Два Обещания - Даша Самсонова

– “Голос лесов” это частная клиника, — сказал он, обернувшись к Николасу, — пусть и существующая на благотворительных началах. Это дает нам право выбирать, кого мы будем содержать в наших стенах. Я делаю упор на тех, кто действительно нуждается в помощи. Я мог бы прямо сегодня внять жалобам моих коллег и отправить Еромана в государственную лечебницу, где, вероятнее всего, его будут ждать гораздо худшие условия. Но во мне есть вера, что не все безнадежно — и в наших силах помочь ему вернуться к нормальной жизни.

“Ты никуда его не денешь, как и Бэнко, и многих других, на ком держится твоя клиника!” — подумал Николас, но вслух сказал:

— Все что в ваших силах — это запирать его в изоляторе, избивать, издеваться над ним?

Нил раздраженно загнул назад уши.

— Оскорбления и рукоприкладство в нашей работе недопустимы. Вы делаете поспешные выводы, Николас, здесь все не так, как вам кажется. Пациент мог сам нанести себе увечья.

— И сам вылить на себя кипяток, а потом смириться с тем, что его волокут по коридору под бодрый хохот ваших коллег? Слишком хорошая месть за царапину на пальце, не находите?

Тут непоколебимое спокойствие Нила дало осечку, в его голосе теперь присутствовала непрофессиональная насмешка:

— Соскучились по работе, Николас? Я чувствую себя не психотерапевтом, а подозреваемым.

— Кстати, о полиции. Вы подавали на нас в суд за жестокое обращение с заключенным и приложили немало усилий, чтобы оградить Еромана от жестокости полицейских. Мне вдруг стало интересно, чем тогда ваши ребята отличаются от наших?

Густые брови Нила взметнулись вверх, он уставился на Николаса непонимающим взглядом:

— Вы что-то путаете, Николас, никто и не думал подавать на полицию в суд. Зачем нам это?

А потом, спохватившись, с улыбкой добавил:

— Я не располагаю сведениями о прошлом данного пациента, чтобы обвинять полицейских. А делать поспешные выводы, в отличие от вас, для меня непозволительно. Я должен смотреть в глаза фактам: Ероман был в тяжелом состоянии, когда его привезли “ваши ребята”. Они оставили его со множеством увечий, которые, должно быть, до сих пор видны и наталкивают вас на ложные выводы. “Голос лесов” сделал все возможное, чтобы обеспечить Ероману достойную жизнь после того, что он пережил в тюремной камере. Мой вам совет: я читал о вас в газетах, вы хороший полицейский. Приберегите свои таланты для службы. Я верю, вам еще суждено туда вернуться.

Когда Николас покидал кабинет Нила, фразы психотерапевта отзвуками следовали за ним по пятам: “рукоприкладство в нашем деле недопустимо”; ”пациент сам нанес себе увечья”.

Внутри этих стен они могли творить что хотят, не хуже чем идиоты из следственного комитета. Что бы Нил ни говорил, для Еромана не играло роли, пациент он или заключенный. И пока Николас ничего не мог сделать.

Ему оставалось только ждать, когда один толстый медлительный лентяй наконец снизойдет, чтобы приехать и решить все его проблемы. Счастье Рассела Лэйона было в том, что он успел появиться до прогулки. Терпение Николаса подходило к концу, и сегодня он бы точно рискнул, совершив марш-бросок до Близнецов-сосен и рации, чтобы высказать напарнику все, что он о нем думает.

Во время обеда Николаса обступили санитары. Они велели вороному депосу поскорее закидывать свой паек в желудок. Его ждал посетитель. Позабыв о еде, Николас выскочил в коридор едва ли не бегом и сразу узнал силуэт у стойки администрации. На Расселе Лэйоне был его лучший пиджак, а на лице, вместо маски холодности, сияла редкая улыбка. Он беседовал с молоденькой медсестрой, опершись о стойку. Из другого конца коридора слова разговора долетали с трудом, но было видно, но Рассел выглядел странно довольным, щурясь в лучах, пробивающихся через оконные решетки. Николас подумал: если бы ему не пришлось ждать напарника так долго, то он был бы рад его видеть. После общества эксгибиционистов, кричащих стариков, шаманов и прочих психов вместе с озлобленными санитарами встретить кого-то адекватного в этих коридорах стало бы приятной неожиданностью. Рассел, завидев Николаса, тут же помахал ему и бодро двинулся навстречу, а потом стиснул в объятиях, хотя Николас прекрасно усвоил за время службы — Рассел Лэйон всегда держал дистанцию, не пожимал никому рук и терпеть не мог прикосновений.

— Николас! Мой несчастный друг! Я, признаться, даже соскучился по тебе! — крикнул соловый депос на весь коридор.

— Расс, с тобой все в порядке? И вообще, где тебя носило? — Николас тщетно пытался изобразить злость. — А еще через год не мог заглянуть, пока я окончательно не превращусь в психа?

— Так превращение еще в процессе? — Он отмахнулся. И на полном серьезе спросил, оглядывая Николаса: — Эти тапочки годятся для прогулки? Полагаю, тебе стоило пойти, переодеться.

Николас указал на расписание, висящее на стене возле стойки:

— Кроме буферов медсестры ты там ничего не заметил? До часов посещения еще далеко, а прогулка начнется через час, когда все поедят.

“Теперь и ты подождешь меня, Расс”.

Но как выяснилось, ждать Рассел не собирался. Он кивнул медсестре, одарив ее самой миловидной улыбкой.

− Я обо всем позаботился, Николас.

Вороной депос возвратился быстро, напялив на себя куртку, сменив больничные тапочки на личные старые кроссовки. Одеваясь, он хотел было потянуть время, но решил, что эта по-детски глупая месть подождет до следующего раза, когда речь не будет идти о спасении чужой жизни.

Вдвоем они вышли в пустой парк, двинулись мимо фонтана, подальше от любопытных глаз и ушей.

— Ну и колония строгого режима, — выпалил Рассел, когда двери клиники остались за спиной. — Еле удалось уломать эту драконшу у стойки, чтобы она тебя отдала. И как ее не притомило повторять одно и то же: “только в часы посещений, не положено”. Я уже хотел показать ей жетон, но она спросила про мой акцент. Когда я сказал, что родом из Странглеи, она тут же стала разговорчивой, а потом послала за тобой, и еще сказала — Ника Патнера так редко навещают, что тебе позволено сполна насладиться моим обществом: мы можем опоздать с прогулки.

Николас через силу улыбнулся:

— Ах ты, гребаный принц. Не забудь потом взять