Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

И, наконец, если про Козла отпущения сказано: «Ощутил он вдруг остроту рогов / И козлиное вдохновение — / Росомах и лис, медведей, волков / Превратил в козлов отпущения», — то и в «Истории болезни» лирический герой «злую ловкость ощутил — / Пошел, как на таран».

Кроме того, в рукописи «Песенки про Козла отпущения» содержится такой вариант названия: «Сказка про серого козлика, она же — сказка про белого бычка» (АР-8-10). А в «Истории болезни» лирический герой сравнивает себя с быком: «Я был здоров, здоров, как бык, / Как целых два быка».

***

«Песня-сказка про нечисть» (1966) — казалось бы, совсем из другой оперы и никакого отношения к «Истории болезни» не имеет. Но мы уже знаем, что нечисть в произведениях Высоцкого является олицетворением власти (так же как и врачи). Соответственно, между этими произведениями возникают закономерные связи: «Защекочут до икоты» = «Ведь скоро пятки станут жечь, / Чтоб я захохотал»; «Всяка нечисть бродит тучей /Ив проезжих сеет страх» = «Проклятый страх, исчезни!».

В ранней песне лирический герой признается: «Страшно, аж жуть! / Ажно дрожу!» /1; 525/. Поэтому главврач ему скажет: «Уйми дурную дрожь» /5; 375/.

Если Змей Горыныч «взмыл на древо», то в кабинет к главврачу влетел ворон и сел к нему на плечо: «Влетело что-то, кто-то сел / Кому-то на плечо» /5; 395/. И если в первом случае «танцевали на гробах богохульники», а Змей Горыныч угрожает всех сгноить, то во втором ворон «напоминает — прямо в морг/ Выходит зал для пыток». Черновой же вариант «Песни-сказки про нечисть»: «Змей трехглавый сел на древо» (АР-11-6), — напоминает действия главврача: «А самый главный сел за стол…».

Обратим еще внимание, что влетевший ворон и «взмывший на древо» Змей Горыныч — это тот же Вельзевул из песни «Переворот в мозгах из края в край…» (1970), где он «влез на трибуну». Причем черновой вариант этой песни: «Тем временем в аду сам Вельзевул — / Сам главный дьявол…» (АР-9-16), — вновь предвосхищает ситуацию из песни «Ошибка вышла»: «А самый главный сел за стол <.. > Все рыжую чертовку ждут…». Но одновременно с этим сходства со Змеем Горынычем («А не то я, матерь вашу, всех сгною!») имеет не только дьявол, но и бог, который «заявил, что многих расстреляет» («Переворот в мозгах из края в край…»). Таким образом, и бог, и дьявол, и нечисть являются лишь разными образами власти.

Однако самое невероятное сходство наблюдается в манере обращения Соловья-разбойника к Змею Горынычу и лирического героя к главврачу: «Пили кровь из черепов-подстаканников» (АР-11-6), «Свистнул, гикнул: “Ах ты, рожа, гад, заморский паразит!”» (АР-11-8) = «Чего строчишь? А ну, покажь! / Пособник ЦРУ!..» /5; 387/, «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!» /5; 402/ («пили кровь» = «кровь отсасывать»; «гад» = «гадюки»; «заморский» = «ЦРУ»). В предыдущей главе при разборе «Сказки о несчастных лесных жителях» мы выявили столь же неожиданные сходства в обращении Соловья-разбойника к Змею Горынычу и Ивана-дурака к Кащею бессмертному, выраженные к тому же одинаковым стихотворным размером: «Свистнул, гикнул: “Ах ты. рожа, гад, заморский паразит!”» = «Но Иван себя не помнит: / “Ах ты. гнусный фабрикант!”». Причем в основной редакции первой песни Соловей-разбойник «гикнул, свистнул, крикнул» на Змея Горыныча, а в песне «Ошибка вышла» лирический герой заорал на главврача («Но я как заору…»), который тоже сравнивается с нечистью: «Шабаш калился и лысел».

Перед нами — один из тех редких случаев, когда поэт наделяет нечистую силу (Соловья-разбойника) своими собственными чертами (еще одно такое исключение — образ Лешего, о чем мы также говорили в предыдущей главе), поскольку очень уж соответствовала «лихость» данного персонажа натуре самого Высоцкого. Особенно ярко это проявится в «Серенаде Соловья-разбойника» (1974), которую мы разберем в главе «Тема двойничества» (с. 1142, 1143). Но, с другой стороны, тот же Соловей-разбойник может выступать в качестве олицетворения власти — например, в «Песне Соловья-разбойника и его дружков» (1974): «У меня такие слуги, / Что и самому мне страшно». Да и в «Песне-сказке про нечисть» он первоначально наделяется негативными чертами: «Соловей-разбойник главный / Им устроил буйный пир». Как видим, один и тот же сказочный образ может наполняться диаметрально противоположным содержанием, что требует особого внимания от исследователя.

А оптимистическая концовка «Песни-сказки про нечисть»: «Прекратилося навек безобразие — / Ходит в лес человек безбоязненно», — заставляет вспомнить реплику Высоцкого, обращенную к одному из высокопоставленных чиновников в конце 1960-х годов. Обратимся к воспоминаниям Давида Карапетяна (в беседе с автором этих строк Карапетян уточнил, что Высоцкий находился в этот момент «подшофе»): «Однажды Володя, чем-то сильно раздраженный, вдруг неожиданно сказал мне, что сейчас позвонит председателю Моссовета Промыслову и скажет все, что думает о партократах и их власти. Накипело, одним словом. Набирает номер, его соединяют с самим Промысловым (Высоцкий звонит!), называет имя и произносит: “Я хочу вам сказать: всё, что вы там в Кремле делаете, — это безобразие”»ш.

Вскоре после «Песни-сказки про нечисть» пишется «Песня о вещем Олеге» (1967), где власть персонифицирована в образе князя Олега, который ведет себя точно так же, как и «врачи»: «И то — саркастически хмыкнул» /2; 18/ = «Лишь хмыкнули с ухмылкой» /5; 404/.

В обоих произведениях лирическое мы (волхвы) и лирический герой (пациент) предстают «навеселе»: «Вы перепились — так возьми, похмелись!» (АР-8-92) = «И это был не протокол: / Я перепил вчера» /5; 400/, «Стоял я голый, как сокол, / Похмельный со вчера» /5; 383/; и подвергаются издевательствам: «.Дружина взялась за нагайки» = «Все рыжую чертовку ждут / С волосяным кнутом»; «И долго дружина топтала волхвов / Своими гнедыми конями» = «И вот мне стали мять бока / На липком топчане; «А вещий Олег свою линию гнул, / Да так, что никто и не пикнул» = «Я было взвизгнул. но замолк» /5; 78/, «Ломают так и эдак нас» (АР-11-39). А зачеркнутый вариант «Песни о вещем Олеге»: «Прижал всех — никто и не пикнул» (АР-8-92), — также находит аналогию в песне «Ошибка вышла»: «Предплечье мне стянул жгутом».

Но еще любопытнее, что ворон в песне «Ошибка вышла» повторяет слова семиголового чудища из «Сказки о несчастных лесных жителях»: «Сторож тут же: '‘Никогда)”»; «Зверь в семь глоток: “Никогда!”» (АР-11-92) = «И ворон крикнул: “Ыеуег-тоге”» /5; 80/, «Угрюмый стражник встал к двери…» (АР-11-42).

Зверь — слуга Кащея, а