Интерконтинентальный мост - Юрий Рытхэу

А в доме Теина были вещи, которые, возможно, даже передавались из поколения в поколение. Уж во всяком случае это касалось охотничьего снаряжения, хранящегося в яранге.

И даже в новом доме Ивана Теина присутствовало множество предметов, не имеющих никакого функционального значения, но без которых, как понимал Метелица, обитатели этого жилища чувствовали бы себя неуютно. В большой гостиной на стене висел обломок китовой лопатки, весь белый, ноздреватый с одной стороны, с двумя дырками. Хозяин уверял, что это лопата древнего жителя Берингова пролива. Однако исчезни со стены этот обломок кости, и даже Метелице стало бы чего-то не хватать.

Ума встретила гостя и провела в гостиную-библиотеку, где Иван Теин с кем-то разговаривал по системе дальней связи. Вглядевшись в экран, Метелица узнал Петра-Амаю. Разговор уже заканчивался, но Метелица все же успел сказать:

— Петр-Амая! Что-то ты там засиделся в Париже? Пора возвращаться.

— Через месяц буду, — ответил Петр-Амая.

Экран погас, его льдистое поблескивание стало раздражать Метелицу, и он, отвернувшись от экрана, спросил:

— А там как дела?

Иван Теин сразу догадался, о чем речь.

— Ничего не могу понять, — пожал он плечами. — Ни одного вопроса от нее, ни одного о ней… Что-то у них там случилось.

— Да, странно, — пробормотал Метелица.

— Джеймс Мылрок приглашает нас на торжество по случаю бракосочетания Перси Мылрока-младшего и Френсис Омиак… — сказал Иван Теин.

Глава девятая

Френсис так и не могла понять, как все получилось. И раньше это настроение приходило к ней, как только она слышала звук сягуяков и старинную мелодию, в которой основную тему вели женские голоса, иногда даже затеняющие мужское пение. Что за волшебство в этом старинном напеве, дошедшем до двадцать первого века через тысячелетия радостей, печалей, трагедий, когда смерть черным покрывалом занавешивала вход в каждое жилище? Быть может, в этом напеве и в строгих движениях танца отразился опыт особого психологического воздействия на человека, подготавливающего его к главному деянию на этой земле, деянию, служащему продолжению рода?

Френсис забыла обо всем другом, когда исполняла древний танец вместе с Перси. Как будто никогда не было на свете Петра-Амаи, прекрасной ночи в покинутом жилище на осиротевшем острове Иналик и утреннего костра…

Когда смолкли бубны, еще некоторое время и танец, и слабеющее эхо священной песни держали ее в напряжении, сознание медленно возвращалось к ней, словно она пробуждалась ото сна, пробуждалась от клубящихся в затуманенном мозгу грез. Френсис оглянулась, и на том месте, где стоял Петр-Амая, вдруг увидела пустоту. Там уже стоял другой человек, какой-то репортер нацеливал на нее объектив магнитного видеотайпа, но Френсис не видела его — для нее там была пустота.

И она догадалась обо всем, поняла.

От Кинг-Айленда отплывала парусная лодка, и Френсис осознавала, что ее уже не догнать даже на самом быстроходном катере. А ритуальный танец продолжался. Теперь в круг вышли Джеймс Мылрок и Ник Омиак, чтобы продолжить и подтвердить то, что только что исполнили Перси и Френсис.

Молодые люди отошли, чтобы дать пространство отцам.

Френсис поглядывала на море, и горе сжимало ее маленькое сердце. Теперь она с особенной ясностью понимала, как она мала по сравнению с огромным миром, миром обычаев, условностей, вековых привычек, всей той инерции жизни, которая движет поступками людей с древних времен. В сознании мелькнула картинка, прикрепленная обыкновенными канцелярскими кнопками к стене в мэрии: Иналик, снятый с космической высоты, со спутника. Он был такой маленький, такой незащищенный, словно крохотная птичка, отставшая от стаи в бурном море.

Отцы танцем закрепляли союз, который послужит для продолжения иналикского рода на новом берегу.

Древняя песня то высоко поднималась в небо, то стлалась над землей, стекая на морское побережье, вместе с попутным ветром пытаясь догнать убегающую парусную лодку. В этом танце почти не было слов. Но каждый коренной иналикец, как и любой житель Берингова пролива, знал глубинный смысл каждой ноты, каждого возгласа.

Люди в тишине внимали песне, смотрели танцы, может быть, вспоминая свое прошлое или предполагая будущее.

И еще: люди сознавали, что соединение двух молодых жизней на новом месте — это добрый знак, залог светлого будущего.

Едва дождавшись окончания танца отцов, Френсис помчалась домой, чудом не скатившись с крутого обрыва в море.

Она влетела в просторный тамбур, оснащенный какой-то аппаратурой, наполовину еще не включенной, пересекла холл, затянутый пестрым самогреющим ковром, ворвалась в свою комнату, украшенную уменьшенной копией голографического изображения Интерконтинентального моста, и бросилась на кровать.

Закрыв глаза, она снова увидела убегающий в море парус, услышала ветер с напевом древней ритуальной песни, и такая тоска была у нее в груди, что хотелось заплакать во весь голос. Но не было слез, не было сил.

В таком настроении у нее даже не было сил связаться с Петром-Амаей.

А когда пришла в себя и соединилась с Уэленом, Иван Теин сказал, что Петр-Амая уехал в Париж. Можно было и с Парижем связаться, но Френсис почему-то этого не сделала. А тут еще ужасная гибель внука начальника Советской администрации строительства.

Тем временем события шли своим чередом.

После осеннего забоя моржей, когда заполнились новенькие, вместительные рефрижераторы на Кинг-Айленде и впереди ожидалась долгая спокойная и безбедная зима, полная удовольствий обживания новых домов, владения новыми вещами, отец объявил Френсис, что хорошо бы торжественно отметить бракосочетание, вспомнить древние обычаи, соединив их с новыми.

— Работа у тебя хорошая, большую часть времени ты и так проводишь на Кинг-Айленде, а если уезжаешь отсюда, то с Перси, так что самое время все совершить, как полагается…

Френсис опустила голову.

Отец погладил ее по черным, гладко причесанным волосам и сказал:

— Ты хорошая девочка, послушная.

Ни для кого не было секретом ее увлечение Петром-Амаей, их долгие беседы через пролив по видеофону, недавно введенному в связи с началом строительства моста. Даже ночевка в Иналике. Это ровным счетом не имело никакого отношения к будущему событию. В Беринговом проливе добрачные отношения между молодыми людьми испокон веков не считались предосудительными. Было бы вообще прекрасно, если бы у Френсис был ребенок…