Йалка - Марина Чуфистова

нуоли меньше сложностей в отношениях? Нас меньше, поэтому надо ценить, что есть? Моя мама искренне верит, что у каждого нуоли есть своя половинка. Если ты не нашел ее до двадцати пяти, значит жди, когда кто-нибудь овдовеет. Мне двадцать пять…

* * *

Экзамен у Медвога больше походил на базар в воскресный день. Хотя что я знал о базарах? Мама никогда не брала меня с собой, когда ходила на рынок по выходным. Говорила, что я буду только мешать и выпрашивать. Не могу вспомнить, чтобы я что-то выпрашивал. Может, в глубоко несознательном детстве? Может, это была маска? Учитель делил нас на пары или на тройки, давал ситуацию, потом менял местами, и нужно было быстро понять, что происходит в другой группе и влиться. Сам Медвог и кураторы ходили от группы к группе, делали записи.

Меня мало заботил результат. Все, что мог, я для себя усвоил. Могу раздеться при незнакомцах, могу изобразить голубя или тюленя, могу произнести без запинки ФСПУ-ФСПО-ФСПА-ФСПЭ-ФСПИ-ФСПЫ, ВРЭВЛ-ФЭР ВРИВЛ-ФИР ВРЫВЛ-ФЫР, ВЗДРЭЖ-БЭ-ФЭС ВЗДРИЖ-БИ-ФИС ВЗДРЫЖ-БЫ-ФЫС, прочитать монолог из «Короля Лира» (или «Короля льва»?), могу дышать животом, могу втиснуться в набитый битком автобус, могу шесть часов подряд общаться молча, могу показать карточный фокус, думаю, что могу определить, был ли у кого-то секс. Я многое усвоил за восемь недель. Дайте мне сцену! Лучше две!

После импровизации мы ждали в коридоре, пока Медвог с помощниками совещались. О чем они говорили? О том, что кто-то из нас бриллиант, а кто-то бездарность. Что вообще они могли дать теперь? Диплом? И что с ним делать? Как-то Вениамин сказал, что у Медвога осталось много друзей в театре и что визитки лучших студентов он всегда отправляет куда-то. Прошел долгий час, прежде чем кураторы вышли из класса. Вениамин сказал, что мастер хочет поговорить с каждым. Какая важность. Большинству из нас уже хотелось напиться.

Первой пошла Женя. Платье ее промокло на спине, и стало видно спортивный бра, который она надела на случай, если Медвог заставит нас раздеваться. Многие предусмотрели такое развитие событий, поэтому нещадно потели весь день. Я же неловко подумал, что на мне только худи и джинсы, которые я наспех надел утром, и возблагодарил Все Сущее, что не пришлось это снять.

Жени не было почти час. В какой-то момент Матвей и Глеб сходили в магазин за едой. В здании не ловила сеть, и я не знал, сколько раз позвонила Элина. И рад был не знать. Когда Женя вышла, на лице ее алели пятна. Все обступили ее, но она лишь молча опустилась на пол и смотрела в стену. Тут я начал нервничать.

– Матвей, – сказал Вениамин.

Матвей перекрестился слева направо и вошел. Не думаю, что он католик.

Пока Матвей был в классе, я уснул на полу в коридоре. И мне снилась Натали. Она что-то говорила о моем будущем. Кажется, что-то о перерождении. А потом попросила пять тысяч за консультацию. Я вздрогнул и проснулся.

Матвей уже сидел на полу, а у Медвога был Сергей Сергеевич. Его так называли. На самом деле Сергеевич была его фамилия, с ударением на третий слог. Он работал руководителем какого-то отдела на «Сельмаше» и хотел овладеть искусством публичных выступлений, чтобы через пару лет баллотироваться в Заксобрание. Из сотни вариантов он выбрал Медвога с его склонностью оголять людей. Сергей вышел быстро. Или мне так показалось. Время в этом коридоре растянулось или сжалось. Никто не шутил и не разговаривал. Каждый, кто входил к Медвогу, выходил задумчивым, молча садился и смотрел куда-то вглубь себя. Я думаю, что у каждого есть внутри такое место, куда можно посмотреть. Остальные тихо ждали. Каждый боялся услышать что-то судьбоносное. Даже великолепное слышать страшно. Это ведь будет означать перемены. Менять жизнь страшно.

Я был уверен, что Медвог напустил на себя этот туман, чтобы создавать иллюзию непоколебимого влияния на людей. Отличный способ продать продвинутый курс. Хотя у Медвога его не было. Но я решил, что обязательно предложу, когда подойдет моя очередь.

Не успел я поставить точку в мысли о продвинутом курсе Медвога, как Вениамин назвал мое имя. Как мне показалось, с придыханием. Вениамин устал не меньше нашего. Для него театральные каникулы получились вовсе не каникулами. Уже на следующей неделе он должен приступить к репетициям новой постановки, которую сам написал. Не знаю, о чем она, но уверен, это что-то глубоко печальное.

Я вошел в класс. Ожидал увидеть Медвога, восседающего на троне. Не важно, откуда бы там взялся трон, но именно этого я ожидал. В аудитории уже сгустился полумрак, и Медвог выглядел очень уставшим пожилым человеком, каким он и был, вообще-то. Его помощница Лена сидела за партой в последнем ряду и что-то писала в телефоне. А может, играла в симс.

Медвог указал на стул рядом с собой. Мне показалось, стул слишком близко. Когда люди сидят бок о бок, невозможно нормально говорить. А когда так близко сидит нуоли…

– Что-то смущает? – спросил Медвог.

– Нет.

Я сел и чуть отодвинул стул. Я сделал это одним движением, казалось незаметным.

– Не трогай стул, – тут же сказал Медвог. – Пусть стоит, где стоит.

Я вернул стул на место.

– Итак, Йалка! Чего ты хочешь? – Я чувствовал его кофейное дыхание.

– В смысле, чего я хочу?

– А какой еще смысл у вопроса «Чего ты хочешь?»?

– По жизни или сейчас?

– Ты мне скажи.

– Сейчас я хочу спать и пить.

– Какая интересная беседа. – Медвог скрестил руки на груди.

Я снова поерзал на стуле. Мое плечо касалось плеча Медвога. И я чувствовал, как оно потеет.

– Тебе дискомфортно?

– Немного.

– И часто тебе бывает дискомфортно?

Я молчал. Медвог спокойно ждал. Как часто мне бывает дискомфортно? Я попытался вспомнить, когда мне было комфортно в последний раз? Кажется, неделю назад или две. Где я был? В ванной. Я уснул под шум стиральной машины.

– А дома? – спросил Медвог после молчания.

– Я не знаю.

– Когда ты раздевался дома, что ты чувствовал?

– Было забавно.

– Забавно, – повторил Медвог и задумался.

Не знаю, сколько времени мы молчали. Возможно, кто-то успел выспаться в коридоре, Лена построила целую империю в своем телефоне или написала роман, Медвог прочел про себя все «Бородино». Почему-то мне казалось, когда он глубоко задумывался, он непременно про себя читает стихи или монологи. Вряд ли это «Бородино».

– Снимай маску, – хлопнул он в ладоши.

Я не двигался.

– Давай! Видно же, что она тебе мешает.

Спорить с Медвогом бессмысленно. Вся его поза говорила о намерении дожать меня. Я достал из рюкзака салфетки, протер руки, салфеткой отогнул край