Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова

Не с моей помощью, Климов, получив от меня телефон, велел не говорить никому о моих догадках. Нюре и Филиппу в первую очередь.

Когда официант в третий раз проходит мимо моего столика, решаю попросить счет. Я и правда здесь засиделась. Нужно возвращаться домой, убрать там оставленный бедлам, и, наверное, даже лечь спать.

Когда я уже поднимаюсь по лестнице, телефон в кармане пиджака начинает вибрировать. Отвечаю, не раздумывая:

— Алло, Настюш.

— О, наконец, я слышу твой голос. Мы говорим так редко, что я подумала, не выдумала ли себе такую замечательную подругу.

Замечательной я не была. Подругой тоже с натяжкой. А груз содеянного давит на меня так сильно, что я по неволе избегаю говорить с Савранской. Скрывать от нее правду оказалось так же сложно, как и открыться.

Пока Настя щебечет как они съездили в отпуск, конечно же в Горы, и как она наконец отдохнула, но не выспалась, я умираю от чувства вины.

— Римма, прием, ты меня еще слушаешь?

— Прости, — тотчас откликаюсь я, — задумалась.

— И о чем же? — В голосе подруги слышны нотки офицера Гестапо. — Надеюсь, не о том, как вернуться к своему гениальному придурку?

— Что?! Нет, — убедительно качаю головой, будто она сможет это увидеть, — конечно, нет. Кстати, о гениальных придурках, скажи, ты не помнишь, кто такой Боголюбов? Что-то знакомое.

— Конечно, помню, это ж врач-котик-ручки-из-жопки. Он, когда в Москве погорело, закрыл клинику имени себя и переехал в Питер. Тут амбиций поменьше, но до сих пор корячится, пока мы расхлебываем последствия его кустарных «поделок». А почему спрашиваешь?

Я молчу, но Настя слишком умная, чтобы не догадаться.

— Нет. Нет же! Римка, умоляю, скажи, что не правда.

— Не правда, — равнодушно повторяю я, царапаю пальцем побелку на стене. Я так и стою здесь, между третьим и четвертым этажом, почему-то возвращаться в квартиру мне не хочется.

— Римма, ты же понимаешь, что…

— А что? Что, Настя? Он бы ее убедил, что она сама бы на аборт побежала, мы что, не знаем, как это происходит.

— Вот п*дор гнойный, — в сердцах ругается подруга.

Я молчу. Потому что мне нечего ответить. И потому что я теряю дар речи, когда вижу уже знакомую картину: Никита спит на полу, уткнувшись косматой головой в мою дверь.

— Насть, я перевозню!

Подруга не успевает ответить, я сбрасываю звонок и прячу телефон в карман пиджака. Из другого кармана, внутреннего достаю ключи и открываю дверь, та едет вперед, отчего голова Никиты свешивается еще сильнее и сам он заваливается в квартиру. Неестественно как чучело лося.

— Ой, — шипит лось и трет ушибленное место.

— Добро пожаловать домой, — равнодушно приветствую я гостя.

Включаю свет в комнатах, прохожу на кухню, цокая каблуками по паркету, нажимаю кнопку на чайнике, гадая, можно ли добавить в ромашковый чай коньячку? Потому что на трезвую мне этот день не вывести.

— Тебя, кажется, ограбили, — присвистывает Никита, когда, проморгавшись, наконец, замечает бедлам на полу. — Серьезно, Римм, может, полицию вызовем?

— Может, ты домой поедешь, Никита?

Стаскиваю с себя чертов пиджак, от которого почему-то начинает чесаться кожа. С наслаждением царапаю ее острыми ногтями и только потом сажусь на крохотный диванчик. Выдохнув, опускаю лицо на свои ладони — Господи, когда уже закончится этот день?

Слышу копошение на кухне, но глаз не поднимаю, слишком устала даже для такого простого движения. Пускай Никита делает тут что хочет.

На стол перед моим лицом опускается что-то стеклянное, а в нос ударяет знакомый запах ромашки и луговых трав — мой любимый чай.

— Пей, — просит Савранский.

— Не хочу.

— Надо. По глоточку.

Нехотя поднимаю к лампе глаза, те слезятся от яркого света. Моргаю. Жмурюсь и снова моргаю, но лучше не становится. Никита молча встает и выключает кухонный свет, отчего комната погружается в спасительный полумрак.

— Так лучше?

— Зачем ты пришел? — Отвечаю вопросом на его вопрос.

Не вижу, но чувствую, как пухлые губы растягиваются в лукавой улыбке:

— Ты не поверишь, вышла забавная история. Ба умчала в деревню и случайно забрала с собой все ключи.

— Даже так, — равнодушно бросаю я. Чтобы сейчас не рассказал этот прохвост, я не поверю ни единому его слову. Но Никита не слышит скепсиса в моем голосе и потому продолжает вдохновенно врать.

— Я подумал, что могу остаться у тебя на пару ночей, вот тут на кухне. Здесь же раскладной диван, изолированные комнаты, и мне до работы близко.

— К чему такая суета? В наше время можно найти слесаря, который взломает вам замок.

Никита, будто подготовился заранее, не теряется, достает телефон и включает голосовое сообщение, где бабушка Сара грозит оторвать ему руки, если он сделает что-нибудь с ее раритетной дверью «в которую еще Николай второй ботиночком стучал»!

Улыбаюсь. Все-таки бабуля у нас огонь. И внучок весь в нее, потому что в следующую секунду начинает убедительно вешать мне на уши лапшу:

— К папе не могу, у него новая молодая любовница, без мозгов, зато со вшитой жопой, они небось сношаются как кролики. Аудио ставить не буду, сама понимаешь…

— Можешь поехать к маме на пару дней.

— Проект на работе, так что никто меня из Москвы не выпустит.

— Дед Боря?

— Римма, что же я тебе такого сделала, — в темноте мелькают яркие, как два фонаря глаза Никиты, и я против воли им любуюсь. Хорош до невозможности, но приставучий как репей!

— Друзья и подружки? У тебя же их тысяча?

— Римма, — в голосе неподдельная обида, — не заставляй меня оправдываться в том, что я выбрал себе плохих друзей, которые не помогут мне в трудную минуту. Я просто переночую на кухне, ты днем меня даже не увидишь. Клянусь, я не буду к тебе приставать. И мама обо всем в курсе, если ты переживаешь за это.

— Я ни о чем не переживаю, — равнодушно жму плечами и поднимаюсь со своего места, так и оставив нетронутым чай. — Я очень устала.

Медленно, еле перебирая ногами, бреду по коридору к спальне, как вдруг меня окликает взволнованный голос:

— Так что, я остаюсь?

— Делай что хочешь, мне все равно.

И это тоже правда. Выдать Савранскому подушку и комплект белья куда проще, чем бронировать отель, а потом уговаривать упертого лося уйти из моей квартиры. Я трачу последние силы, чтобы переодеться в длинную футболку, так что возможный бой с Никитой уже проигран.

Я так устала, что глаза закрываются сами собой.

Ну, поспит он на раскладном диване? Ну, пускай у него ноги на пол будут свешиваться, а