Путешественники в третье тысячелетие - Александр Волков

Я смотрел на фото и вспоминал жаркий августовский день и нашу экскурсию на гидроузел: палящую пыльную бурю, купание в озере, ночную панораму строительства… Хорошая была поездка!

А сейчас уже перепадает снежок, ночью бывают морозы до 6–10 градусов, почва промерзает. Каково-то теперь работать строителям канала? Дядя Толя ни разу не был у нас после той экскурсии в Цимлянскую — наверное, очень занят…

Фотографию я вырезал и отдал Анке Зенковой для альбома.

16 ноября. Целую неделю не брался за дневник.

Много времени отнимала работа кружка взаимопомощи. Она была мне очень полезна: с предпраздничной горячкой я запустил уроки.

Ахмет Галиев написал большую корреспонденцию про наш музей для областной молодежной газеты. Мы ее читали на бюро кружка и кое-что добавили. В общем нам статья понравилась.

Иван Фомич сказал, что у Ахмета есть журналистская жилка, и спросил, не боится ли Ахмет, что нас опять затопит поток писем.

Ахмет ответил, что он теперь на этот счет ученый, и, если такое случится, он сразу ответит на письма через газету.

Глава десятая. Болезнь Гриши Челнокова

В середине ноября в неурочный день домой заявился Арсений. Он заехал по пути на новое место работы: он перешел работать на трехкубовый шагающий экскаватор «Уралец». Намыв плотины земснарядом в Цимлянской заканчивался, и Арсений списался с Анатолием Бураком, чтобы тот узнал, нет ли свободной должности механика на экскаваторе.

Капитан Цедейко дал Челнокову прекрасную рекомендацию, отметил его упорство в освоении профессий, исполнительность и аккуратность, общественную работу. Вскоре Арсения приняли сменным помощником машиниста на «Уралец», где начальником был Коршунов, первый наставник Бурака по работе на экскаваторе.

На следующее утро Арсений уехал. «Уралец» Коршунова работал в районе шлюза № 4, примерно в тех же местах, где и «Большой шагающий», и Арсений надеялся часто видеться с Анатолием.

Последние дни Гриша чувствовал себя неважно: его лихорадило, болело горло. К врачу он идти не захотел, надеясь, что все пройдет и так.

Так это не прошло. Грише стало настолько плохо, что Анне Максимовне самой пришлось вести сына в больницу, а там его сразу направили в заразный корпус: у мальчика оказалась скарлатина.

В дом Челноковых явились санитары под предводительством фельдшерицы Доры Панфиловны и все перевернули вверх дном чистили, мыли, скребли, опрыскивали раствором карболки.

Первые дни пребывания в больнице были тяжелыми для Гриши. У него был сильный жар, он бредил. Мать очень беспокоилась о нем, приходила в больницу и утром и вечером узнавать о состоянии его здоровья.

Старший брат и Анатолий Бурак, которым Анна Максимовна написала в тот же день, когда Гришу положили в больницу, тоже за него волновались. Почти каждый день Анну Максимовну вызывали к правленческому телефону: это Анатолий и Арся справлялись о здоровье Гриши. Арся каждое воскресенье самоотверженно месил грязь на своем мотоцикле и обязательно являлся в Больше-Соленовскую. Три раза они приезжали с Анатолием на его «Победе». В дни их приезда Гриша получал чудесные передачи: огромные пакеты с яблоками или мандаринами, банки с вареньем, мармелад, конфеты… Всеми этими сладкими вещами палата угощалась два-три дня, а потом ребята с нетерпением ожидали следующего воскресенья.

Много радости приносили Грише посещения товарищей. В заразном отделении свидания не разрешаются, но ребята обходили это препятствие очень просто. Окно Гришиной палаты выходило на пустырь, и друзья быстро нашли туда дорогу. Под окном появлялись то Аня Зенкова с Калей Губиной, то Вася, Антоша, Сеня и другие ребята. Приходила даже Кукушкина.

Когда Гриша поправился настолько, что мог ходить, он прилипал к окну, и они вели долгие немые разговоры через двойные рамы. Впрочем, важные школьные новости ребята сообщали ему записками.

С Васей Таратутой обязательно являлся Кубря. Впервые увидев Гришу в окне, пес так радостно взвыл, что Вася зажал ему пасть.

Кубря, наверное, воображал, что Гриша выйдет к нему, и потому ждал терпеливо. Но, когда ребята стали уходить, а любимый хозяин не появился, Кубря поднял такой невыносимо жалобный вой, что Вася поспешил увести его.

Так Кубря узнал дорогу к заразному корпусу и каждый день появлялся под окном. Садился на задние лапы, подымал морду к небу и начинал выть так пронзительно, что из всех дверей выскакивали нянечки и сестры с метлами и лопатами в руках.

Кубря, не дожидаясь, когда его начнут бить, исчезал через дыру под забором. Дыру заделали, но он опять где-то нашел лазейку… Пес так извел больничный персонал и больных своим воем, что Васе пришлось посадить Кубрю на привязь вплоть до Гришиного выхода из больницы.

О Грише особенно заботился кружок взаимной помощи. Ребята переписывали условия контрольных, делали чертежи по геометрии и списывали доказательства теорем, присылали английские упражнения с переводом… В те дни Гриша особенно почувствовал, какое хорошее дело затеяла Аня Зенкова, когда задумала организовать кружок.

Очень растрогали Гришу его друзья в один холодный день, когда под окном появилась вся четверка. Вася Таратута поднял к окну книгу, и на ее переплете сквозь морозные узоры Гриша прочитал: «Диккенс». Вася дал понять знаками, что эта книга для него. Гриша очень соскучился по чтению, хотя и прочитал несколько детских книжек из библиотечки заразного отделения. А тут Диккенс, его любимец, автор «Оливера Твиста» и «Давида Копперфильда»!

Но Гриша знал, что обратно из больницы книгу не выпустят, и отрицательно закачал головой. Ребята почему-то рассмеялись, помахали руками и скрылись, а через несколько минут няня торжественно подала Грише книгу, на титульном листе которой он прочитал заглавие: «Чарльз Диккенс. Посмертные записки Пикквикского клуба».

В книгу была вложена записка:

«Гриша! Мы купили эту книгу в складчину и дарим ее тебе, а вернее, заразному отделению, так как знаем, что ее нельзя оттуда вынести. Иван Фомич сказал, что эта книга очень хорошая, и пусть она развлечет тебя. Скорее поправляйся!

Книга по заглавию сначала Грише не понравилась.

«Наверное, что-нибудь про смерть или покойников…» — подумал он.

Но едва только прочитал первые страницы книги, как она совершенно захватила его.

Он читал и перечитывал ее и так хохотал, что товарищи по палате не отступились от Гриши, пока он не прочитал им вслух. Сколько дней больничного заключения прошло для них незаметно за этой прекрасной, увлекательной книгой!

Глава одиннадцатая. Музейные дела

Только после зимних каникул Грише Челнокову разрешили идти в школу. Он поднялся на крыльцо с каким-то странным чувством: все было такое близкое, знакомое и в то же время какое-то новое… Двери показались ему ниже, потолки не такими высокими.

В коридоре к другу радостно бросился Антошка Щукин.

— Челнок, как ты вытянулся! — воскликнул он.

И в самом деле: до болезни Гриша был одного роста с Антошей, а теперь стал выше на полголовы и смотрел на товарища сверху вниз.

— Да, ты нам устроил сюрприз, — сказал Щукин и загадочно добавил: — Но и для тебя есть сюрпризик, будь здоров!

Антон раскрыл дверь класса, и Гриша ахнул от изумления: стены класса были увешаны картинами в красивых рамах.

Откуда это? Чьи картины? Как они здесь появились?

Но Щукин, не отвечая, с видом экскурсовода показывал то на одну, то на другую картину и говорил:

— Это Сварог… Это этюд Пластова… Это портрет работы Герасимова…

Гриша рассердился и крикнул:

— Говори сейчас же, откуда вы их взяли, не то…

— Поколотишь? — ухмыльнулся Щукин. — Силенки не хватит… Да ладно уж, расскажу. — И приятель рассказал ему удивительную историю.

Оказывается, статью Ахмета Галиева о музее Больше-Соленовской школы перепечатала центральная комсомольская газета, и начиная с середины декабря в адрес школы стали приходить посылки из картинных галерей и музеев.

Ленинградский Эрмитаж прислал из своих резервных фондов полтора десятка картин и этюдов. Третьяковская галерея из Москвы подарила старинные иконы и фотокопии с древних книг. Из Тбилиси и Черкесска получены образцы старинного кавказского оружия…

— Ты помнишь, — захлебываясь, говорил Антоша, — пушкинские стихи:

Черкес на корни вековые,На ветви вешает кругомСвои доспехи боевые:Щит, бурку, панцирь и шелом,Колчан и лук…

Все это у нас теперь есть! Иван Фомич заказал в Ростове фигуру кавказского воина… Ты представляешь: с двух сторон у входа будут стоять донской казак и черкесский воин, когда-то непримиримые враги, а теперь — вернейшие друзья!..