Информация и человек - Сергей Сергеевич Сергеев

уверенно заявляет, что он за Интернационал, хотя не знает, что это такое и сколько их всего. Потом, опять же, без малейших колебаний утверждает, что он за тот Интернационал, за который Ленин, хотя, опять-таки, не знает, за какой Интернационал выступает Ленин. И даже не смог вразумительно ответить, за кого же он воюет – «за большевиков али за коммунистов». (Явная нехватка осознанности действий.) Но колебания или сомнения этому образу совершенно не присущи. При таком стиле мышления очень легко встать на любой путь. В других обстоятельствах он мог бы с такой же уверенной лихостью воевать на стороне белых.

Ещё раз обратим внимание, что речь идёт не о реальном Чапаеве, а о его образе, используемом в пропагандистских целях. И означенные анекдоты порождают ощущение, что этот образ явно не образец для подражания, хотя именно таковым он и представлялся во времена зарождения этих анекдотов. Но вот чётко выразить словами все нестыковки созданного образа с идеалом весьма затруднительно. Можно, конечно, дать пространные рассуждения (кстати, мы для примера затронули лишь один из его штрихов), но это будет долго, нудно, путанно и, в большинстве случаев, не убедительно. А шутка в самой короткой форме и как-то естественно заостряет внимание именно на самой сути скрытых недостатков. Как только этот вымышленный образ посредством анекдота «вставляется» в вымышленные же условия, то сразу становится видно, что что-то здесь не так. Как-то слишком уж органично он вписывается в абсурдные ситуации.

Рассмотрим другой образ. Образ маршала Жукова. И снова не будем вдаваться в выяснение характеристик реального человека (свидетельства о нём чрезвычайно противоречивы), а рассмотрим именно образ, созданный многочисленными книгами и кинофильмами, и тоже используемый в пропагандистских целях. Вроде бы, здесь много общего с образом Чапаева: та же прямолинейность и непоколебимость убеждений, решительность суждений, готовность «рубить с плеча». Да и с образованием у Георгия Константиновича слабовато. (Четыре класса школы и кавалерийские курсы.) Но что-то не слышно анекдотов про Жукова. Значит, есть какое-то принципиальное отличие этого образа от образа Чапаева. В чём же оно?

Дело в том, что образ Жукова никогда не трактовался примитивно, однозначно и прямолинейно. Он дан со всеми его переживаниями, сомнениями, мучительными раздумьями, ошибками и т.д. И никогда не преподносился как что-то идеальное, завершённое. В то же время трудно представить себе Жукова в ситуации, где он действовал бы неадекватно, руководствуясь только какими-то заранее выработанными представлениями. (Чапаев «рубит с плеча», не вникая в детали дела, Жуков же, напротив, сначала всё продумает.) Трудно представить, чтобы Жуков, нарочито выпячивая чистоту и открытость своих взглядов, тут же хитрил. (Вспомним, что Чапаев, услышав вопрос, за кого он, «за большевиков али за коммунистов», сразу же ушёл от ответа, заговорив про Интернационал. А услышав вопросы про Интернационал, снова начал хитрить, скрывая свою некомпетентность. А ведь перед этим он произнёс целую речь о том, что его помыслы просты, понятны и открыты.) И в этом образе, при всей его прямолинейности и готовности к решительным действиям, совершенно нет той бесшабашной удали, которая так органично присуща образу Чапаева.

Но речь здесь вовсе не о том, что образ Жукова «положительнее» образа Чапаева. Вся суть в том, что сознание, воспринимая образ Жукова, не улавливает информации о каких-либо вольно или невольно скрываемых пороках. А юмор выявляет именно что-то скрытое, но никак не «степень положительности» или «отрицательности» того или иного персонажа. Если нет ничего скрытого, то нет и почвы для юмора. Даже в случае, если рассматриваемый персонаж уж очень отрицательный.

Существует множество литературных и «киношных» персонажей, которые обладают целым букетом различных недостатков, но ни один анекдот к ним «не клеится». Например, всем известный литературный герой – булгаковский Шариков, вообще состоит из одних только вопиющих недостатков. Он просто омерзителен. Но как-то трудно сложить про него анекдот. А вот, скажем, про Штирлица, – слишком уж положительного героя, – есть масса анекдотов. Почему? Именно «сверхположительность» Штирлица и является его «скрытым пороком», который всячески смакуется в многочисленных анекдотах про него. (Вообще-то, всяких ляпов в изображении Штирлица много, в интернете можно найти целые статьи с детальным описанием этой стороны киногероя.) Конечно, нельзя сказать, что этот «порок» сознательно скрывается создателями образа, просто данный образ получился несколько «не доведённым», а юмор здесь «информирует» именно об этих «недоводках». И когда этот персонаж посредством анекдотов «вставляется» в абсурдные ситуации, в которых его неадекватные действия выглядят вполне естественными для него, сразу становится видно, что в «стандартном» восприятии здесь что-то скрыто от понимания, что-то надо выявить. А вот с Шариковым всё по-другому: все его недостатки хорошо показаны автором рассматриваемого произведения. Здесь нет ничего скрытого, нет ничего такого, что как-то не вписывается в «стандартное» восприятие этого образа (такого, какого и хотел автор). И, как следствие, нет почвы для юмора.

***

Обратим внимание, что в анекдотах про Штирлица смех вызывает не сам персонаж как таковой, а именно логика создателей этого образа. Например, закадровые комментарии, на протяжении всего фильма сопровождающие буквально все поступки Штирлица, сами по себе вроде бы не являются чем-то плохим. Да и сознание воспринимает их как что-то вполне естественное и полезное для понимания сути фильма. Но на эту тему существует масса анекдотов. А это верный признак того, что здесь что-то не так. Что же? Очевидно, то, что, во-первых, их слишком уж много (что само по себе вряд ли можно отнести к достоинствам фильма), а во-вторых, эти комментарии, произносимые чрезмерно многозначительным тоном, слишком назойливо пытаются убедить зрителя в том, что буквально любой, даже самый естественный и безобидный поступок Штирлица имеет глубоко скрытый смысл. И нам, простым смертным, без этих комментариев ни за что не понять всей глубины и многогранности натуры этого героя.

Есть, в частности, такой анекдот: «Штирлиц встал спозаранку. Позаранку была агентом румынской разведки». После первой фразы нам, неразведчикам, конечно же, кажется, что речь идёт о том, что Штирлиц встал очень рано для свершения очередных очень важных дел. И опять мы, бестолковые, ничего не поняли. Если бы не закадровый комментарий, мы, очевидно, так и не догадались бы, чем же на самом деле занимался Штирлиц.

Заметим, что здесь вовсе не делается намёка на аморальное поведение Штирлица, на то, что он вовсе не такой хороший, как его преподносят. Посредством юмора здесь просто заостряется внимание на излишней многозначительности и назойливости комментариев. Когда-то был фильм про легендарного разведчика Рихарда Зорге. И там вовсе не скрывались его любовные похождения. Однако ни одного анекдота на эту тему нет. Нет ничего скрытого ни в замыслах авторов, ни в логике изложения, следовательно, нет