Йалка - Марина Чуфистова

не вытирал. Я нашел салфетки и протер стол, подоконник и полки. В кабинет еле слышно постучали. Дверь приоткрылась.

– Мне написал твой друг, – прошептала Яна.

– Толик?

– Он нормальный?

– Он лучший.

* * *

Мы погрузили системный блок и монитор на заднее сиденье «кии» Дикого и поехали к Толику. Мне хотелось как можно скорее снять с себя одежду и постирать, принять ванну и почистить маску. Я мысленно похвалил себя прошлого за то, что не выбросил старый кейс, а Толика за то, что сохранил его. Новый я не смог бы сейчас купить. Какой же долгий день!

Толик встретил нас уже нарядным, в блестящем пиджаке и с ухоженной бородой. В «Комедии» гастроли столичных комиков. Говорю, как житель дома престарелых. Конечно, я знал их. Не лично. Но говорить об их успехах совсем не хочется. Дикий согласился подвезти Толика. И я остался один. А мог бы поехать, посмотреть, послушать. Это часть работы. На кухне нашел свою чашку, заварил чай и забрался в ванну. Под звуки стиральной машины я расслабился и попробовал вспомнить события этого дня. Зачем я пошел к Натали. Пусть бы она осталась той, чья кровать в моих фантазиях утопает в игрушках. Но никаких плюшевых зайцев нет.

Телефон просигналил. Натали ждала.

Я достал из машинки влажные джинсы, худи и носки. Высушил себя как мог и поспешил к ней. Зачем? Я так устал. Все, чего мне хотелось, – это наконец лечь в своей комнате. Может, подключить компьютер, восстановить документы. Но я шагал по темным улицам.

Почему я постоянно куда-то иду? Может, в этом проблема? И надо остановиться и позволить жизни просто случаться?

Натали открыла дверь. В белом худи ее тонкие ноги казались бледнее обычного. Серые или голубые глаза блестели, а щеки алели. Кажется, Достоевский так описывал всех психопатических женщин в своих романах. Не берусь утверждать, но, кажется, ничем хорошим это не заканчивалось. Я забыл об этом, как только снял маску.

* * *

Я смотрел в потолок. Кое-где пошли трещины. Наверняка тетя Агата никогда не ремонтировала его. Куда ей, когда надо заботиться о сестре, ее муже и дочери.

– О чем думаешь? – спросила Натали и выпустила дым в открытое окно.

– О трещинах на потолке и тете Агате.

Она ничего не сказала. Это и не нужно.

Я смотрел в потолок. Натали дышала в окно. Фонарный столб оттенял голубым ее профиль. Вздернутый нос и тонкие губы. Я не смотрел, просто знал.

– Я, наверно, скоро уеду, – сказала она в окно.

Я молчал.

– Отец готов оплатить курс по дизайну в Марангони.

– В Италии?

– В Милане.

Конечно, ей надо уехать. Искать себя. Можно ли найти то, что постоянно с тобой? Как найти себя, когда ты с собой каждый день?

– Знаешь, я много общалась с Антоном. – (Зоопсихологом, я помню.) – Он полностью поменял жизнь.

– И как?

– Он бросил работу с животными и занялся консалтингом. Теперь собирает семинары. Записал в цели «Лужники» в следующем году. Его опыт вдохновляет.

Я мало знал Антона. Мы виделись всего раз. У него была сеть ветклиник и даже научная деятельность. И ради чего он бросил это? Ради призрачного выступления в «Лужниках»? Нынче арены собирают все кому не лень. Кто я такой, чтобы судить.

– Тебе надо с ним пообщаться. Он расширил мое сознание. Я поняла, что зажата рамками… условностями… какими-то дремучими правилами… Он перевернул мое представление о деньгах. Вот послушай: деньги приходят к тому, кто себе разрешает.

– Да неужели. – Прозвучало грубее, чем планировал.

– Достаточно разрешить себе.

– Что?

– Все.

Она посмотрела на меня. Свет с улицы обрамлял ее, лица не было видно.

– Как только я разрешила себе, отец нарисовался с этим Марангони.

– Волшебство.

– Да. – Натали встала на подоконник и крикнула в окно: – Мне можно!

Как я оказался в романе девятнадцатого века? Слушаю поток сознания температурящей женщины.

– Я пойду, а ты ложись спать, – сказал я, вставая.

– Какой сон! Нам столько надо успеть!

– Я завтра зайду.

Я что-то еще сказал о важных делах и вышел. А можно все будет просто? Можно? Натали сказала же, что можно все.

* * *

Поднимаясь на четвертый этаж к Толику, я мечтал о ванне. Прохладной. Ночь оказалась слишком потной. Как можно тише я открыл дверь, как можно тише я разулся и как можно тише прошел в ванную. Под прохладным душем стало легче. Мысли прояснились. Я понял, что нужно сделать в первую очередь. Купить трусы, носки и шампунь. Захотелось даже записать это в блокнот. Хотя мои блокноты наверняка все еще плавают в мусорной жиже. Значит, купить новый блокнот. Отличный план на жизнь. Кажется, консультация Антона мне не понадобится. Я сам могу собрать «Лужники» и пояснить за жизнь. Представляю, как выхожу перед пятью-шестью тысячами и говорю: «У вас всегда должен быть запас трусов и носков. Ходить летом без трусов чревато раздражением. И объяснить, что это не герпес, довольно сложно».

Я вылез из ванной, обмотался гостевым полотенцем и как можно тише открыл дверь. Ради Всего Сущего, какого хрена так пугать? Яна!

– Ой, – пискнула она.

– Ой, – сказал я, протискиваясь между ней и дверью.

– Спокойно ночи.

– И вам не хворать.

Кажется, она хихикнула. Никогда не видел, чтобы Яна хихикала.

Я застелил себе матрас в моей бывшей комнате, лег и стал смотреть в потолок. Толику тоже не помешает ремонт. Может, натяжные потолки? Нет, это пошло. Это фальшивка. Попытка прикрыть трещины глянцевым блеском. Когда надо их хорошенько зачистить, сделать глубже и толще, потом залить раствором. Сначала будет хуже, сильно хуже. Но после всего, когда счистишь все лишнее, выровняешь поверхность, будет как новенькое. Покрасишь, и как будто ничего не было. Нет. Шрам останется. Может, незнакомцы не заметят, но он будет там, под слоями штукатурки. И это будет честно.

«Я учился жить заново. Носить шкуры, обходиться без пальцев. Я заново научился писать. Кожа на культе удобно складывалась. Почерк больше не был изящным, но я писал.

Они доставали для меня бумагу и чернила. Одному Богу известно, с кем вели торговлю эти существа. Но все, чего бы я ни попросил, мне давалось.

Ищите и обрящете. Попросите и получите.

…

Только не Ее. Ее я не получил. Ее навсегда забрали льды. Ей не простили. Лед не прощает.

…

Я учил нуоли говорить, а они учили меня жить».

Пусть меня тоже научат.

* * *

Я проснулся под звуки кофемашины. Мои любимые. Хотелось распахнуть окно, втянуть воздух, сделать зарядку, ну хотя бы отжаться десять