Вендетта, или История одного отверженного - Мария Корелли

«После этого рассказа о поведении собаки, вероятно, граф передумает видеть его. Это действительно правда, – говорила она, повернувшись ко мне, – Уивис выказывает огромную неприязнь к синьору Феррари, хотя он и добродушный пес и играет с моей маленькой дочкой все дни напролет, если она к нему заходит. Вы все еще желаете увидеть его? Да?» И так как я утвердительно кивнул, она позвонила в маленький колокольчик дважды, и появился дворецкий.

«Джакомо, – продолжила она, – отвяжите Уивиса и приведите его сюда».

Джакомо бросил на меня еще один скромный вопрошающий взгляд и отправился исполнять приказ. Еще через пять минут завывание вдруг прекратилось, и тень большого гибкого темного существа замелькала, дико прыгая через освященный луною газон, – это Уивис мчался на полной скорости. Он не обратил никакого внимания ни на свою хозяйку, ни на Феррари и летел прямо ко мне с радостным визгом. Его огромный хвост без устали двигался, он задыхался от жадного волнения и, обнюхав со всех сторон мой стул, он уселся и облизал мои ноги и руки и нежно потер большую голову о мое колено. Эта безумная демонстрация его восхищения вызвала чрезвычайное удивление у моей жены и Феррари. Я заметил это и просто сказал:

«Я же предупреждал вас! Ничего удивительного, уверяю. Все собаки относятся ко мне именно так».

И я положил руку на шею зверя с командным жестом, собака сразу же улеглась и только время от времени поднимала свои большие задумчивые карие глаза к моему лицу, как будто задаваясь вопросом, почему же оно так сильно изменилось. Однако никакая маскировка не могла обмануть его сообразительность – верный пес знал своего хозяина. В это время Нина показалась мне побледневшей, определенно, ее маленькая белая рука, вся блестевшая украшениями, слегка дрожала.

«Вы боитесь этого благородного животного, мадам?» – спросил я, пристально глядя на нее. Она засмеялась немного вымученно.

«Ах, нет! Но Уивис обычно столь сдержан с незнакомцами, и я никогда не видела, чтобы он приветствовал кого-либо с таким восторгом, кроме моего покойного супруга. Это действительно очень необычно!»

Феррари, судя по его взглядам, был согласен с ней и, казалось, был озадачен этим обстоятельством.

«Странно сказать, – вставил он, – Уивис меня позабыл теперь. Он никогда не упускает случая зарычать на меня, проходя мимо».

Услышав его голос, пес сделал именно это, начав недовольно порыкивать, но прикосновение моей руки успокоило его. Демонстративная вражда животного по отношению к Феррари удивила меня – это было что-то новое, до моих похорон его поведение выказывало совершенное дружественное расположение к нему.

«В свое время я много контактировал с собаками, – сказал я сознательно невозмутимым голосом. – Я нахожу их инстинкт потрясающим – они умеют мгновенно распознавать людей, которые любят их общество. Ваш Уивис, графиня, несомненно, сразу же догадался о том, что у меня много друзей среди его братии, поэтому нет ничего странного в его поведении».

Этот тон научного хладнокровия, с которым я говорил, и факт полного восхищения Уивиса мною постепенно развеяли все сомнения моих предателей, поскольку после небольшой паузы инцидент был полностью исчерпан, и наш разговор продолжился в приятной и непринужденной манере. Тем не менее перед моим отъездом в тот вечер я предложил вновь посадить собаку на цепь: «Поскольку, если это сделаю я, то могу гарантировать, что он больше не потревожит ваш ночной покой своим воем».

Это мое предложение было одобрено, и Феррари пошел показать мне место, где стояла конура. Я пристегнул Уивиса и нежно его успокоил, а он, казалось, все понял и принял свою судьбу с достоинством, улегшись на свою соломенную постель без малейшего сопротивления, не считая одного молящего взгляда своих умных глаз, когда я повернулся и ушел.

Раскланиваясь с Ниной, я твердо отказался от предложенной Феррари дружеской прогулки до моего отеля.

«Я очень люблю одинокие прогулки под луной, – сказал я. – Позвольте мне следовать своей привычке в этот раз».

После нескольких дружественных аргументов они уступили моей воле. Я пожелал им обоим стандартной «доброй ночи», низко склонившись к руке моей жены и целуя ее вполне прохладно, видит Бог, но даже этого оказалось достаточно, чтобы она заискрилась и вспыхнула от удовольствия. Когда я уходил, Феррари лично сопроводил меня до ворот виллы и проследил за тем, как я выходил на открытую дорогу. Пока он так стоял, я шел медленным шагом с задумчивым видом в сторону города, но как только я услышал тяжелый лязг закрывающихся дверей, я развернулся и поспешил обратно осторожным и бесшумным шагом. Избегая главного входа, я обогнул по кругу западную сторону своих владений, где находились плотные заросли лавров; они простирались вверх почти до самой веранды, которую я только что покинул. Зайдя в заросли и осторожно раздвигая ветки в стороны, я протиснулся внутрь и постепенно добрался до того места, откуда мог четко видеть веранду, а также слышать все там происходящее. Гуидо сидел на низком кресле, которое я только что освободил, положив свою голову на грудь моей жены; одной рукой он обнял ее за шею и притянул ее к себе. В таком сплетенном положении они пребывали в абсолютной тишине в течение нескольких минут. Внезапно Феррари заговорил:

«Ты очень жестока, Нина! Ты почти заставила меня думать, будто восхищаешься этим старым богатым графом».

Она засмеялась: «Так и есть! Он был бы настоящим красавцем, если бы не носил этих уродливых очков. А его драгоценности прекрасны. Я бы хотела получить от него еще».

«А если бы он предложил их тебе, то в таком случае ты бы им заинтересовалась? – спрашивал он ревниво. – Уверен, что нет. Кроме того, ты даже не представляешь, насколько он тщеславен. Он сказал, что никогда не полюбит женщину, если только она первая не влюбится в него. Что ты на это скажешь?»

Она снова засмеялась еще веселее, чем прежде.

«Вы подумайте! А что, он очень оригинален, очаровательно оригинален! Ты идешь в дом, Гуидо?»

Он поднялся и выпрямился, а затем рывком почти вытащил ее из кресла и взял ее руки в свои.

«Да, я иду, – ответил он. – И я получу сотню поцелуев за каждый взгляд и улыбку, которую ты подарила этому графу! Ты – маленькая кокетка! Ты бы стала флиртовать и со своим дедушкой!»

Она облокотилась на него с очевидной нежностью, одной рукой поигрывая цветком в его петлице, и затем сказала с небольшим оттенком страха в голосе:

«Скажи, Гуидо, тебе не кажется, что он немного… немного похож на Фабио? Нет ли чего-то такого в его поведении, что кажется очень знакомым?»

«Признаюсь, что мне тоже так показалось раз или два, – сказал он задумчиво, – что есть некоторое неприятное сходство. Но что с того? Нередко встречаются люди – практически близнецы. Но я скажу тебе вот что. Я почти уверен в том, что он один из дальних родственников, давно потерявший связь с семьей, – дядя Фабио, как я могу предположить, который не хочет объявлять своего фактического происхождения. Он старый добрый знакомый, я думаю, и, определенно, богат как Крез; он станет полезным другом для нас обоих. Идем, моя любовь, время наслаждаться отдыхом».

И они исчезли внутри дома и закрыли окна. Я немедленно покинул свое укрытие и направился в Неаполь. Я был доволен тем, что не вызвал у них подозрений. В конце концов было бы абсурдным строить какие-либо предположения на мой счет, поскольку люди обычно не верят в возможность того, что похороненный человек вновь воскреснет. Игра была полностью в моих руках, и я теперь решил закончить ее как можно скорее.

Глава 16

Время бежало быстро; шесть недель пролетели, и в течение этого короткого периода я успел зарекомендовать себя в Неаполе, как очень важную персону, великую, благодаря своему богатству и образу жизни. Ни одну из тех многочисленных избранных фамилий, что так страстно искали моего знакомства, не волновал ни мой интеллект, ни внутреннее благородство; им было достаточно и того, что я имел собственный экипаж, очень дорогой и изысканный экипаж, обшитый мягким атласом и запряженный двумя аравийскими кобылицами, столь же черными, как полированное эбеновое дерево. Цена моей дружбы определялась роскошностью моей ложи в опере и изящностью отделки яхты; это было быстрое судно с первоклассным убранством и меблировкой, с группой музыкантов на борту, играющих на струнных инструментах сладкую музыку, когда луна отбрасывала рожок серебряного сияния на слегка колеблющуюся воду. Спустя некоторое время я уже знал каждого, кто заслуживал внимания в Неаполе; мое имя было везде на слуху, о моих действиях велись хроники в самых модных светских газетах; легенды о моей щедрости и великодушии передавались из уст в уста, а самые яркие сообщения о моих несметных доходах обсуждались шепотом с затаенным дыханием на каждом уличном углу и в каждом кафе. Торговцы подстерегали моего сдержанного камердинера Винченцо и предлагали ему взятки в надежде снискать с его помощью мое расположение. Эти «чаевые» он клал в карман со своей обычной сдержанностью, однако ему всегда доставало благородства затем признаться в этом мне. Он честно предоставлял мне имя и адрес очередного искусителя его верности, всегда добавляя: «Относительно того, хорошие или плохие товары у этого мошенника – один Бог знает, но, честно говоря, он дал мне тридцать франков, чтобы заслужить расположение вашего превосходительства. Хотя даже за эту сумму я не стал бы рекомендовать его, если ваше превосходительство имеет знакомства с более честным человеком!»