Бальзам из сожалений - Евгения Михайлова

оба остались моими опекунами и гарантами какой-то стабильности. Все наше остается у нас. И они уверены в том, что нашли самый правильный и выгодный вариант решения сложных отношений. И да, мама уже говорит о моем ребенке как о своем… Нет, как о своей собственности. Она сказала, что у Михаила нет своих детей, а она пережила неудачу с такой дочерью, как я – больной и несговорчивой, – и верит в свой второй шанс. Вырастить своего по крови и духу ребенка, наследника всего ими нажитого, включая бизнес отца.

– Ты не поблагодарила их за такую заботу?

– Практически поблагодарила. Я хорошо с ними попрощалась. На самом деле никто их не поймет так, как я. У меня нет другой семьи. И даже уродство душ этих самых красивых в моей жизни людей я воспринимаю как их беду, а не вину. Они такие, как есть. С чего мне было ждать от них другого… Я так и сказала. Мама даже смахнула слезу, Миша выпил стакан водки. Посмотрел на меня вдруг… как будто с сожалением. В общем, нормально расстались. Я сказала, что еду в нашу квартиру, папа в командировке, я буду рада побыть там одна. А потом перееду… Мама спросила: «А как же ребенок?» Я ответила, что любому ребенку нужна только его мама… И тогда она уже своим уверенным и барским тоном заявила, чтобы я не сомневалась: ребенок всегда будет в семье, обеспечен и все такое. Даже если не станет меня…

– Господи, – не вынесла Вероника. – Какое же она чудовище. Прошу тебя: срочно забудь этот разговор. Приедешь домой, сразу прими ванну, смой с себя все это и выпей снотворное, поспи. Утром все обсудим. У меня хорошие новости.

– Не переживай так. Такой у мамы стиль. У нее может даже возникнуть добрая мысль, но она способна выразить ее только такими железобетонными словами. Они ничего не значат, когда имеешь дело с подобными людьми. У них плоский мозг. Тут другое… Я вдруг посмотрела на обоих не своими глазами, которые уже ко всему пригляделись и притерпелись. Я как будто увидела их доверчивыми глазками того, кто родится их внуком-сыном. Их собственностью, как они уверены. Да, это мальчик, мне сказали в поликлинике. Посмотрела – и увидела то, что никогда бы не сформулировала для себя самой. Эти люди имеют право на свою любовь и даже мою признательность – облагодетельственной увечной родственницы. Я с этим согласна. Но я со страхом и ненавистью отвергаю другое. Их уверенность в праве на людоедскую заботу и использование следующей жертвы. Этого не должно случиться ни при каком раскладе. Просто потому, что эти двое – убийцы. Они охотники за дичью в виде беспомощных, полностью зависимых душ.

– Какие страшные и верные слова, Лара. Может, приедешь сейчас к нам? И я сразу расскажу о твоей новой работе и квартире. И еще одну вещь никак не решаюсь сказать. Приезжай.

– Не сегодня, – ответила Лариса. – Мне на самом деле нужно побыть в нашей квартире. Там многое осталось. Старые альбомы, школьные платья… Я люблю тебя, моя Ника. Ты – моя удача. Прощаемся, у меня зарядка кончается. Спокойной ночи.

Этой ночи не суждено было стать спокойной ни для кого. Она взорвалась и сгорела дотла. То был взрыв и полет двух нежных, белых душ, одна из которых зажгла факел ярости. И это была ярость любви. Смертельная защита и последнее спасение.

…Вероника набрала Ларису через час, обеспокоенная тем, что та долго не звонит. Телефон не ответил – ни через час, ни через два, три. Потом Ника подняла тревогу. Кольцов узнал сводки происшествий за эту ночь, проверил локацию машины Ларисы в момент разговора с Никой. Перезвонил:

– Ждите. Нужно проверить одно происшествие. Если это не наш случай, я поеду в ее квартиру, узнаю точно. Войти смогу. Вдруг по дороге сломалась машина, и она добралась на такси… или ей стало плохо, или просто крепко спит.

Кольцову не пришлось вскрывать квартиру Самойловых. Вадим и Вероника приехали на место смертельного ДТП. Водитель на сумасшедшей скорости врезался в бетонную стену. Дымились обломки машины. Спасатели вытащили водителя…То была женщина с длинными белокурыми волосами, которые продолжали гореть…

Эксперт сказал: скорее всего, несчастный случай. Возможно, что-то с тормозами.

Когда Ларису увезли, Ника произнесла:

– Это не несчастный случай. Лариса невероятно осторожный и аккуратный водитель. Она сделала это и практически призналась мне. Когда она позвонила, я включила запись, чтоб сохранить для вас рассказ об этой встрече. Как информацию о планах этих людей. Вот послушайте…

– Да, ты, наверное, права, Ника, – заключил Сергей. – Но пусть это останется между нами. Не нужно праздных пересудов вслед ушедшим. И все же… Какой все же это несчастный случай. Немного бы ей терпения, и вырвалась бы на свободу из кабалы и лжи, и ребенка бы спасла для жизни, а не…

– Я виновата, – заплакала Вероника. – Только я. Я все время собиралась ей сказать, что если с ней что-то случится, мы примем ее ребенка, как своего. Мы бы даже заранее все документы с ней оформили. Я просила ее, чтобы заехала к нам. Хотела все это сказать. Ох, какая страшная беда, невыносимая боль. У меня не может быть детей, я все время думала о ребенке Лары, как о нашем. При счастливом исходе это могло быть наше общее счастье. И да, эти люди, которых Лара видела ночью последними, они убийцы. Они убили ее и сына. И я обвиняю этих людей только в этом. Никогда бы не смогла осудить сам факт их внезапно вспыхнувшей страсти. От роковых встреч никто не застрахован. И у запретной любви всегда бывают жертвы. Никто не виноват, если люди способны думать о близких и не вести себя, как преступники. Альбина и Костров могли уехать, оставить Лару в покое и вить свое долбаное гнездо. Но они предпочли довести ее зависимость и унижение до крайности. Им удалось убедить ее в том, что ее рабство бесконечно и безысходно. И что оно по наследству распространяется на ее ребенка. Вот почему я считаю, что они недостойны даже воздуха, которым дышат.

Мужа и родителей Ларисы Самойловой не было на ее похоронах. Их организовала редакция. Кострову хватило ума не приходить в этот день и на работу. Его новая секретарша рассказала всем, что он усердно ищет другое место. Какие-то дни еще ходил, как призрак, по коридорам. С ним никто не общался, многие даже не здоровались. Как-то он сам при встрече с Вадимом