Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

у вора изо рта. Тот согнулся и начал харкать кровью, выплевывая и осколки зубов.

Ревский нагнулся к приходящему в себя Фильке, двинул его рукояткой револьвера по темени, тот снова обмяк. Борис извлек у Ватошного из кармана револьвер. Убрал под одеяло на кровати оружие воров. Заключил приказаниями Куренку:

— Итак, наплетешь кошельковским, как я сказал. А надобно все это лишь для одного единственного: чтобы хоть кто-то из попрыгунчиков с вами встретился. Я с той встречи возьму уж сам их след. Мне лишь она нужна, после встречи — свободны с Филей, живите, как хотите, я вас не ищу и никогда не трогаю. Встречу с попрыгунчиками обязательно назначишь у Глашки! Причем, точно укажешь тут место хорошее, привычное на лататуи для этой «малины» — зальчик со столиками, где много картин. Докажешь, что ходили вы покуда на их территорию, а теперь хотите встретиться здесь с попрыгунчиками и с теми, кто от Кошелькова захочет присутствовать на этом совещании. Понял, Куренок?

Фартовый, вытирая рот полой очередной атласной косоворотки, поднял на него и так обычно красные, апоплексические глазки, а сейчас — вылупленные, как у тухлого окуня, изошедшие изнутри кровью, и кивнул.

— Идите отсюда, — показал на дверь Ревский.

Куренок сгреб с комода пиджак, растолкал застонавшего Фильку. Пахан приподнял верного «шестерку» из-за стола, Ватошный сумел встать на ноги. Они в обнимку выволоклись из комнаты.

* * *

После этого свидания с Ревским петроградские воры довольно скоро убедили Кошелькова включить в налетчики и попрыгунчиков. Как и настаивал Ревский, с теми дальнейшие переговоры должны были состояться в «малинной» гостиной Глашки.

Орловский отсиживался неподалеку от Сухаревского места, где происходили эти события, в комнатке неприметного дома, во дворе которого был отдельный ход на Самотечную площадь, издавна знаменитую трущобами, тянущимися от нее по Цветному бульвару к Грачевке и Трубной площади (по-местному — Трубе). Там теснились дешевые публичные дома, а в самых глухих дворах — грязные притоны, в которых заправляли беглые из острогов и с каторги «коты» с совершенно жалкими шлюхами. Точнее следовало бы их называть «марухами» — подружками воров или «хипесницами», под видом проституток грабящими пьяных. Зарабатывали они тем, что ночами завлекали на Цветном упившихся москвичей и вели в притон предаться постельным удовольствиям, но по дороге тех совсем для другого раздевали «коты». Раньше сюда по собственному почину никогда не заглядывали полицейские, а уж теперь милиционеры и подавно.

В эту ночь Орловский, сунув кольт в карман шинели, как обычно вышел на морозный Цветной бульвар, чтобы поужинать в трактире «Крым» на Трубе. Появлялся наружу он только в темноте и ел-то прилично лишь единожды в сутки, поочередно меняя окрестные заведения, чтобы не успели приглядеться к нему посиживающие в некоторых из них агенты утро и ЧеКи.

Резидент, не выпуская в кармане из ладони ручки револьвера, размашисто зашагал напротив Малого Косова переулка — там при заведениях с «котами» действовали «мельницы». В эти картежные пристанища заманивали уже своих: громил, забирох, шнифферов, любых «деловых», — чтобы обыграть их на появившиеся после удачного разбоя, грабежа деньги. Именно здесь Орловский услышал на утоптанном, поскрипывающем снегу сзади осторожные шаги человека, который не торопился его обогнать, держал строгую дистанцию как филер.

Орловский резко остановился, обернулся и ринулся на преследователя. Вблизи он мгновенно узнал его — однополчанин Морева, Сухаревский Алешка-поручик!

Тот в полном смущении поклонился и проговорил голосом совершенно трезвого человека:

— Простите, господин офицер, не знаю вашего чина. Однако хорошо помню нашу встречу в обществе Ивана Ивановича в трактире Бакастова.

— Поручик артиллерии, — представился Орловский, помня, что говорил ему Морев под чекистскими пулями.

— Очень рад, господин поручик. Я в таком же гвардейском чине… Правда, в последнее время столь позорно подчинился обстоятельствам, — он замялся.

Из-под распахнутого казакина виднелся его уже отчищенный, подшитый свежим подворотничком китель с целыми пуговицами. Лицо лейб-гренадера было измято, как у человека, вышедшего из длинного запоя, но глаза оставались ясными.

Поручик сбивчиво продолжил:

— Мне известно, что у Тиграна была ночная чекистская облава, и с тех пор я не имею от останавливающегося у него господина капитана Морева никаких сведений. Тиграна на Сушке не любят, и я ему давно не доверяю. Поэтому, простите Христа ради, решил разыскать вас. Я помнил, что вас заинтересовал притон Глаши Косы, и отправился туда. Из новых постояльцев мне было нетрудно выбрать господина по кличке Серж Студент как вашего человека.

— Почему же?

Алексей улыбнулся:

— Как по вам мне сразу стало очевидно, что вы офицер, так и по этому Сержу понятно, что вряд ли он фартовый, а, скорее, является агентом разведки. Пришлось сесть к нему на хвост, Серж и привел к вашему здешнему жилищу.

Метель закрутила и взвыла в подворотнях, черное беззвездное небо проглянуло меж несущихся туч. Из ближайшего трактира послышалось на томительный мотив, который скоро украдут красные для своей песни «Там вдали, за рекой зажигались огни…»:

Когда на Сибири займется заря

И туман по тайге расстилается,

На этапном дворе слышен звон кандалов —

Это партия в путь собирается…

— Что вам угодно господин поручик? — спросил Орловский.

— Не поможете ли найти капитана Морева? Я бросил вино, дурную компанию и готов встать в строй.

— Иван Иванович убит в ночь чекистской облавы. Его предал Тигран.

Лейб-гренадер сжал зубы, сдернул каракулевую ушанку с головы и медленно перекрестился. Потом проговорил с усилием, стараясь подавить волнение:

— Будем помнить всех на закате и рассвете.

— А вы откуда знаете это выражение?

Алексей натянул шапку, провел ладонью по лицу:

— Так иногда говорил его высокоблагородие, когда поднимал чарку за грязным трактирным столом со мной, мерзавцем… Я хотел бы занять место капитана Морева в Белом Деле. Помогите, очень прошу вас, поручик!

— Хорошо. Иван Иванович помогал союзникам. Ежели сумеете пробраться в Гельсингфорс, обратитесь в английское посольство, в паспортное бюро и спросите господ Хилла или Бойса. Скажите им, что вас направил… — Орловский задумался, как лучше дать англичанам понять о себе, чтобы малознакомый Алексей был не очень осведомлен о его персоне, — юрист Бронислав Иванович. Правда, господин Морев собирался отправиться к Деникину, с заданием англичан он был тут в последний раз. Как обидно, когда лучшие наши офицеры гибнут из-за предательства!

Заметало снегом вокруг, вихри скрывали шикарные особняки, трущобы, весь этот краснознаменный город. Казалось, будто стоят двое русских, как век назад, случайно столкнувшись на Цветном бульваре, и православно горюют о герое, павшим на обычной для Империи войне. Но это сражение было последним в ее