Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920–1931 гг. На материалах Харбинской епархии - Светлана Николаевна Баконина

Зарубежные епископы должны были дать ответ еще на один крайне важный для русской эмиграции вопрос, а именно о разрешении общественного моления за великого князя Кирилла Владимировича как за императора.

В 1926 г. одним из главных событий в общественно-политической жизни русской эмиграции стал Российский Зарубежный съезд, явившийся последней попыткой объединения всех антибольшевистских национальных сил в борьбе за освобождение России от большевизма. Съезд состоялся с 4 по 11 апреля 1926 г. в Париже при участии 400 делегатов, представителей русских диаспор из 26 стран. Инициаторами и самыми активными его участниками были монархисты за исключением так называемых «легитимистов» – сторонников великого князя Кирилла Владимировича, видевших в его лице законного русского царя.

Большинство белоэмигрантов относились к великому князю без особой симпатии, на что имелось две причины. Старейший член Дома Романовых великий князь Кирилл Владимирович – сын великого князя Владимира Александровича (сына императора Александра II) и двоюродный брат императора Николая II – в 1907 г. в связи с вступлением в брак, нарушавший законы империи и церковные каноны{388}, был лишен вместе с возможным потомством права на престолонаследие (резолюция императора от 15 января 1907 г.). Однако во избежание общественного скандала это отрешение почти два года держалось в тайне, после чего «неполноценный» брак великого князя все-таки был признан{389}. Но основной причиной его недоброй репутации являлись не трудности семейного положения. Ему не могли простить предательского поведения во время февральского переворота 1917 г., когда великий князь снял своих гвардейцев с охраны царской семьи и привел их в распоряжение революционной власти. В июне 1917 г., когда царская семья находилась под арестом, он уехал с семьей в Финляндию и затем в Германию.

В 1922 г. великий князь объявил себя «Блюстителем Государева Престола»{390}, что вызвало несогласие большинства членов Дома Романовых. В ноябре 1923 г. он вынужден был отказаться от звания Блюстителя, и таковым оставалась вся Семья, возглавляемая вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Вопрос о престолонаследии откладывался до возвращения в Россию. Однако уже в августе 1924 г. Кирилл Владимирович издал манифест, в котором объявил себя единственным законным правопреемником российского императорского престола с присвоением титула Императора Всероссийского. Американский историк Д. Стефан утверждает, что к этому шагу подтолкнуло великого князя честолюбие его жены. В ответ на манифест вдовствующая императрица Мария Федоровна ответила заявлением от 21 сентября (4 октября) 1924 г., в котором заявила о преждевременности появления нового императора. В ней еще не угас последний луч надежды на то, что ее сыновья и внук живы{391}.

Одновременно с изданием манифеста Кирилл Владимирович обратился с посланием к главе Зарубежного Синода, в котором испрашивал благословения на свое служение родине в качестве государя. Тогда же в Синод начали поступать обращения некоторых монархических организаций и отдельных лиц с просьбой разрешить духовенству поминать Кирилла Владимировича как императора, его жену как императрицу, а сына как цесаревича. Осенью 1924 г. эти документы были представлены на соборное обсуждение. Зарубежные иерархи единогласно постановили считать издание манифеста великого князя неблаговременным. В соборном постановлении указывалось, что Архиерейский Собор не является голосом всей Российской Церкви и потому не вправе решать вопрос о признании кого бы то ни было императором, а также что «Церковь может дать свое благословение на вступление на престол всероссийский, только зная волеизъявление на сие всего русского народа»{392}. Десятью голосами против четырех не было утверждено и прошение о поминании Кирилла Владимировича, его супруги и наследника как императора и его семьи. Таким образом, церковные иерархи поддержали членов династии, считавших претензии великого князя несвоевременными.

В целом в эмиграции никто не оспаривал прав Кирилла Владимировича на престолонаследие, но он был столь непопулярен в белоэмигрантской среде, что его притязания отвергло большинство монархистов. Белая эмиграция стремилась к объединению, но не вокруг самопровозглашенного императора. Возглавить русское национальное движение был призван великий князь Николай Николаевич, пользовавшийся в среде эмигрантов непререкаемым моральным авторитетом.

После эвакуации из Крыма в апреле 1919 г. великий князь Николай Николаевич жил в Италии и затем во Франции. Ходатайства о возглавлении им движения по освобождению России от большевизма начали поступать к нему с 1920 г., и число их ежегодно увеличивалось{393}. После издания Кириллом Владимировичем своего манифеста великий князь Николай Николаевич под давлением различных общественных и политических групп согласился включиться в работу по объединению русской патриотической эмиграции и в декабре 1924 г. принял пост Верховного главнокомандующего всеми воинскими формированиями русского зарубежья. Его избрание главой русской эмиграции П. Б. Струве охарактеризовал так: «Великого князя выдвинули как объединяющую силу, как центр национальных упований, как выразителя русских чувств и русской идеи. В этом не было никакой политической доктрины, никакой партийности. Одним великий князь внушал уважение как член царствующего дома, под водительством которого укрепилась Россия с ее великой культурой. Другим он был дорог как вождь доблестной и самоотверженной российской армии, наконец, третьим – как лицо, вознесенное над всеми мелкими и жалкими счетами самолюбий и лично чуждое каких-либо домогательств»{394}.

В отличие от Кирилла Владимировича, великий князь Николай Николаевич не только не претендовал на престол, но даже не высказывался за восстановление монархии в России. Его лозунгом было не предрешать будущее государственного устройства{395}.

Положение на родине не оставляло надежд на какие-либо перемены, которые дали бы русскому народу выразить свои чаяния о восстановлении в стране монархии, поэтому в Зарубежный Синод продолжали поступать ходатайства разных лиц и отдельных групп о разрешении общественного моления за великого князя Кирилла Владимировича как за императора. На заседании Синода 12 марта 1926 г. было принято постановление вынести этот вопрос на обсуждение очередного Архиерейского Собора{396}.

К этому времени больше всего сторонников Кирилла Владимировича было в Германии и Венгрии. Дальний Восток оставался верным Николаю Николаевичу. Об этом свидетельствуют ответы харбинских архиереев на запрос Заграничного Синода о настроениях местного эмигрантского общества по отношению к притязаниям Кирилла Владимировича. В Синод поступило два ответа – от архиепископа Мефодия и епископа Нестора. Оба иерарха утверждали, что большинство монархистов Дальнего Востока не признают притязаний великого князя, и поэтому возможность поминать его как императора может вызвать в эмигрантской среде лишь «смущение и недоумение»{397}.

Однако на решение Синода повлияло другое, более авторитетное мнение. Глава Зарубежного Синода митрополит Антоний (Храповицкий) с самого начала признавал Кирилла Владимировича законным императором, хотя и не делал по этому поводу никаких официальных заявлений. Только в 1929 г. в воззвании по случаю пятилетия обнародования манифеста 1924 г. он признался, что не спешил заявлять о своей поддержке нового государя по