Интерконтинентальный мост - Юрий Рытхэу

Парень обернулся, и тут Иван Теин, во всю силу своих голосовых связок закричал:

— Ложись! Ложись на лед!

Он видел, как к Глебу быстро полз Сергей Гоном, отцепив от себя нерпу.

Ивану Теину некогда было думать о происхождении странного сотрясения льда. Он только заметил, что удар шел откуда-то из самых глубин, из пучины морской. Все его внимание теперь сосредоточилось на растерянной фигуре Глеба, который в удивлении озирался вокруг, следя взглядом за расходящимися от него и убегающими вдаль трещинами.

— Ложись, ложись на лед! — продолжал кричать Иван Теин, скользя к нему по льду.

— Ложись, ложись! — кричал и Сергей Гоном, который был ближе.

Иван Теин скорее почувствовал, чем услышал второе сотрясение, и в это мгновение Глеб упал. Показалось, что он наконец-то внял крикам и распластался на льду.

Иван Теин перевел дух, приподнял голову и не поверил глазам: на том месте, где должен был быть Глеб, ничего не было, кроме расходящихся трещин.

— Глеб! — закричал Теин. — Глеб, где ты?

— Он исчез подо льдом! — услышал он голос Сергея Гонома.

— Не может быть! — закричал Иван Теин. — Он же умеет плавать! Глеб! Глеб!

Он обшарил взглядом успокаивающуюся поверхность льда, каждое пятнышко, каждую трещину, не переставая кричать, звать, но Глеба нигде не было. Тогда Иван Теин замолчал, постарался унять свое шумное дыхание и прислушался. Собственная кровь билась в ушах, заполняла голову, зловеще поскрипывал трущимися изломами лед. Было так неправдоподобно страшно, что у Ивана Теина потемнело в глазах, и он на секунду потерял сознание. Придя в себя, он снова оглядел то место, где только что был Глеб.

Позади тяжело дышал, почти всхлипывая, Сергей Гоном.

— Он исчез сразу, я видел, — выдохнул с трудом Гоном. — И даже не вскрикнул, не взмахнул рукой.

Не ответив ничего на слова Гонома, Иван Теин изо всех сил пополз вперед, на то место, где исчез Глеб. Он не думал об опасности, о том, что каждое мгновение его тоже может втянуть под лед. Следом, не переставая всхлипывать, полз Сергей Гоном и повторял:

— Где же он? Где же он?

Онемели пальцы в заледенелых рукавицах, сырость проникала в штаны, в обувь, камлейка разорвалась в нескольких местах, лицо расцарапалось об острые обломки льда, но ничего этого не замечал убитый горем Иван Теин.

Он сделал несколько кругов, пересекая трещины распластанным телом, стараясь заглянуть сквозь толщу льда: но море замерзло несколько дней назад, да и соленый лед не так прозрачен, как пресный. Он видел лишь тень собственного отражения, свои прежние следы, отмеченные яркими, тут же замерзающими капельками крови на льду.

У Гонома тоже искровянились пальцы, но он неустанно полз в поисках хотя бы малейшего следа присутствия Глеба. Иногда в путающихся мыслях возникало сомнение: а был ли он вообще здесь? Такое впечатление, что померещилось, показалось, что Глеб был с ними на охоте. А на самом деле он там, у себя, на острове Ратманова, на самом верху растущего огромного сооружения одной из главных башен-опор Интерконтинентального моста. Работал Глеб Метелица верхолазом-монтажником.

Странное дело: такая же мысль возникала в воспаленном мозгу Ивана Теина, настолько чудовищно нелепым казалось ему происшедшее.

А внутри, в сердце, росла боль, она распространялась по всему телу, охватывала каждую частицу, проникала в кончики пальцев. Это была новая, незнакомая боль, боль-сострадание, боль-сопротивление разума случившемуся, нежелание примириться со страшной бедой.

И Иван Теин, и Сергей Гоном, не сговариваясь, кружили и кружили на том месте, где стоял Глеб Метелица, осматривались вокруг, изучали каждую трещину, пытались что-то услышать, заметить во льду.

И все чаще представлялось уходящее в непроглядную холодную темноту тело, бывшее только что живым, горячим, полным сил; ведь парню еще не было и тридцати… Смерть понятна, когда она завершает долгую жизнь, становится достойным окончанием многолетнего пути. И против такой смерти никто не возражает. Смешно было бы возражать против окончания дня, наступления вечера и ночи… Но когда обрывается молодая жизнь, это так же противоестественно, как если бы вдруг, сразу же за утром наступила ночь…

Иван Теин и не замечал, что, кружа на одном и том же месте, он рассуждал вслух и то, что казалось ему невысказанными мыслями, он произносил довольно громко и внятно, пугая своего молодого спутника.

— Дядя Иван! Дядя Иван!

Это был голос Сергея Гонома.

— Что ты сказал?

— Дядя Иван, — прохрипел, еле ворочая непослушными замерзшими губами, Сергей Гоном. — Мы уже два часа крутимся на одном месте и ничего не можем найти. Наверное, нам лучше вернуться за помощью.

Иван Теин остановился. Теперь все стало ясно. Ясно до рези в глазах: ничего не сделать. Вслед за утром наступила ночь.

Надо искать тело, если его удастся найти под сплошным покровом льда.

Оба охотника, оглядевшись, но не поднимаясь на ноги, ползком двинулись к берегу, пересекая трещины.

Что же это было?

Сколько помнил себя Теин, сколько слышал, читал о прошлой жизни, никто никогда не упоминал о таком. Где-то произошло землетрясение? Где-нибудь на Аляске, поближе к Алеутским островам? Там это бывает. Но какой же силы должен быть подземный толчок, чтобы волна его добралась до северного берега Чукотского полуострова? А может, такое и случалось раньше, но в те годы, когда море покрывал пришедший с севера движущийся лед, а не такой гладкий, как сейчас?

Каково ему будет смотреть в глаза Сергея Ивановича Метелицы?

Боль вины сжимала сердце, и казалось, что оно бьется в каком-то железном капкане.

Ему уже хотелось самому погибнуть, сгинуть в морской пучине. Он встал и пошел, волоча на ногах полусломанные снегоступы. Следом шел Сергей Гоном и беззвучно глотал катившиеся по щеке слезы.

Сергей Иванович Метелица стоял на наблюдательной вышке, оборудованной на первом этаже островной башни-опоры. Но даже самый нижний этаж будущего грандиозного сооружения так высоко вознесся, что у края, огороженного стальными канатами, захватывало дух.

Работы успешно шли и на Малом Диомиде, и отсюда, с Ратманова, хорошо была видна нижняя, начальная часть второй главной башни-опоры, которая вместе с башней-опорой на Ратманова, на мысах Дежнева и Принца Уэльского должна взять на себя главную нагрузку.

Кроме того, подготавливались промежуточные башни-опоры, которые должны были встать из воды между мысом Дежнева и островом Ратманова, а также — между Малым Диомидом и мысом Принца Уэльского. Работы шли слаженно, точно по графику. И на азиатском, и на американском берегу работали гигантские плавучие заводы строительных конструкций. Оснащенные мощными энергетическими установками, обладающие громадными цехами-трюмами, они становились на якорь где-нибудь у берега, где находились запасы строительного сырья, и принимались за работу. Железобетон практически весь делался на месте, привозным был только металл.