Вот и я, Люба! (СИ) - Евгеника Мара

- Дим, да чего ты кипятишься, - начинает лебезить Толик. - Ты все не так понял. Я просто мать в чувство хотел привести, а то она совсем очумела. На развод подать удумала, чтобы семью нашу дружную разрушить. Всю жизнь ей спокойно не живётся, вечно от неё терплю всякое, да и вам досталось. Все детство здесь на свинарнике провели, вместо того чтобы в городе на качелях-каруселях кататься. Она как с вами в детстве, так и со мной сейчас.

После этих слов Толька резко замолкает. Понимаю, что в его голове сейчас идёт активная работа по поиску веских аргументов для Димки.

Уверена на сто процентов, что Анатолий все же надеется найти у сына понимание и защиту от моего, как он преподносит, самодурства.

- Да, она, как эта железная баба - судовладелица Васса Железнова, которая была готова все и всех утопить в угоду своему бизнесу. Та, кстати, даже мужа своего не пожалела, угробила его. Так и мать твоя готова от меня избавиться. Видишь ли, надоел я ей. Через 27 лет совместной жизни не угоден стал. Мешать начал. Все у меня отобрала, и машину, и квартиру, и даже карточку зарплату заблокировала. Ты, поди, Димка и не в курсе, что она с бухгалтершей вашей за спиной твоей творит? Уверен, что ещё и деньги на левые счета в какие-нибудь офшоры выводит. Ты, сын, проверь все, а то и тебя ещё обдерет, как липку.

- Сыночек, чего ты перед ним бисер мечешь?! Он же червивое яблоко от гнилой яблони. Они же все заранее обговорили и договорились, чтобы нас вокруг пальца обвести и без средств к существованию оставить, - встревает в разговор Анна Васильевна.

Дима, игнорируя слова бабушки, обращается к отцу.

- Ты, Анатолий Дмитриевич, мне на жалость не дави. Счет твоей зарплатной карты я сам заблокировал.

- Как это заблокировал? Я же здесь работаю и должен получать зарплату, - со злостью рычит Толик. - Вот возьму и в трудовую инспекцию пожалуюсь на твое самоуправство.

- Да, хоть самому президенту или Господу Богу пиши. Ты, Анатолий Дмитриевич, уволен за прогулы. Процедура увольнения проведена в соответствии с трудовым кодексом. Так что строчи, куда хочешь. Всё покиньте мой кабинет. У меня ещё работы много.

- Ух, прижили змею со змеенышами в свою семью, - шипит Анна Васильевна, вставая со стула. - Говорила я тебе, Толичка, что эта дворянская замухрышка загубит жизнь твою. Ну, ничего мы все докажем и все свое отберем. У нас и адвокат, и люди нужные есть.

- Да, да, бабуся, давайте бегите к нужным и важным людям управу на нас искать, а здесь чтобы я вас обоих больше не видел, и мать не смейте доставать и доводить.

Это все я практически в картинках рассказываю Степану, который периодически то вздыхает, то похихикивает.

- Ой, а Димка то у нас мужик, настоящий мужик! Прямо горжусь им! Завтра позвоню выразить свою мужицкое уважение, - произносит Степа, когда я заканчиваю рассказ.

- Ага, этот молодец мне такой разнос устроил после ухода отца и бабки, что у меня самой возникло желание уехать, - говорю, смеясь. - Пока сын с Алёной по телефону разговаривал, я от греха подальше тихонечко ушлепала бокс дочищать. У Димка характер местами в бабку Анну. Слишком резок бывает, я его иной раз даже побаиваюсь.

- Любаш, ну мужик и не должен быть тютей. И хорошо, что у Димки характер есть и хватка твоя, и ум. Толк из парня будет. Молодец - он! Только погоди, из твоего рассказа я не очень понял, ты с адвокатом общалась? Или всеми делами Миша занимается? Как я понимаю, твои почти бывшие родственники реально подадут на раздел имущества и денежных средств, - смотря пристально мне в глаза, серьезно замечает Степан.

- Да, все так и будет. Здесь даже к бабке ходить не нужно, - бурчу, утыкаясь Степушке в грудь, с удовольствием вдыхая аромат его тела.

Долго дышу мужчиной, будто наполняю себя его силой и смелостью.

- Пусть подают. С меня взять нечего. У меня ничего нет и не было, - со смехом фыркаю. - Анатолий никогда ничем не интересовался, потому и не знал, что изначально все было записано на бабушку мою. Потом, когда она заболела, мы начали все переписывать на мою мать. После с мамы свинокомплекс переоформили на Дмитрия, когда ему 18 лет исполнилось. Юридическую фирму сразу на Мишу записали. Лингвистическую школу год назад на Анюту оформили.

- Любаня, как я понимаю, на тебе самой совсем ничего нет? - крепко обнимая меня, спрашивает Степан.

- Ну вот, Степа, наконец-то, я открыла тебе свой самый страшный секрет. Ага, у меня самой ничего нет. Я даже на "Сандеро" ездила по доверенности. Ну, что Степан Григорьевич, не пугает тебя факт, что я - не богата, не знаменита и не успешна?

- Любушка, этот факт теперь мне греет душу. Мне нравится, что мы с тобой оба такие - классные! Я же сразу тебе сказал, рядом со мной ты можешь быть просто красивой женщиной! Давай, красавица моя на все выходные рванем в домик, где мы прекрасно провели новый год, а?

- И чем же мы будем заниматься все выходные, Степушка? - спрашиваю, хихикая, потому что этот невозможный мужчина, сползая вниз, щекочет мой лобок своим языком.

- Как чем, Даная нежная моя, совершать падеж в пучину страсти, - оторвав голову, голосом искусителя томно шепчет мой мужчина. - Причем падеж мы начнём прямо сейчас. Расслабляйся, сладкая, управление падежом в пучину любви с выходом в штопор огненного оргазма буду управлять я. Добро пожаловать на борт, Любонька!

Глава 21

- Люб, подожди. Люба-а-а-а! - выбегая из здания своей языковой школы вместе с Анютой, сквозь шум проезжей части мегаполиса слышу голос.

Мы с дочуриной одновременно оборачиваемся.

На противоположной стороне прямо напротив нас видим плюгавенького мужичонку, потрепанного жизнью, со следами былой привлекательности на лице.

И этим мужичонкой оказывается мой муж и Анюткин отец.

На улице мороз 25-ть градусов, а Толька в джинсиках дудочках, кожанной куртёночке поддергунчике, в туфлях на тонкой подошве и с непокрытой головой с остатками редких кудряшек.

Плешивость у Тольки наследственная, в мамашу, у которой на голове тоже десять волосин с шесть рядов.

Смотрю на него с мыслью:"Господи, обнять и плакать. Куда только Анна Васильевна смотрит? Да, вероятнее, никуда, потому как великовозрастный сын для неё сейчас обуза и лишние хлопоты."

- Ну, нет, только не это, - простанывает на выдохе Анюта. - Мам, чего ему надо, зачем он здесь? Видеть его не могу. Пойдём, а? Давай сбежим от него?

Мы снова с дочурной одновременно разворачиваемся, намереваясь идти дальше.

Боковым зрением вижу, что Толька подхватывается и прямо наперерез движущимся машинам резвым козликом несется на нашу сторону.

- Мам, ты же не станешь с этим разговаривать? - с негодованием в голосе спрашивает Анна. - Давай, его пошлём куда подальше?

- Дочур, он все же отец твой, - отвечаю спокойно.

- После того, что я услышала в зале суда, не считаю нужным называть этого плюгавого мужика словом "отец", - фыркая, категорично заявляет Анна. - Нет больше у меня отца, хотя в принципе никогда и не было.

- Любаша, Анечка, ну, подождите, - подбегая к нам и хватая меня за руку, произносит Толик. - Давате в кафе зайдём, выпьем чай и поговорим. На улице холодно. Не хочу, чтобы вы замёрзли и заболели.

- С какого это перепугу такая забота? В жизни не помню, что ты, вообще, о ком-то заботился кроме себя любимого, - хмыкая и не отвечая на приветствие, зло произносит Анна.

- Анюта, могла бы и поздороваться с отцом, - обращается к дочери Анатолий.

- У меня нет отца. Передо мной сейчас стоит человек, который сам заявил о своих сомнениях в нашем родстве, - парирует слова отца Анна.

- У тебя же, Анюта, вроде свадьба скоро. Я, бабушка Аня и дедушка Дима надеемся получить приглашение, - пропуская колкость дочери мимо ушей, говорит Толик.

- И не надейтесь. Я не собираюсь вас приглашать на свою свадьбу. Мне не нужны на моем торжестве люди, которые не уважают мою маму, меня и моих братьев, - жёстко отвечает Анна.