Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920–1931 гг. На материалах Харбинской епархии - Светлана Николаевна Баконина

Арсением, и уже после второго молебна состояние матушки стало улучшаться, а через три месяца она выписалась из больницы. О выздоровлении игуменьи Руфины врачи говорили как о чуде.

В августе 1924 г. обитель переехала в новое помещение на Церковной улице, и при ней была открыта домовая церковь в честь Тихвинской иконы Божией Матери. Число насельниц к этому времени увеличилось, службы стали совершаться ежедневно. Настоятелем и духовником обители стал протоиерей Андрей Знаменский. Так в Харбине появился первый и единственный женский монастырь. Чтобы поддержать свое существование, сестры работали не покладая рук – пекли просфоры, занимались рукоделием и стиркой белья.

Спустя год, 26 августа 1925 г., в обители случилось еще одно чудо – в руках игуменьи Руфины в один миг обновилась Владимирская икона Божией Матери. Икона была очень старой и невзрачной – проржавевший фольговый образ, который висел в алтаре. Матушка хотела подарить его Н. Л. Гондатти, только что пережившему незаконный арест и пребывание в китайской тюрьме, и велела снять икону со стены. Когда образ оказался у нее в руках, он вдруг стал светлым и сияющим, как будто только что написанным. Затем в обители обновились еще две иконы. Помолиться перед новоявленными святынями стало приходить все больше людей, и с тех пор на долгих монастырских службах всегда было много богомольцев.

В том же 1925 г., вследствие закрытия Свято-Димитриевской церкви при гимназии им. генерала Хорвата, бывший храм было решено перенести в женскую обитель. Для этого понадобилось расширить помещение монастырской церкви, и обитель снова переехала. В новом храме, открытом на Ашихэйской улице, было сделано два придела: первый – во имя Владимирской иконы Божией Матери, и второй – в честь святого великомученика Димитрия Солунского. А сама обитель стала именоваться, теперь уже окончательно, Богородице-Владимирской. Однако условия для монашеской жизни по-прежнему были не самые подходящие, поскольку под храм и общежитие монастыря снимались две квартиры в частном доме, в котором было еще около 20 заселенных квартир. Матушка Руфина, всегда уповавшая на заступничество Матери Божией, изливала свою скорбь перед обновленным чудотворным Ее образом, просила устроить жизнь монастыря.

Через два года пришла неожиданная помощь. По завещанию одной из своих прихожанок и благотворительниц Эммы Николаевны Кашиной монастырь получил 5 тысяч долларов, которые и были внесены в качестве первого взноса за дом, наиболее подходящий для церкви и обители. Дом принадлежал Японскому банку «Тотаку» и находился в распоряжении доверенного лица – инженера Нахара, который всячески помогал матушке в ее хлопотах. При его содействии арендная плата за дом и участок была засчитана в покупную стоимость. Таким образом, благодаря стараниям и энергии игуменьи Руфины в августе 1927 г. у монастыря появилось собственное помещение на Почтовой улице.

Харбинская епархия укреплялась не только за счет монастырей. В 1926 г. у нее появились временные приходы в Трехречье, составившие особое благочиние. Временным благочинным был назначен священник Павел Элизен, настоятель храма в поселке Кацынор. Несмотря на отсутствие удобных путей сообщения, связь Трехречья с епархией наладилась: храмы (их было открыто два) снабжались церковной утварью и богослужебными книгами, для устроенных при них школ высылались учебники. В дальнейшем предполагалось открыть новые храмы в Драгоценке, Ключевой и в Щучье. В январе 1927 г. жители Трехреченского хутора Усть-Кули направили в Харбинский Епархиальный совет «особый приговор», в котором выразили желание иметь у себя молитвенный дом-школу и просили прислать необходимую для него церковную утварь. При этом они высказались за назначение приходским священником в Усть-Кули и благочинным Трехречья протоиерея Павла Никитина, в связи с чем Епархиальный совет на заседании 11 января 1927 г. постановил «преподать от имени Его Высокопреосвященства архипастырское благословение на постройку сказанного молитвенного дома-школы в хуторе Усть-Кули» и назначить благочинным Трехречья протоиерея Павла Никитина, с освобождением от этой должности, «за дальностью расстояния», священника Павла Элизена. В феврале 1928 г. в Кацынор из Харбина прибыл рукоположенный в сан священника сын престарелого отца Павла – Тимофей. В то же время такое активное присоединение Трехречья к Харбинской епархии, пока еще не имевшей постоянных границ, вызвало серьезные осложнения с Пекинской Миссией, действовавшей в этом районе. В ответ на притязания Харбинской епархии архиепископ Пекинский Иннокентий назначил в Трехречье собственного благочинного, протоиерея Владимира Извольского, которому было поручено открывать, где потребуется, приходы и представлять сведения о состоянии церквей Трехречья.

К середине 1920-х гг. жизнь русской эмиграции в Маньчжурии окончательно утвердилась в своей самобытности и неповторимости. Оказавшись в стране неправославной, нехристианской, дальневосточные белоэмигранты сумели сохранить облик старой России, и главной опорой, духовным фундаментом их существования была Церковь. Это наглядно подтверждают события церковной жизни. Вот некоторые из них.

21 ноября 1926 г. в Харбине состоялся «академический праздник», устроенный бывшими питомцами Казанской духовной академии. В их числе были архиепископ Мефодий{409}, епископ Мелетий{410}, епископ Нестор{411}, протоиерей Петр Рождественский, профессор Н. И. Миролюбов, М. Н. Ершов, В. Г. Павловский и др. Для характеристики этой плеяды церковных деятелей Харбина представляет интерес следующий факт – большинство из них учились в академии в период, когда ее ректором был будущий глава Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий), с 1895 по 1902 г.

10 декабря в Харбине проходили праздничные богослужения в честь особо почитаемой всем русским зарубежьем иконы Божией Матери «Знамение»{412}. В Свято-Николаевском соборе служили архиепископ Мефодий, епископ Мелетий, епископ Нестор, два архимандрита и восемь протоиереев. Пел хор из духовенства в 40 человек{413}.

В 1927 г. Харбинская епархия потеряла сразу несколько наиболее известных церковных и общественных деятелей из среды русской эмиграции. Реакция православных жителей Харбина на эти и другие события также свидетельствует о том, как тесно была связана жизнь белоэмигрантов с Церковью.

5 февраля 1927 г. скончался настоятель Алексеевской церкви на Зеленом Базаре протоиерей Иоанн Сторожев. Имя отца Иоанна было дорого православным харбинцам – до эмиграции он был настоятелем Екатеринбургского собора и служил последнюю литургию для заключенной в Ипатьевском доме царской семьи. 7 февраля, в день похорон протоиерея, Свято-Алексеевская церковь была переполнена молящимися. Заупокойную литургию совершали архиепископ Мефодий, епископ Мелетий и епископ Нестор в сослужении харбинского духовенства{414}.

5 июня 1927 г. Харбин провожал в последний путь генерала от кавалерии Михаила Михайловича Плешкова. Литургию в храме на Новом кладбище совершал епископ Нестор в сослужении многочисленного духовенства. Храм не мог вместить всех молящихся, и многие стояли на улице. На кладбище беспрестанно прибывали новые лица, среди которых были генералы и офицеры, представители различных общественных организаций, воспитанники «Русского дома». Перед отпеванием приехали китайские чины – начальник административного управления главноначальствующего генерал Лин и начальник дипломатического отдела генерал Ван Тоусян.