Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920–1931 гг. На материалах Харбинской епархии - Светлана Николаевна Баконина

причине ожидания, «как заявит себя в этом смысле признанный… ранее верховный вождь русского народа и русского воинства великий князь Николай Николаевич»{398}.

Убежденному монархисту митрополиту Антонию непредрешенческая позиция Николая Николаевича{399} казалась все более неприемлемой, поэтому после кончины Николая Николаевича в 1929 г. глава Зарубежного Синода официально признал Кирилла Владимировича императором, вследствие чего ряды легитимистов пополнились и окрепли.

Первый шаг к этому признанию был сделан на Архиерейском Соборе РПЦЗ 1926 г. На заседании, состоявшемся 16 (29) июня, Собор принял решение: на основании постановления от 5 (18) октября 1924 г.{400} «разрешить в нарочитые дни и по особым случаям, по просьбе признающих великого князя Кирилла Владимировича императором Всероссийским, поминовение его и его семьи как Благоверного государя и великого князя»{401}.

На этом же Соборе произошло окончательное разделение Зарубежной Церкви на два лагеря. Новая вспышка конфликта между Синодом и митрополитом Евлогием выдвинула на повестку дня вопрос о поддержке зарубежным епископатом существующей высшей церковной власти за границей. Как это часто бывает, разрыв между сторонами произошел, казалось бы, по незначительной причине. На заседании Собора 28 июня был изменен порядок обсуждения вопросов, и стоявший в начале повестки пункт о пересмотре взаимоотношений Синода и Западноевропейской епархии оказался последним. Митрополит Евлогий увидел в этом желание Синода сначала использовать его для совместных постановлений, а потом уже поставить вопрос о Западноевропейской епархии. Он выступил с требованием изменить порядок повестки, который и был изменен после голосования. Однако на следующий день викарий митрополита Евлогия епископ Берлинский Тихон отказался от своего голоса – и вопрос о Западноевропейской епархии вновь оказался последним. Митрополит Евлогий выразил протест и покинул Собор, сказав, что виновником инцидента считает своего викария. В ответ Собором был составлен акт, в котором осуждались «антиканонические и антидисциплинарные действия» митрополита Евлогия. В свою очередь митрополит Евлогий отдал распоряжение подведомственным ему церквам не исполнять указаний Архиерейского Собора и Синода. Таким образом, в Зарубежной Церкви сформировались два самостоятельных церковных управления, вернее, произошло разделение, или, как его иногда называют, «евлогианский раскол».

Зарубежный Синод вынужден был уведомить о конфликте иерар хов, которые не имели возможности лично участвовать в работе Собора. Соответствующие документы были получены и в Харбине. Митрополит Антоний прислал на имя архиепископа Мефодия письмо и отчет о результатах работы Собора с приложением окружного послания главы Карловацкого Синода и его обращения к викариям Западноевропейской епархии, в котором они призывались не принимать участия в предполагавшемся Епископском совещании во главе с митрополитом Евлогием. Для предотвращения церковной смуты и укрепления существующей церковной власти за границей «в лице Архиерейского Собора и Синода» всем преосвященным предлагалось присоединиться к окружному посланию и акту Собора, осудившего действия митрополита Евлогия, и указывалось на необходимость сделать это в срочном порядке, предварив письменное сообщение телеграммой.

16 октября зарубежная пресса сообщила, что дальневосточные епископы «присоединились к постановлениям Архиерейского Собора» и окружному посланию митрополита Антония, выразив «осуждение антиканоническим действиям» митрополита Евлогия, о чем, как сообщалось в газетах, «в Архиерейский Синод поступили заявления архиепископов Иннокентия и Мефодия и прочих епископов»{402}.

2. Харбинская епархия в 1926–1931 гг.

В 1926 г. обстановка в полосе отчуждения КВЖД характеризовалась обострением советско-китайских отношений из-за нарушения советской стороной договорных прав Китая по соглашению от 31 мая 1924 г. Широкий размах коммунистической агитации и пропаганды вынуждал китайскую сторону принимать посильные меры для противодействия советскому влиянию на дороге, но желаемых результатов они не давали{403}.

В таких условиях белая эмиграция стремилась закрепить свой статус как самостоятельной политической силы. Большую роль в ее организации играл начавшийся в 1925 г. процесс объединения эмигрантов под началом Д. Л. Хорвата – официального представителя Верховного главнокомандующего воинскими формированиями русского зарубежья великого князя Николая Николаевича на Дальнем Востоке{404}.

Г. В. Мелихов приводит данные, согласно которым по опубликованным на 1928 г. сведениям различных эмигрантских организаций в Маньчжурии насчитывалось 88 (фактически более 100), причем политические партии, считает исследователь, были малоактивны и не так заметны, как многочисленные объединения и организации, созданные по профессиональному, земляческому и т. п. принципам. К их числу он относит офицерские, казачьи, земляческие, молодежные, профессиональные союзы, а также религиозные и благотворительные организации, общества взаимопомощи и др.{405}

Устремления белоэмигрантов были направлены на борьбу за освобождение родины от власти большевиков, вожди которых нередко назывались «инородцами», «иноверцами» и «богоборцами». По этим определениям можно видеть, что религиозная сторона была неотъемлемой частью политического противостояния. Пропаганде коммунистических идеалов противостояла вера в Бога и молитвы о возрождении Святой Руси.

Если ко времени своего основания Харбинская епархия насчитывала 28 церквей, то к началу 1926 г. храмов было 43 и один молитвенный дом в Трехречье. К апрелю 1927 г. в епархии насчитывалось уже 45 церквей и два молитвенных дома. Количество штатного и приписного духовенства составляло 125 человек: штатных священников – 53, приписных – 31, штатных диаконов и диаконов, исполняющих должность псаломщиков, – 14, приписных – 6, штатных псаломщиков – 21.

По статистическим данным, приведенным в отчете Епархиального совета, к началу 1927 г. убыло духовенства:

за смертью – нет,

за переходом в католичество – 1,

за отъездом за границу – 2.

Полноправных прихожан в епархии числилось 8543 человека.

Родившихся мужеского пола – 897, женского – 863, итого – 1760.

Бракосочетавшихся – 572.

Умерших мужеского пола – 660, женского – 549, итого – 1209.

Количество брачных разводов – 128{406}.

В Харбине действовали два монастыря – Казанско-Богородицкий мужской и Богородице-Владимирский женский. Оба монастыря были основаны в 1922 г. по благословению архиепископа Харбинского и Маньчжурского Мефодия.

Мужской монастырь сначала обосновался в окрестностях Харбина на Крестовском острове. Его настоятелем стал бывший благочинный Пермских монастырей архимандрит Ювеналий (Килин), эмигрировавший в Харбин в 1920 г. В 1922 г. отец Ювеналий был командирован в Сербию (там он настоятельствовал в одной из мужских обителей Сербской Православной Церкви). В монастыре его временно замещал иеромонах Нифонт. Вернувшись в Харбин в 1924 г., архимандрит Ювеналий приступил к строительству новой обители, которая была перенесена в Новый Модягоу. Там был построен трехпрестольный храм в честь Казанской иконы Божией Матери с приделами великомученика Пантелеимона и Архистратига Божия Михаила. При монастыре действовала типография и больница, впоследствии получившая имя харбинского врача В. А. Казем-Бека{407}.

История женской обители связана с именем игуменьи Руфины (Кокоревой), бывшей настоятельницы Иоанно-Богословского женского монастыря в Чердыни. Впоследствии подробности этой истории передала в своих воспоминаниях ее ближайшая помощница – монахиня (впоследствии игуменья) Ариадна (Мичурина). В 1918 г., с приходом в Чердынь большевиков, игуменья Руфина была арестована,