Сачлы (Книга 1) - Сулейман Рагимов

Афруз-баджи, шлепая чувяками, прошла в соседнюю комнату, нагнулась над кроваткой, — дочка спокойно уснула, дышала легко, ровно…

— Ведь ты сама мать, ты поймешь мое горе… — Карабирчек даже не заметила, что хозяйки нету в столовой.

Взяв телефонную трубку, Афруз-баджи крикнула:

— Аскер? Найди-ка мне товарища Мадата! Да, немедленно и срочно! Ищи по всем аулам!

Конечно, Аскеру пришлось выказать усердие, и он несколько минут подряд трезвонил по всем сельсоветам, но выяснилось, что Мадат из одного аула только что уехал, а в соседнюю деревню еще не прибыл.

— Делать нечего, сестрица, — сокрушенно сказала Афруз-баджи, — придется ждать, когда сам вернется.

В огороде Кесы царило запустенье. Огурцы начали желтеть. Подсолнухи уныло склонили свои папахи из золотистого каракуля. Грядки с перцом, помидорами покрылись коростой спекшейся земли. Если весною заботливо ухоженный огород напоминал сад роз — Гюлистан, то теперь он имел несчастный, заброшенный вид… хозяин сюда не заглядывал неделями, бросил все на произвол судьбы…

Перескочивший через изгородь Тель-Аскер с изумлением оглядывался, протирал глаза, старался понять, что же произошло, почему Кеса оставил свое любимое детище, еще Аскеру нужно было поскорее повидать Кесу, чтобы выведать у него всю правду о ночных посещениях Рухсарой председателя исполкома. Сачлы медицинский работник: нужно идти со срочным визитом, — значит, нужно, Тель-Аскер понимал это… Но неужто этот матерый волк Гашем хочет закогтить Сачлы? Ах, проклятый Субханвердизаде, ах, облезлый кабан с притупившимися клыками!.. Погоди, настанет день, когда я отбарабаню тебе "отходную" по днищу опрокинутого ведра, а потом уж смогу жить спокойно тысячу лет!.. Да за такую девушку, как Сачлы, и жизнь отдать не жалко. Ради Сачлы я сделаюсь Меджнуном и стану скитаться в горах, бродить в пустыне, слагая гимны в ее честь!

Солнце поднялось высоко и стояло теперь над головой Тель-Аскера. Кеса так и не появлялся. Аскер в последний раз заглянул в окошко его комнаты, для чего-то потрогал висевший на дверях замок и, подхватив на руки кота, вышел на улицу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Деревня Дашкесанлы раскинулась у подножия покрытой лесом высокой горы. Прямо к околице подступают густые заросли орешника и кизила. Делянки, засеянные уже колосящейся сейчас пшеницей и ячменем, расположены ниже аула. А выше, на горных пологих склонах, на полянах и вырубках в эту знойную пору сверкали косы косарей, поднимались крутыми папахами стога сена. Ручей, бегущий с гор, падал с яростным плеском с отвесной скалы у самой деревни. Под водопадом работали колхозники, рыли глубокий арык, выстилали его на расстоянии пятнадцати — двадцати метров желобом из выдолбленных половинок ствола дуба. А еще чуть-чуть пониже строили мельницу. Как видно, именно для нее и изготовил жернова старый каменотес…

На солнечной стороне деревни тоже кипела стройка, — здесь возводили конюшню. Кто таскал кирпичи, кто подносил глину и раствор, кто просеивал песок, кто клал стену; мужчины и женщины весело переговаривались, смеялись, задорными восклицаниями подбадривали друг друга. А вдруг наступала проникновенная тишина, потому что молодой плотник, ставивший над конюшней стропила, начинал звонкоголосую песню, и песня, расправив крылья, летела над домами, над лесом, чаруя и восхищая людей, и работавшие, не в силах сдержать своего восторга, подпевали: "Ай, джан, ай, джан!.." И с удвоенным рвением продолжали работу.

Тель-Аскеру было приятно видеть, с каким воодушевлением, как дружно и слаженно трудились люди.

А на окраине, за пасекой приютилась в овраге покосившаяся хижина. Двор ее зарос непроходимым бурьяном. Стены избушки были выщерблены, будто тронуты оспой. Пожелтевший камыш, небрежно накиданный на плоскую крышу, напоминал рваную попону на спине клячи… Единственное оконце хижины заросло паутиной, и солнечные лучи не могли заглянуть внутрь. В небольшом полуразвалившемся очаге тлели сучья и щепки. А рядом на выцветшем пыльном паласе ничком лежал Кеса. Все, чем теперь жила деревня, казалось, не имело к нему никакого отношения… Кеса решил покинуть районный центр, он навсегда отказался от своей радужной мечты о высокой ответственной должности! За последние дни он окончательно убедился, что напрасно возлагал надежды на Субханвердизаде. Ни в чем Гашем-гага ему не поможет! И кроме того, черствого, обычно безжалостного к людям Кесу до слез возмутило грубое приставание Гашема к кроткой Сачлы…

Вернувшись в Дашкесанлы, Кеса залег на грязном паласе и напряженно раздумывал, рассказать ли кому-нибудь о том, как Субханвердизаде хищным волком набросился на девушку. Но кому сказать? Кто поверит? Пожалуй, только Мадат… Мечты Кесы о высоком посте улетучились, смешались с туманами, окутавшими вершины снежных гор. "К черту, к дьяволу тебя, братец!" — открещивался теперь удрученный Кеса. Если он не станет директором обувной фабрики, на худой конец заведующим сапожной артелью, то зачем ему впутываться в эту мерзкую историю?

Кеса сказал себе: "Стараться, так мигом продерешь чарыки! Зачем подвергать себя новым треволнениям?"

Он приник ухом к земле: послушаем, чьи копыта загремят в отдалении?

У родника, заливавшегося искрометной песенкой на песчаном склоне у околицы, столпились женщины, с жаром судачили о разных разностях, пылко обменивались нехитрыми деревенскими новостями.

Внезапно они на миг притихли — увидели на дороге запыхавшегося, усталого Тель-Аскера.

— Послушай, кто это к нам идет? Кудрявый парень!

— Ив самом деле, какой кудрявчик! — затараторили женщины.

— Да ты уже влюбилась в его кудри, ай, Дильбар?

— Как тебе не стыдно, Шахпери, перестань!.. — смутилась розовощекая молодуха.

— Подумаешь! Будто у нас в ауле своих парней мало!

— А все-таки таких кудрявых нету.

Тель-Аскера донимала смертельная жажда, и он, поприветствовав красоток, попросил, облизав запекшиеся губы:

— Баджи, ради бога, кружку воды!

Ему без слов протянули кружку сладкой, словно на меду настоянной, родниковой воды, такой жгуче-холодной, что заломило зубы. Парень залпом осушил ее, поблагодарил.

— Баджи, скажи, где здесь живет Кеса?

Женщины и девушки возмущенно переглянулись, поджали с неприступным видом губы.

Дородная женщина скрестила руки на пышной груди, окинув парня с ног до головы подозрительным взглядом.

— У нас в ауле живет Шатыр-оглу Кеса, внук Сайбали, а есть еще Кеса, брат Гадима, Гуламали! Юноша сказал с отчаянием:

— Мне нужен курьер Кеса. Афлатун (Афлатун — философ Платон), колокольным звоном сзывающий руководящих деятелей района в учреждения.

— Значит, тебе нужен дворник, шайтан, доносчик, смутьян? — с отвращением спросила Дильбар.

"Ну, попал в передрягу", — подумал Аскер и промолчал.

Однако парень-то был действительно кудрявый, статный, пригожий, и молодухи сжалились над пришельцем.

— Видишь вон ту развалину?

— Ничего не вижу. Бурьян!..

— Вот в этом бурьяне и стоит златом и бирюзой увенчанный дворец твоего Кесы! — заливаясь смехом, сказала Дильбар. — Иди прямо в бурьян и найдешь своего приятеля, если, конечно, не заблудишься!..

Заглянув в хижину, Аскер увидел распростертого ничком на паласе Кесу, слабого, беспомощного, как цыпленок, забившийся в кусты от ястреба.

— Это я, я, Тель, разве не узнаешь? Что с тобою, дорогой Кеса?

Хозяин не откликался.

— Да вода-то у тебя есть, горло так и горит!..

Кряхтя, Кеса повернулся на бок и молча показал в угол.

Гость с трудом нашел под скамейкой глиняный кувшин с отбитыми ручками. Он поднес кувшин к губам, но затхлый тяжелый запах ударил Аскеру в нос.

— Ну, это, брат, ни на что не похоже! — рассердился юноша. — Что с тобою? Почему ты вдруг тайно скрылся?

Кеса часто-часто замигал мокрыми ресницами, но и на этот раз не ответил.

— Говорят, твой хозяин переходит в райком, — соврал Аскер, решив хоть этим расшевелить падкого на сплетни Кесу. — Значит, произойдут большие перемены.

Обычно Кеса жадно перехватывал любую, только что сорвавшуюся с языка Аскера новость. Теперь он угрюмо сопел, не пошевелился…

— Говорят, что супруг Мелек Манзар, кооператор Бесират Нейматуллаев, переходит на место Гашема! Кеса и бровью не повел.

— А Дагбашев заменит Алешу Гиясэддинова!.. — Аскер истощил свое воображение.

— А мне-то что! — вдруг собравшись с силами, сказал Кеса и оттолкнул склонившегося к нему юношу.

— Как это — тебе что! — Аскер был поражен. — Если такие перемены, то, значит, перед тобою открывается широкое поприще. Все и вся придет в движение! Не будешь неподвижным камнем, и сбудутся предначертания… Забыл, что ли, поговорку: "Ребенок не заплачет — мать титьку не даст"? Видимо, Гашем-гага теперь выдвинет тебя на приличную должность. А если действительно Худакерема переведут на место Заманова, в "КК", то тебе по праву принадлежит пост заведующего сберкассой.