Путешественники в третье тысячелетие - Александр Волков

Гриша молчал. Эти новости его ошеломили. Довольный успехом «сюрприза», Щукин продолжал:

— Наш музей далеко оставил за собой районный, и Никифор Антоныч подумывает перейти к нам на работу…

— Ты смеешься…

— Вот еще! — обиделся Антон. — Понимаешь, теперь одной комнаты нам совершенно недостаточно, и совет музея… да-да, не удивляйся, пока ты лежал, создан совет музея из двенадцати членов. Ахмета, Ваську и тебя тоже туда включили. Так, я говорю, совет поднял ходатайство перед районом, чтобы нам разрешили сделать пристройку, специально для музея. А раз так, понадобится штатный работник, и кого же найти лучше дедушки Скуратова?.. Ну, а до постройки музейного здания картины и прочие экспонаты размещают по классам. Нам, конечно, повесили самые лучшие. И знаешь, как мы их бережем! Пылинке не даем упасть!

Дверь класса раскрылась, и влетела шумная ватага мальчишек и девчонок, которые ждали в коридоре, пока Щукин познакомит Челнокова с сюрпризом. Гриша еле успевал отвечать на рукопожатия, приветствия и дружеские окрики. Его совсем затормошили, но, к счастью, в класс важно вошел ассистент физика Сеня Ращупкин с воздушным насосом, а за ним показался и сам Иннокентий Николаевич с ртутным барометром и анероидом.

Первую половину урока Гриша просидел в каком-то тумане и ничего не слышал, что делалось вокруг.

«Какие события! — думал мальчик. — Музеи и галереи страны шлют щедрые подарки нашей скромной школе… И ведь какие хитрые ребята — в записках об этом ни слова. А впрочем, это они сделали отлично, а то я изнывал бы от нетерпения в больнице!»

В конце января для школьного музея пришла посылка из Воронежа: коллекция гравюр…

По этому случаю собрался совет музея, на котором Гриша Челноков присутствовал в первый раз.

Председателем совета был Иван Фомич, членами: директор школы Елена Николаевна, старшая вожатая Капитолина Павловна, учительница английского языка Эвелина Генриховна, председатель стансовета Ческидов, председатель колхоза Очеретько, парторг Андрей Васильевич Ращупкин, знаток живописи, главврач Георгий Петрович Биват, Филимон Авдеич и трое школьников.

Совет составил письмо к районным организациям, где настаивал на скорейшей постройке музейного здания.

Председатель станичного совета Ческидов сказал, что сам отвезет это письмо в район и надеется, что там помогут.

Глава двенадцатая. Вода пришла! (из дневника Гриши Челнокова)

4 февраля. Больше двух с половиной месяцев я не брался за дневник: болел, а потом надо было нагонять класс. Теперь мои учебные дела начинают поправляться. Сегодня получил пятерку по истории и четверку по физике.

А в каком состоянии мой дневник! После дезинфекции клеенчатые корки тетради покоробились, на бумаге подтеки и желтые пятна, чернила во многих местах расплылись, и трудно прочитать, что там было написано. Жалко, испортили дневник! Говорят — инфекция, а какая там в дневнике инфекция!

Чтобы Арся не обвинял меня в эгоцентризме, скажу, что у нас в классе отстающих сейчас нет. Подтянулись и Манька Кукушкина с тех пор, как ее вовлекли в общественную работу, и даже наш танцор Колька Нечипоренко. Это потому, что в нашем отряде во втором полугодии открылся еще один кружок — танцевальный, и руководить им поручили Кольке, но с условием, чтобы у него не было двоек. Колька парень способный, только лентяй, и это условие он легко выполнил. Теперь готовит к майскому празднику такие номера, которыми хочет всех удивить.

Мы пытались подсмотреть их репетиции, но они задергивают окна занавесками, а замочную скважину затыкают бумажкой.

6 февраля. Вода идет! Вода идет! Идет, идет!

Как рассказать о нашей радости словами? Нет таких слов…

Постараюсь спокойно описать это великое событие в жизни нашей станицы.

Первой увидела воду мать Щукаря, Прасковья Антиповна. У них, как и у нас, баз стоит на берегу будущего моря. Выйдя за ворота, на будущую набережную, Прасковья Антиповна взглянула на заснеженные луга и заметила темную полосу, резко граничившую с белым снегом. В первый момент она не поняла, что это такое, но потом догадалась: вода!

Прасковья Антиповна понеслась по улице, стучала всем в окна и истошным голосом кричала:

— Море к нам идет! Море, море, море!!!

Люди, полуодетые, выскакивали из домов и тоже восторженно кричали.

Весть мгновенно разнеслась повсюду, и скоро с крутого склона сбегали на луг сотни людей. Иные бежали с ведрами и бадейками, а товарищ Ческидов успел забежать в стансовет и нес станичное знамя, которое хлопало на ветру.

Стоит ли говорить, что члены команды бегунов шестого класса примчались к воде первыми. Но всеобщая радость была так велика, что даже старики и старухи немного отстали от нас. Вот это бежали!

Вода плескалась перед нами, темная, холодная, неприветливая на вид… Но это была наша вода, наше родное море, на берегу которого нам теперь жить!

Люди входили в воду, черпали ее пригоршнями, бадейками, ведрами, пили… Ребята принялись брызгать друг на друга, но взрослые сурово прикрикнули на нас и угомонили.

И вот в торжественном молчании мы стояли и смотрели на море, по воле советских людей пришедшее в сухие степи, которые оно, быть может, покрывало сотни тысяч лет назад.

— Поднимается! Идет! — раздались радостные голоса.

И действительно, море поднималось. Медленно, незаметно, сантиметр за сантиметром оно наступало на сушу, навечно погребая ее под своими волнами. Мы простояли на берегу полчаса, пока не наступило время идти в школу.

Весь день люди толпились у воды. Одни приходили, другие уходили. Ставились водомерные шесты. Старики рассчитывали, что вода подойдет к станице дня через два.

Учебный день в школе, конечно, пропал. Мы больше смотрели в окна, благо они выходят на море, чем в тетрадки или на классную доску. Учителя сердились, старались увлечь нас уроками, а потом махнули на все рукой! Что поделаешь, такой день бывает один раз в тысячу лет!

Когда уроки кончились, все классы хлынули на луга, а педагоги… пошли туда же!

К вечеру полоса воды значительно приблизилась к станице.

7 февраля. Как только я проснулся, первым делом кое-как оделся и выбежал за ворота.

Вода была за полкилометра от нас, всего только за полкилометра. Вдруг я заметил, что на море чернеет лодка и на ней двое…

Я взглянул: перед домом Щукиных не было лодки. Так и есть — Антошка с Васькой катались по Цимлянскому морю! Катались первыми, без меня. Я рассердился и помчался к берегу.

— Это называется друзья?! — с негодованием закричал я.

— Мы тебя не стали звать, Челнок, — сказал Антошка, — потому что ты после болезни…

— Вспомнили! Я уж забыл и думать! Нет, это не по-товарищески!

Васька велел мне садиться на нос лодки и укутаться потеплее.

Мы покатались еще, но недолго — надо было идти в школу.

Посматривая во время уроков в окна, мы видели, что темную гладь воды бороздили уже несколько лодок. Но мы трое были очень довольны: мы-то поплавали по Цимлянскому морю первыми!

Ничего, мы еще себя покажем!

9 февраля. Вода стоит под нашим берегом, точно и век тут стояла! Как-то странно, однако, и непривычно взгляду, когда выйдешь на улицу и перед тобой открывается огромное водное пространство, у которого чуть виден противоположный берег. Почти как на настоящем море! Я читал, что в некоторых местах Цимлянское море достигнет ширины 35–40 километров. У нас здесь оно гораздо уже, но все равно здорово!

Вода подступила к станице и продолжает прибывать. Антошкину лодку пришлось перенести выше и заново ее укрепить.

Глава тринадцатая. Снова на Верблюжьем острове

В дневниковой записи от 7 февраля Гриша Челноков обронил загадочную фразу: «Мы еще себя покажем!»

Действительно, Гриша и его три неразлучных друга «показали себя» — взбудоражили станицу, принесли много тревоги своим близким.

Случилось это так. Антоше Щукину вздумалось побывать на острове Верблюжьем, где ребята были на рыбалке в прошлом году в майские дни, и посмотреть, ушел ли остров под воду. Гриша Челноков, Вася Таратута и Сеня Ращупкин с жаром ухватились за это предложение.

И вот ранним воскресным утром 10 февраля четверо друзей отправились в поход. Тепло оделись, взяли провизии. Антоша захватил зимние удочки и коробку с блеснами. Как и следовало ожидать, в тот момент, когда ребята отвязывали лодку, появился Кубря и прыгнул в нее. Теперь это был не тот глупенький щенок, который в прошлом году рвал сети бакенщика Евстигнея. Это был взрослый пес ярко-рыжего цвета, гроза станичных кошек, страстный охотник, по-прежнему преданный Грише и Васе.

До Верблюжьего острова лодка дошла довольно быстро. Оказалось, что Верблюжий еще не весь исчез под водой — в центре осталась узкая полоска, на которой возвышался видимый издалека огромный дуб.