совсем старушка.

Он забрал и это — мою молодость.

Нет, не так.

Я сама ему все отдала. Потому что любила, потому что не знала, что нужно иначе, потому что сломалась, когда другие справляются и идут дальше.

И некого обвинять. И не зачем кричать.

Все сама. Все сама…

Но я кричу. Разрываю ночную тишину диким, почти звериным воплем женщины, которая не готова сдаваться.

— Тише, Римма, тише, — как из глубокого колодца, меня вытягивают из этого страшного сна, — я здесь, маленькая. Я здесь, любимая. Все прошло, все закончилось, это просто сон.

Никита целует меня, нежно, едва касаясь губами губ.

— Я спасу тебя от всего на свете, только дай мне этот шанс, — раздается тихий шепот.

— Я никогда не уйду, пока ты сама не прогонишь, — это звучит не снаружи, за пределами разума, а где-то глубоко внутри. Отбивает, вместе с ударами сердца. Сердца, которое наконец, начинает жить.

* * *

Утро наступает ближе к обеду. Просыпаюсь рядом с Никитой, у него на груди, прижатая так крепко, что уже никакая сила не сможет нас разъединить. Улыбаюсь, трусь щекой о Савранского как сытая кошка.

Я знаю, что неправильно.

Я знаю, что у этого нет перспектив.

Я все знаю.

Но разрешаю себе побыть счастливой, хотя бы немного, самую малость, до тех пор, пока он сам от меня не уйдет.

Ник переплетает наши пальцы, подносит мою ладонь к губам и начинает целовать, по одному поцелую на каждый пальчик, отчего мышцы внизу живота начинают сладко дрожать.

— Как все будет дальше? — На выдохе спрашиваю я.

— Прекрасно.

На языке вертится второй вопрос. К примеру, как долго будет длиться это наше «прекрасно»? И что станет с нами, когда оно закончится? Когда Никита решит завести семью, я имею ввиду настоящую семью, а не тот суррогат, который могу дать ему я? И как, в конце концов, мне жить, когда он решит уйти?

От этих вопросов пухнет голова и хочется закрыть ладонями уши. Слишком очевидные и болезненные ответы они ведут.

— Римм, — Никита прикусывает кожу у меня на макушке, — прекрати забивать себе голову, мы вместе, потому что нам это подходит. Если ты боишься, что все слишком серьезно, а ты не готова, то давай обозначим правила. Это открытые отношения.

— Даже так, — непонимающе бурчу я.

— Да. Мы можем встречаться с кем угодно. Но проводим время вместе, пока нам хорошо, как сейчас.

Его слова так резонируют со всем, что он мне говорил ночью, будто передо были два разных человека. Или та нежность, те клятвы, те признания тоже часто страшного сна. Я же ни в чем не уверена.

Отрываю лицо от его груди:

— То есть я могу привести сюда другого мужчину?

— Разумеется, — сморщив нос, фырчит Ник. — Только предупреди меня заранее, чтобы я ушел из квартиры, ладно? А то твой хахаль не переживет конкуренции и помрет от зависти.

— А ты значит… тоже?

— За это не переживай, у меня подружек не будет. Потому что… не хотел говорить, но мы должны быть вместе хотя бы по физиологическим причинам, у меня такой член… другим девушкам будет со мной