Бальзам из сожалений - Евгения Михайлова

манере. У меня не возникло желания уточнять, да и поводов не вижу. Они работают, вместе появляются по утрам, общаются друг с другом. А почему ты спросила? Неужели просто так?

– Странный вопрос, Вадик. Тебе кажется, что у меня есть какой-то особый повод?

– Мне не кажется, – ответил Вадим. – Он просто есть. Мне ли не понимать и не видеть твоих попыток скрывать от меня какие-то соображения о том, чего ты не можешь знать, но чувствуешь, когда речь о Ларисе. Так вот. Скажу то, что сама не узнаешь, потому что ты ни с кем, кроме меня и Ларисы, не обсуждаешь в редакции свои и чужие проблемы. А я по роду делового общения постоянно оказываюсь рядом с теми, кто именно это и делает. Меня не замечают, как постоянный фон или старый компьютер.

– Что, Вадик? – дрогнувшим голосом спросила Вероника.

– Да говорят, что Костров сначала познакомился с матерью Ларисы, а потом начал всю эту процедуру с якобы вдруг надоевшей женой, разводом и переводом твоей подруги в свои секретарши. Потом стремительная свадьба. И говорят, что почти сразу после нее Лариса стала по вечерам уходить с работы одна. А он остается поработать допоздна. Самые любопытные и глазастые видели не раз, как ближе к ночи у редакции паркуется машина Альбины, матери Лары. Миша иногда сразу спускается, но бывает, что она поднимается за ним. Отправляются в ночь вместе. Ника, сплетни – это настолько не мое, что меня сейчас всего передергивает. Тем более что Миша, в общем, мой приятель. Но по множеству признаков я понимаю, что все это не праздные выдумки, скажем так, завистников, которым не в радость чужое счастье. В конце концов любой, кому все это очень интересно, может проверить хотя бы наши видеокамеры. Сразу скажу, что это буду не я. Я долго старался оградить тебя от такой пошлости. Но мы же оба понимаем, что Лариса должна знать правду. Так будет порядочно и справедливо по отношению к ней. Иначе ты замучаешь себя. Реши, что делать, я помогу. О чем ты думаешь?

– О том, как безумно я надеялась, что все мои бредни рассосутся и я посмеюсь над собой. И что ты даже не узнаешь, какой я была безнадежной психопаткой. Такого навоображала. А секретарши, оказывается, давно уже обсасывают косточки жертв на пиру вожделенного скандала. Подбрасывают угли в огонь разгорающейся драмы и великого горя. А оно у Ларисы будет именно такое. Слишком высоки ее ставки.

– Какая жалость, что ты не оказалась в данной ситуации психопаткой. И не могла ею быть. Просто подумай и найди для этой истории тот прямой и чистый путь, который только ты умеешь прокладывать в сюжетах своих очерков.

– Легко сказать, – вздохнула Ника. – А у меня за короткое время нашего разговора сердце стало тяжелее мешка с булыжниками. Мне встать и вздохнуть тяжело. А самой нанести такой удар Ларе… Для него нужны нечеловеческие усилия.

Существует несомненный эффект внезапно озвученной истины. Кто-то что-то и где-то увидел, сказал, и события с разных сторон начинают выстраиваться в ряд очевидностей, неотвратимых, как мчащийся по рельсам оторвавшийся от состава вагон, набитый открытиями и разоблачениями, которые вот-вот взорвутся при любом столкновении.

После разговора Вероники с мужем на следующее же утро к ней в кабинет вошла Лариса. Тщательно затворила дверь, даже проверила, достаточно ли плотно она закрыта.

– Привет. Извини, что прямо с утра, не могу больше терпеть. Проснулась среди ночи и поняла, что должна срочно с тобой поделиться.

Ника в очередной раз увидела в подруге что-то новое, совсем незнакомое. Эти неяркие, мало кому заметные изменения в облике Ларисы после главной перемены в ее жизни для Вероники и стали основанием для осознанной тревоги, стремящейся к панике и отчаянию. Лариса всегда стремилась к стабильности и сохраняла ее даже в полной безнадежности, только без устали искала просвет. Вероника понимала: при всех сложностях нового образа жизни, естественных проблемах не сразу создаваемой семьи, достигнув цели, Лариса должна быть стабильной. А не пугливо дрожать на ветру неуверенности, которая сейчас мешает ей даже передвигаться по земле походкой победившей боль балерины. Да, Лара стала ходить тяжелее и словно с опаской. Как будто под ногами не пол, не асфальт, а шаткий мост над болотом.

– Да что с тобой, Лара, – выговорила Вероника. – Ты еще передо мной не извинялась за то, что пришла. Я сама постоянно борюсь с собой, чтобы лишний раз к тебе не бегать. Вижу, что тебе не просто дается так резко менять уклад всей жизни. Ты же такая старательная и аккуратная, тебе нужно, чтобы все было идеально. Даже не спрашиваю, как это в подробностях. Ясно, что для тебя сейчас нет деталей, одни глобальные перемены.

– Да, все так, конечно, – произнесла Лариса таким замирающим голосом, что Нике стало холодно. – И я стараюсь не бежать к тебе с каждой мелочью. Даже не стала сразу говорить… Никому, кроме мамы. Боялась, что не смогу выносить, но теперь вроде нет опасности…

– Боже, – выдохнула Ника. – Ты беременна? Сколько?

– Да уже больше четырех месяцев. Врач сказала, что можно уже не носить себя, как хрустальную. Сердечко бьется ровно и правильно, ножка даже толкается.

– У меня нет слов, – Вероника изо всех сил боялась разрыдаться. – Ларка, дорогая, скажи, что я могу сейчас сделать, чтобы не было так трудно и страшно. Чтобы ты поверила врачу, что опасности нет, и просто радовалась встрече с толкающимся человечком. Что сделать, чего ты хочешь? Скажи, пока я не начала тебя заваливать самыми глупыми подарками на свете?

– Ника, я же сказала, что поверила врачу, – спокойно ответила Лара. – Сообщила об этом тебе, когда почувствовала, что мы уже вместе. Связаны навсегда. И любая твоя глупость – для меня большой подарок. Но раз ты спросила… Мне нужно другое. И я подозреваю, что ты знаешь, о чем я. Со мной никто в редакции ни о чем не говорит, но… Я же тебе рассказывала, как с детства натренировала слух, чтобы слышать сквозь стены любой шорох и шепот в комнате родителей. Я всегда хотела знать, что меня ждет. Ника, ты поняла… Что именно я сейчас иногда слышу сквозь стены, о чем шепчутся за моей спиной. Мне нужно это. Правда. И только от тебя.

Вероника поднялась со стула и выпрямилась за своим столом, как для произнесения самой важной присяги.

– Я отвечу тебе, Лара. Я знаю, о чем ты, но у меня реально нет сейчас конкретной информации. Сказать по правде, я об этих