Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

в СССР телевизоров, холодильников и других новинок среди жителей небольших кыргызских поселков возросли потребительские запросы[443]. Ни слова не зная по-русски, всего пятнадцати лет от роду, Коберидзе подал заявление на обучение специальности «сантехник» в ленинградское ПТУ, куда и был принят. Как мы уже упоминали в главе 1, на рубеже 1980-х гг. власти среднеазиатских республик пытались способствовать тому, чтобы молодежь, численность которой росла, уезжала оттуда. Ленинград принимал сильных студентов, а в его ПТУ обучалось 90 тыс. советских граждан, которых потом городские власти нанимали промышленными рабочими[444].

Желание мигрантов уехать в Ленинград и Москву было связано как с эмоциями, так и с практическими соображениями. Бакыт Шакиев не прислушался к совету получить образование, для того чтобы покинуть свое родное казахское село, и тем не менее он был полон решимости добраться в сердце Советского Союза: «Лично я с детства мечтал посетить эти города. В итоге я достиг этой мечты [через сеть торговли]. Я был амбициозен, всегда добивался того, чего хотел. [Я помню, как в детстве] видел Мавзолей Ленина по телевизору. Я сидел, смотрел на это и решил, что я должен пойти в Кремль, где заседали наши правители, и увидеть красоты Ленинграда»[445]. Айсулу Байсалбекова вспоминала, как она приняла решение отправиться в Москву из ее родного кыргызского городка Нарына: «Это была какая-то сильная тяга. Потому что мы, на самом деле, были провинциальными, почти никогда и никуда не уезжали. Я смогла решиться и уехать»[446].

Но желания поехать в Ленинград и Москву или остаться там не всегда исполнялись. В первый раз Асылбек Альбиев оказался в советской столице случайно: в 1976 г. он служил в армии, и его рота из Оша отбывала военную службу в Московской области[447]. Сначала его задачей было красить и приводить в порядок ветшающие промышленные комплексы в Одинцово, далеко от центра Москвы. Командир роты поручил казаху помочь ему выучить русский язык. Через три месяца роту поселили в новой гостинице «Россия». Они жили в комнатах, где еще не были закончены работы, а сами занимались малярными и столярными работами в гостинице. Альбиев упоминал, что они получали талоны для посещения гражданских столовых, и эта еда, в отличие от армейских сухпайков в пригороде, с лихвой компенсировала то, что им приходилось спать на твердом полу по несколько человек в комнате. Альбиев работал с плиткой высшего качества и восхищался тем, какими огромными зеркалами украшена вся гостиница. Выходные он проводил наслаждаясь возможностью бесплатно ездить в московском метро, а также был рад посмотреть на смену караула в Кремле. Несмотря на дедовщину, с которой он столкнулся во время следующего задания в военном училище в Подмосковье, он вернулся домой неохотно. Но за его родителями было больше некому присмотреть, что вынудило его отказаться от мыслей пополнить растущие ряды строителей.

Личное стремление и энергичность не лишили силы и фактор связей, который все еще играл ключевую роль в успешном движении мигрантов к двум столицам. Границы между официальными и неофициальными путями мобильности были размыты. Государство давало возможность заниматься разной деятельностью, а личные отношения могли повлиять на государственную политику и различные официальные практики – как преднамеренно, так и непреднамеренно. Наряду с родственниками и одноклассниками армейские приятели играли важную роль в том, чтобы граждане из далеких регионов перебрались в две столицы. Ленинградские и московские фирмы, которым не хватало рабочей силы, нанятой через систему оргнабора, принимали на работу – зачастую без всяких договоров, просто на словах – бывших солдат, недавно закончивших срочную службу в городах СССР. Толкунбек Кудубаев отмечал, что те, кто только недавно отслужил, хорошо говорили по-русски, успев попрактиковаться в армии, а благодаря разговорам с армейскими товарищами из городов они начинали понимать, насколько разный уровень жизни в деревне и в городе, на окраинах и в центре[448]. Тяжелые условия военной жизни сближали солдат, а потом они держали друг друга в курсе новых возможностей. Военнослужащие из Москвы и Ленинграда часто принимали у себя бывших товарищей по службе. Когда Кудубаев заканчивал свою поездку по Сибири в 1987 г., один из бывших сослуживцев рассказал ему о вакансиях на московских предприятиях по строительству и оборудованию метро. До службы ни разу не задумываясь о том, чтобы уехать из Кыргызстана, он сопоставил возможную жизнь на родине и проживание в Москве по лимитной прописке, которую даст ему эта работа[449]. Он почувствовал, что нельзя упустить шанс получить такую зарплату и изучить преимущества, которые давала столица.

В некоторых случаях армейские связи предоставляли обходные пути к двум столицам. Фаршад Хаджиев сначала находился в Ленинграде, где изучал ядерные технологии. Благодаря своим успехам в этой области он оказался на «секретной» испытательной базе в Семипалатинске (Казахстан)[450]. После этого он решил вернуться в Россию, поскольку был разочарован опытом своего предыдущего обучения в Душанбе, где многие карьерные пути, как казалось, были недоступны для таджиков. На основании его успехов в области ядерной физики по окончании службы несколько университетов предложили ему обучение со стипендией. Он так и остался в Ленинграде, где его пригласили на работу в ведущей лаборатории. Хаджиев отозвался о Ленинграде как о самом интеллектуальном и культурном городе СССР. Джумабой Эсоев поступил на срочную службу сразу после прохождения курсов на Ленинградском мясокомбинате. После отбывания призывной службы в Ленинградской области в 1985 г. он стал добровольцем, чтобы поехать в Афганистан. Он вспоминал, как старшие по званию спрашивали его: «Зачем тебе туда? Ты просто будешь убивать своих же земляков»[451]. Вместо поездки в Афганистан, отметив его хорошие оценки и перспективы, его определили в Ленинградский политехнический институт. Кроме того, он снова устроился на мясокомбинат, где всегда требовались рабочие: так он мог заработать дополнительные деньги, чтобы отправлять их семье, домой.

Родственники в двух столицах также облегчали возможность переезда. Приезд Лали Утиашвили в Москву иллюстрирует силу связей. «Высокопоставленные люди» из ее семьи помогли ее мужу, который, казалось, достиг пика своей карьеры на родине, устроиться руководителем в Московский сельскохозяйственный институт[452]. А их друзья, как русские, так и грузины, которым было уже за семьдесят, занимали высшие посты в партийных и государственных иерархиях. В Грузии они останавливались в доме Утиашвили и у родственников ее мужа погостить во время летнего отпуска. Как отмечает Эрик Скотт, со времени правления Сталина грузины сохранили много прочных связей с высокопоставленными людьми[453]. Немногие мигранты могли положиться на крепкие связи такого уровня. Шурин грузина Терентия Папашвили переехал в Ленинград сразу после