Бюро темных дел - Эрик Фуасье

– тут уж библейская ассоциация, извиняюсь, сама собой напрашивалась, – произошло это накануне вечером, в ложе у «Итальянцев»[45], вы записали мне на клочке бумаги адрес, по которому я смогу найти вас сегодня утром, но я по рассеянности эту бумажку потеряла.

– И вам удалось заморочить ему голову такой дурацкой выдумкой?

– Ах вот как? Не верите? – взвилась молодая особа, напустив на себя оскорбленный вид. – Вы можете злиться на меня за то, что своей выдумкой я создала вам блистательную репутацию, но вы не имеете права подвергать сомнению мой актерский талант!

Валантен, расхохотавшись, вскинул руки, показывая, что сдается:

– Полно вам, полно! Стало быть, меня всегда считали унылым бобылем, а теперь я вдруг обрету среди коллег славу беспощадного сатира?

– Ну, не преувеличивайте так уж, – пожала плечами Аглаэ, спокойно усаживаясь в глубокое кресло с таким непринужденным видом, будто находилась у себя дома. – Лучше расскажите, как вам удалось уцелеть в схватке с непобедимым дуэлянтом.

Валантен невольно почувствовал себя польщенным, когда услышал в ее просьбе нотку восхищения. Однако ни на миг у него не возникло искушения солгать этой девушке.

– Боюсь вас разочаровать, дорогая Аглаэ, но в моей победе не было ничего героического. Победой я обязан вовсе не проснувшемуся чудесным образом таланту стрелка и даже не вмешательству божественных сил. Если хотите услышать правду без прикрас и увиливаний, извольте: я сжульничал.

– Сжульничали? – удивленно воскликнула Аглаэ, сбитая с толку. – Но как можно сжульничать в дуэли на пистолетах? Я думала, что и у вас, и у вашего противника были секунданты, то есть люди, присматривавшие за тем, чтобы поединок проходил по всем правилам.

Валантен кивнул, прикуривая сигару от пламени масляной лампы.

– Секунданты видели только обмен выстрелами. Но смею вас заверить, причиной моего жульничества были вовсе не трусость и не тщеславие. Если бы некий долг, взятые на себя обязательства не запрещали мне так глупо рисковать жизнью, я бы ни в коем случае не нарушил законы чести. Есть высшие интересы, которым все должно подчиняться. В таких случаях цель оправдывает средства.

– Так о каких же средствах идет речь? – нетерпеливо вопросила Аглаэ, у которой любопытство пересилило любые этические доводы. – Скажете вы, наконец, как вам удалось избежать смертельного выстрела соперника?

– Ответ заключен в этой склянке. – Валантен достал из жилетного кармана маленький флакон.

– И что же это?

– Весьма ядовитая субстанция, содержавшаяся в одном африканском растении, известном под названием чилибуха, или рвотный орех. Впервые этот алкалоид был выделен в тысяча восемьсот восемнадцатом году профессором Пеллетье из Фармацевтической школы Парижа. Профессор назвал его стрихнином.

– Что же в нем особенного?

– Стрихнин воздействует на нервную систему. Он представляет особый интерес для медицины, поскольку в терапевтических дозах стимулирует дыхательную функцию и благотворно влияет на органы чувств. Однако в больших дозах стрихнин провоцирует мускульные спазмы, которые, при его летальном количестве, могут вызвать конвульсии, остановку сердца и смерть от удушья. В случае с Фове-Дюменилем я ограничился дозой, необходимой лишь для того, чтобы обеспечить некоторое торможение мышечной активности, которое не позволило ему точно прицелиться.

– Однако в любом случае это было очень смело с вашей стороны, – заметила Аглаэ, глядя на Валантена с некоторым ласковым осуждением, как на созорничавшего ребенка. – А если бы его пуля все-таки угодила вам в какой-нибудь жизненно важный орган?

– Так или иначе, пришлось рискнуть. У меня было мало времени на подготовку к этой дуэли, а, как я вам сказал, на свои навыки в стрельбе я не мог положиться.

– Тем не менее в противника вы все-таки попали.

– Попал-то я в предплечье, хотя целился в плечо. Так что сами понимаете…

Аглаэ вздрогнула от запоздалого приступа страха, затем, спохватившись, что Валантен еще не все ей рассказал, продолжила расспросы:

– А тот страшный яд… как вы ухитрились подсунуть его сопернику так, что никто из секундантов этого не заметил?

– Должен признаться, когда меня посетила идея использовать стрихнин, я чуть голову не сломал, пытаясь придумать подходящий способ. Но в конце концов придумал!

– Ну не томите уже, что за полупризнания?! Говорите четко и ясно, как вы это сделали! – не выдержала Аглаэ.

– Пришлось повозиться с замком на футляре с дуэльными пистолетами. Я приделал к нему полую иглу со стрихнином так, что, поворачивая ключ в одном из замков, невозможно было не уколоть палец. В ранку таким образом сразу должен был попасть яд. Самым сложным мне казалось убедить противника воспользоваться оружием, которое я принес. Тут уж мне пришлось позавидовать вашему актерскому таланту и попытаться разыграть сцену, нахально солгав ему в лицо. Должно быть, я не настолько уж бездарен, поскольку в итоге все получилось именно так, как я и задумал.

В этот момент колокола на церкви Сен-Сюльпис неподалеку отзвонили девять утра. Аглаэ вскочила:

– Уже так поздно! Я должна вас покинуть, но теперь моя душа спокойна: я убедилась, что вы живы и здоровы.

Валантен не смог скрыть разочарования:

– Уже уходите? Я сегодня не успел позавтракать, и, раз уж вы здесь, мы могли бы где-нибудь посидеть вдвоем.

– Возможно, в следующий раз, – отозвалась Аглаэ с задорной и соблазнительной улыбкой. – Сегодня у меня никак не получится. Мы в театре мадам Саки даем новую пьесу, премьера в следующий вторник, а репетиции начинаются сегодня. Мне кровь из носу нужно быть в зале к десяти.

Оставшись в одиночестве, Валантен на некоторое время погрузился в раздумья. Впервые он чувствовал такое влечение к женщине – возможно, потому, что впервые женщина была не просто очарована его внешностью, но проявила к нему более глубокий интерес. Привратнику она представилась кузиной Аглаэ! В Префектуре полиции назвалась его «новой любовницей»! До чего же странное, диковинное создание! Врет не краснея, действует на свой страх и риск, позволяет себе вольности, которые не всякий мужчина отважится вообразить, и еще у нее самое одухотворенное, дерзкое, прекрасное лицо в мире!

Поймав себя на том, что стоит посреди библиотеки и блаженно улыбается, Валантен решил сосредоточиться на серьезных мыслях. Он только что избежал смерти от пули Фове-Дюмениля не для того, чтобы предаваться пустым мечтаниям! Теперь, когда разговор с Эваристом Галуа убедил его в том, что «Три беззаботных коростеля» и «Якобинское возрождение» были ложным следом, требовалось начать расследование с нуля. Возможно, что-то даст дело Тиранкура, того бонапартиста, о самоубийстве которого говорил префект полиции. Что там сказал этот бесноватый перед смертью, когда перебил в номере все зеркала и пустил себе пулю в грудь? «Зеркала меня заставили!» – вот что. Дело было темное, хотя само по себе вроде бы и не представляло интереса.