Йалка - Марина Чуфистова

Глава 7

Родители после двух дней пути оказались в своем новом доме. Мама тут же упала на кровать плакать, а отец вышел на задний двор. Небольшой, но свой собственный клочок земли. Собственным он стал, когда отец высыпал из пакета землю с участка своих родителей, который продал много лет назад. Он хранил землю втайне от мамы. За что действительно заслуживает уважения. Сохранить что-то в тайне от мамы невозможно. Она могла бы работать сыщиком. Или так уже не говорят? Конечно, о карьере в полиции таким, как моя мама, и думать нечего. Не потому, что она нуоли, хотя мне хотелось бы так думать. В Архангельске много полицейских-нуоли. Мы с Серегой часто их видели на районе. У нас постоянно что-то происходило. Обычно бытовое насилие заканчивалось примирением сторон, так что увидеть, как полицейские заламывают кого-то и ведут к машине, нам не довелось. Но вернемся к маме. Ей не светит такая работа, потому что она склонна делать поспешные выводы. Если бы моя мама работала в отделении архангельской полиции, в городе не осталось бы людей без судимости. Я не уверен, но, кажется, мама была против введения моратория на смертную казнь. Хотя ее никто не спрашивал.

Отец решил на своем голом участке обязательно посадить березу. Не понимаю, откуда в нем взялась эта тоска по родине через два дня после переезда. Не удивлюсь, если он начнет писать эмигрантскую прозу. Прозу, потому что поэзию он не выносит. Когда в школе мне задавали выучить какой-нибудь «Мороз и солнце» и я как заведенный декламировал до дрожи в коленках, отец уходил в другую комнату и делал телевизор погромче (у нас в каждой комнате имелся телевизор, других развлечений мы не знали).

Когда они вошли в новый дом, мама поняла, что свои шторы в цветочек уже никогда не достанет из чемодана. И пусть это прозвучит патетично, у них началась новая жизнь. С барбекю по выходным, стрижкой газона и походами на природу. Мои. Родители. Начали. Новую. Жизнь.

А моя старая никак не заканчивалась.

* * *

После тягучих, липких и душных выходных я забрал оживший в рисе телефон и пришел в офис. Не мог же Игорь просто повесить амбарный замок на дверь. Атмосферу можно было резать ножом. Это значит, она была тяжелой.

Игорь с опухшими глазами (все выходные плакал) подписывал стопки платежей, которые подсовывали ему Яна, Лена и бухгалтер Ира, которая работала на аутсорсе. Она перетащила в офис коробки с документами, которые ей предстояло отработать в ближайшие недели. Андрей нашел новую работу. И сказал, что я тоже могу пригодиться, если мне надо. Мне надо. Наверно. Другой Андрей, обычно молчаливый и исполнительный, больше не приходил в офис. Игорь начал процедуру банкротства. Но обещал, что лично от себя выплатит нам по сто тысяч. Яна готова была вырвать ему кадык. И она бы это сделала. Легко.

Никогда не думал, что мне захочется выть. Мне хотелось выть.

Каждый день я приходил в офис и смотрел в монитор в каморке, которая, как оказалось, мне нравилась. «Северная» после моей комнаты у Толика была лучшим местом на свете.

* * *

В среду вечером, пока ждали Медвога у закрытой аудитории, все нервно переглядывались, стараясь угадать, у кого было, а у кого нет. Это оказалось забавной игрой. Мне почему-то хотелось знать, было ли у Насти и с кем. С мужем, с кем же еще? И я ждал, что скажет Медвог.

Когда он появился в черных очках и с кофейным стаканчиком, в котором был вовсе не кофе, сказал:

– У вас тут ужасная аура! Я дал вам простое задание. Так трудно было выполнить? Вы меня разочаровали.

Он произнес это слишком театрально, чтобы можно было поверить.

– Я лично выполнил и даже перевыполнил, – сказал Матвей.

– Ну пойдем смотреть. – Медвог открыл аудиторию.

Казалось, что мы снова на медкомиссии в школе. Только я не отдельно, а вместе с людьми.

Так только казалось. Медвог не стал выяснять детали. Он посмотрел с выражением на каждого, дал напутственное слово. Насте он посоветовал поступать в театральный институт.

– Я как-то снималась в сериале, – сказала она.

– Настенька, тебе нужна сцена!

– Но мне тридцать два!

– Тогда в говносериалах тебе самое место, – раздраженно сказал Медвог и перешел к Матвею.

Матвею он сказал что-то про курсы по пикапу. Только я не понял, надо ли их пройти или запустить. На Женю он долго смотрел. Так долго, что стало даже неловко.

– Я бы забрал тебя с собой, – мечтательно сказал он и двинулся дальше.

Едва ли кто-то понял, что это значило. Мне некогда было об этом думать, потому что следующим был я.

– Йалка, Йалка, – покачал он головой. – Так я и не понял, что ты за зверь.

– Может, белый медведь? – сказал Матвей.

– Мотя, придержи свои остроты для недалеких девиц, – не отрывая внимательного взгляда от меня, сказал Медвог. – Тут мощь… но какого рода… Как у тихонь, которые либо изобретают интернет или лекарство от рака, либо приходят с пистолетом в школу…

Занавес. Уж лучше б сказал что-то общее. Пойти на вокал или танцы, как некоторым. Практиковаться в импровизации. Вести прямые эфиры. Заняться дубляжом, как, например, Глебу. Масса вариантов, которые он мог назвать. Но не назвал. Лекарство от рака мне уже не изобрести. Как и интернет.

После наставлений Медвог рассказал, как будет проходить экзамен в субботу.

– А как подготовиться к импровизации?

– Можешь выучить стишок.

– А это поможет?

– Нет.

Медвог отпустил нас раньше обычного. Настя предложила всем вместе выпить кофе. Кто-то отказался. Но не я.

Мы зашли в стеклянную кофейню и заняли сразу три столика. Матвей начал тут же отрабатывать рекомендации Медвога на баристе. Она была слишком юна для него, но никто его не остановил. Настя пожаловалась на мужа, который на курсы еле отпустил, а уж в институт точно не разрешит поступать. Женя спросила, зачем она вообще пошла. Чтобы отдохнуть от него, ответила Настя. Мне захотелось ее обнять. Но я не стал.

– Мы же бухнем после экзамена? – спросил Матвей.

– Я за! – сказали как-то хором.

Что-то еще обсудили, вяло посмеялись, допили кофе и простились. Мне хотелось проводить Настю. Но я не стал. Ей о многом надо подумать. И мне.

* * *

Дома Элина встретила меня возбужденной. Она говорила с моими родителями. Говорить с родителями – как искупаться в проруби. И мне хотелось бы развить эту метафору, но оставлю так.

Она говорила так быстро