Черные банкиры - Фридрих Незнанский

– Хорошо. На сегодня, пожалуй, достаточно, – подвел черту Турецкий. – Слава, если у тебя есть вопросы, побеседуйте с Виталием Валерьяновичем, а я схожу к Меркулову, получу разрешение на охрану свидетеля, которую, полагаю, надо будет поручить твоим оперативникам. Не возражаешь?

Грязнов молча пожал плечами и включил следующую видеокассету.

Турецкий вышел. Пыхтин, боясь нарушить молчание, тихо сидел у стола.

Шайбаков изнывал от тоски в следственном изоляторе. О нем словно забыли, не вызывали на допросы, ничем не беспокоили, и он решил, что дело идет к финишу. И молился, чтобы это случилось скорее. В камере было тесно и душно, многие люди подозрительно покашливали. Мирослав сторонился их, боясь заразиться туберкулезом.

А когда вдруг его вызвали на допрос, заключенный встревожился. Неужели в его деле обнаружились новые детали? Это могло отрицательно отразиться на его судьбе.

Он не считал, что совершил опасное преступление. Наркотики люди выбирают по собственной воле, это своего рода удовольствие. И то, что гулящим девицам втихаря подсыпал в бокалы первитин, а они его за это любили с сумасшедшей страстью, тоже мелочь. Собственно, по его убеждению, женщины для того и существуют, чтобы ублажать мужчин. Это с их стороны преступление – выбирать, перебирать и отказывать. Мало ли что бывает в жизни человека? Не вышел ростом, рано полысел, поседел, а они уже нос воротят! Подавай им молодого, красивого и богатого. Где ж на всех набраться? А приняла первитин и любит того, кто первым подвернется. Иногда Шайбакову казалось, что он открыл эликсир счастья и всеобщей любви. Смущало только то, что женщины иногда из-за передозировки временно теряли рассудок. Но это были только издержки эксперимента – и никакого злого умысла.

Мирослава привели в следственный корпус. В кабинет для проведения допросов, где его уже поджидал знакомый следователь из Генпрокуратуры Александр Борисович Турецкий, встретивший арестованного любопытным и внимательным взглядом.

– Присаживайтесь, Мирослав Демидович. У меня возникли к вам несколько вопросов. Прошу вас ответить на них.

– Я готов, – утвердительно кивнул Шайбаков.

– Вы курите?

– Да.

Турецкий вынул пачку сигарет, положил на стол, предложил:

– Угощайтесь.

Шайбаков взял сигарету, с удовольствием затянулся, выпустив тонкую струйку дыма, ощутил наслаждение и уже другими, более теплыми, глазами взглянул на следователя.

– Скажите, Мирослав Демидович, употреблял ли наркотики Владимир Козлов?

– Не уверен, но думаю, что нет. Но иногда он брал у меня дозы для друзей и подруг.

– А семья банкиров, я имею в виду Акчурина и Бережкову, они к вашим услугам прибегали?

– Нет. Только сестра Бережковой, Марина Суркова, брала у меня несколько раз кокаин. Причем в малых дозах. Она говорила, ей помогает от головной боли. А в последний раз я дал ей попробовать первитин.

– Скажите, вы могли бы вспомнить, сколько раз к вам обращался за наркотиками Козлов?

Шайбаков задумался.

– Впервые он обратился ко мне года два назад, может, чуть больше прошло. Я тогда в основном промышлял кокаином. Он взял дозу. А потом долго не обращался.

– И вы не спросили, для чего ему кокаин?

– У нас не принято спрашивать. Дал порошок, получил деньги, гуд-бай. Разговор окончен. У кого возникают лишние вопросы, того очень не любят. Со всеми отсюда вытекающими последствиями. Понимаете меня?

– Вы не помните какого-либо важного события, которое произошло примерно в то же время, чтобы нам поточнее определить, когда вы давали кокаин Козлову.

Шайбаков замер, напрягая память. Вдруг что-то вспыхнуло в его глазах, он весело сказал:

– Вспомнил! Тогда же умер Акчурин. Я был на похоронах и на поминках. Пышные были похороны. На поминках тоже здорово посидели и разошлись с песнями.

– Напомните, каким образом вам удалось произвести первитин?

– Однажды, я, кажется, говорил уже вам, Козлов привез мне из Англии несколько журналов, в одном я и вычитал интересные сведения о синтезе этого вещества. Сперва не был уверен, что у меня получится, но пошло.

– Неужели вы настолько хорошо знаете английский язык, что способны свободно читать специальные журналы?

Шайбаков смущенно улыбнулся, ответил:

– Читаю я со словарем, но некоторое время ходил на курсы английского. Мода такая была. Потом Козлов стал ездить в Англию, привозил иногда оттуда разных английских партнеров, с ними приятно было пообщаться. Да и наших девиц знание языка сильно впечатляет. Они, оказывается, кроме красивых, еще и умных уважают. Биология в действии: самка выбирает самца, если уж не очень красивого, так хотя бы умного.

– Понятно, понятно. А сколько раз брал у вас первитин Козлов и для чего? – спросил Турецкий. – И как он вообще относился к вашему изобретению?

– Хвалил меня. Говорил, что я могу завоевать мир. Первитин брал раза четыре, говорил, что для Киры. Есть у него такая знакомая.

– А для Бережковой не брал?

– Нет, о Бережковой разговора не было.

– Но именно с Бережковой у него были интимные отношения?

– Он мне говорил, что банк «Ресурс» у него в кармане, или что-то в этом роде. Я знал, что с вдовой он уезжал в Англию. Но там главную роль играли деньги, а в эти свои дела Козлов меня не посвящал. Я ему нужен был в качестве поставщика наркотиков, не более. Несколько раз он из благодарности приглашал меня на свои закрытые пирушки, где были важные чиновники, но я не сумел воспользоваться этими знакомствами.

– Бережкова умерла от первитина. Как вы думаете, от кого мог попасть к ней наркотик? От Козлова или Сурковой?

– Откуда я знаю? Это вы у них спросите. Я-то при чем?

– Козлов или Суркова говорили вам когда-нибудь что-то с неприязнью о Бережковой?

– Нет, я такого не помню. Козлов всегда называл ее «моя хозяйка», а Суркова – сестрой, они были зависимы от нее, но эта зависимость вовсе не тяготила их. Сказать по правде, я мало с ними общался. Был весьма далек от их жизни. Моей заботой в последнее время было одно – произвести наркотик, вечером найти девицу, накачать ее и заниматься любовью. Ну, конечно, надо было немного и торговать, чтобы не оказаться без денег. Никаких иных целей в моей жизни больше не было.

– Что вы знаете об аресте Бережковой?

– Ничего абсолютно. Слышал, банковские дела. А у нас же это в порядке вещей: банкиров либо взрывают, либо сажают.

– Когда вы находились в сауне клуба «Парадиз», не запомнилось ли вам что-либо интересное из разговоров именитых гостей?

Шайбаков поморщился:

– Да какие там могли быть разговоры! Сперва жрали, пили и разглядывали полуголых девок – эти ребята из клуба знают, как у мужиков включить зажигание, – а потом массаж и все прочее, что хотели и за что платили.

Прямых улик против Козлова не было, хотя настораживал тот факт, что именно перед смертью Акчурина он брал наркотик у Шайбакова. Потом был длительный перерыв. И когда он снова взял у Мирослава первитин, именно от этого препарата умерла Бережкова. И передачу готовил Козлов, Суркова только доставила посылку сестре.

Оставалась еще слабая надежда на Пыхтина, возможно, он сможет вспомнить некоторые подробности последних дней Акчурина.

– Ну что же, выполним формальности, закрепим доказательства и направим ваше дело в суд, – сказал Турецкий. – У вас есть еще время все обдумать, осознать и покаяться. Хорошо было бы, чтобы вы еще раз перелопатили свою жизнь и постарались вспомнить все детали, связанные с взаимоотношениями с Козловым. Это очень важно для вас лично.

– Спасибо, гражданин следователь, я буду весьма признателен, если суд состоится как можно скорее. Я уже покаялся, – солгал Шайбаков, он был готов на все, только бы скорее выйти из следственного изолятора.

Осведомитель Птичка Божья быстро стал завсегдатаем бара при клубе «Парадиз». Для этого ему пришлось сменить одежду, он вживался в образ «нового русского», для полноты картины ему не хватало только сотового телефона. Собираясь в бар, он долго всматривался в фото Владимира Козлова, пытаясь представить его характер, как он ходит, как говорит, чтобы не обознаться, не упустить момент, когда этот человек возникнет перед его взором.

У входной двери в бар стояли двое парней, на которых была возложена функция пропуска посетителей. Они пропускали только тех, кто им нравился. Критерии оценки посетителей они не разглашали, а просто отсылали подальше неугодных.

На Евгения они посмотрели с некоторым пренебрежением, но, оценив его приличный костюм, пропустили. Возможно, помогло то, что его окликнул знакомый музыкант:

– Гнутый, привет! Чего застрял, проходи!

Гнутый – давняя кличка Евгения, которой его наградили однокурсники еще во время учебы, сейчас сыграла свою положительную роль. Уже на второй вечер осведомитель чувствовал здесь себя своим. Не заводя знакомств, просто здоровался с посетителями, которых встречал прежде, в нищей своей жизни уличного музыканта. Новое положение вносило в его жизнь праздник, давало возможность ощущать себя уверенным человеком. С удивлением он обнаружил, что некоторые девицы останавливают на нем свой взгляд. И он подмигивал им в ответ, оценивая их внимание.