Хлеба и зрелищ - Уильям Вудворд

спросил Мередит, готовый вступить в спор.

– Признаю, – ответил Майкл, и возражать вам не стану… Вы выиграли…. Но это стихотворение не принадлежит к числу удачных. Слушайте дальше.

Майкл раскрыл вторую книгу и прочел:

Туманные годы видели они

А на склонах, в тени пальм, приютились укрепления.

Древние укрепления, возведенные для борьбы с пиратами.

В Мартинике дома с белыми фасадами

Напоминали французскую провинцию.

А по людным улицам сновали

Цветные женщины в платках

Лазоревых и алых.

Они миновали Сабу

Одинокий унылый вулкан.

У кофейного цвета туземцев,

Подъезжавших в первых маленьких челноках,

Они скупали пау-пау

И плоды хлебного дерева.

Они вдыхали томление островов,

И трепет охватил их,

Когда приблизились они к Барбадосу.

– Поэзия! – воскликнул редактор. – Прекрасное стихотворение! Вот такие стихи я люблю… Оно соткано из красок и образов.

Майкл вопросительно посмотрел на Эдит.

– Поэзия, – ответила та.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что… здесь попадаются строчки, каких не бывает в прозаическом произведении. Например: «Они вдыхали томление островов»… И «унылый вулкан»… это сочетание «л» и «у»…

– Ну, а вы что думаете, Мередит?

– Я не думаю, а знаю, – последовал ответ. – Это – проза. Звучит, как стихотворение, но я знаю, что это проза.

– Почему?

– Потому что книгу я прочел и это место запомнил.

– Вы слишком много знаете, чтобы участвовать в состязании, – заметил Майкл. – Быть может, вы нам скажете, что это за книга.

– Конечно. Вы прочли отрывок из романа Синклера Льюиса «Арроусмит». Это-та глава, в которой Мартин Арроусмит и Леора едут в Вест-Индию и…

– Мне все равно, – перебила Эдит Уэбб. – Это – стихотворение, хотя бы оно было напечатано, как проза.

– Я с вами согласен, – подхватил м-р Харлей.

– Это я и хочу доказать, объявил Майкл.

– Что ж тут удивительного? – заметил Мередит Купер. – Эрнеста Торбэя считают прозаиком… беллетристом… а ведь многие страницы его романов-подлинная поэзия.

– Я прочту еще один отрывок, сказал Майкл Уэбб. – Слушайте внимательно.

«Один – гениальный агитатор, волнующий сердца людей. Другой отличается талантом организовывать коммерческие предприятия. Ему нет дела до общественного благополучия или общественного мнения поскольку это не вредит его карьере коммерсанта. Он отнюдь не стремится к популярности, тогда как жажда славы, словно лихорадка не дает покоя его брату».

– Проза, – сказала м-с Уэбб.

– Проза, – сказал м-р Харлей.

– Проза, – изрёк Мередит Купер и поспешил добавить: – И к тому же прескверная.

– Все вы ошибаетесь, засмеялся Майкл, – Я прочел первые десять или двенадцать строк стихотворения, появившегося в «Маленьком Обозрении».

– О господи! – воскликнул Харлей.

– Ну, если это поэзия, – заметил Мередит, боюсь, как бы годовой отчет министерства финансов не оказался вторым «Потерянным раем»!

– Не упускайте из виду, что это свободный стих, сказал Майкл.

– Очевидно, он достиг полной свободы, отозвался Мередит.

6

– Отсюда вывод: в настоящее время нелегко отличить поэзию от прозы, – проговорил Майкл. – Поэзия умирает, ибо современный мир настроен против нее, а также-с сожалением это отмечаю-против красоты, в чем бы она ни проявлялась. Исключение архитектура и дамские наряды.

«В особенности резко это ощущается здесь, в Америке. Общество высказывается против поэта. Он пишет не для всех людей, а лишь для очень ограниченного круга.

«Поистине позорно быть поэтом в Америке. Поэтам оказывают покровительство, смотрят на них свысока, немножко жалеют. Почему? Потому что на взгляд американца нет ничего хуже непрактичности. Конечно, поэты считаются людьми непрактичными…»

– Но ведь они и в самом деле непрактичны? – перебил Харлей.

– Да… к счастью. Непрактичных людей слишком мало, вот в чем беда. В настоящее время мир ни в чем так не нуждается, как в миллионе непрактичных людей.

– Но зачем? Для какой цели? – вопросил редактор.

Он надел свое пенсне без оправы и уставился на Майкла Уэбба.

– Для какой цели? – повторил Майкл. – Да для того, чтобы проводить всякого рода крупные операции. Нам до зарезу нужны непрактичные люди.

– Мне кажется, в воздухе и сейчас носится множество идей… весьма непрактичных, заявил м-р Харлей

– Совершенно верно, носятся, но люди, воодушевленные ими, не пользуются авторитетом. Самый непрактичный человек терпит неудачу, если нет у него власти, нет возможности привести замысел в исполнение. История человечества показала, что в области прогресса люди практичные ничего ценного дать не могут. Я не хочу судить их несправедливо или отнимать то, что по праву им принадлежит. Они прекрасно могут справиться с мелкими ничтожными делами. Могут, например, проложить дорогу… в том случае, если какой-нибудь непрактичный мечтатель скажет им, какой ширины должна быть эта дорога и где именно следует се проложить.

«Как жаль, что Нью-Йорк не был основан непрактичными людьми! Его создали практики. И посмотрите что получилось: улицы недостаточно широки, нет улиц, идущих по диагонали к центру, дома повернуты фасадами не туда, куда следует. Ни один мечтатель не сделал бы такого колоссального промаха.

«Практичные люди прекрасно выполняют не столь важные дела: могут изобрести наилучший способ наклеивать ярлыки на жестянки, могут продавать подтяжки или поднять обувное производство. Но в делах действительно серьезных, затрагивающих интересы широких масс, они всегда допускают промах причиняют существенный вред… Разрешение таких вопросов следовало бы предоставить непрактичным людям, облеченным властью.

«Вспомним мировую войну, продолжал Майкл. – Да ведь в начале войны, когда армии были только что мобилизованы, горсточка непрактичных людей, представителей различных наций, сумела бы разрешить все вопросы и через несколько часов прийти к соглашению по всем пунктам… Но, к несчастью, за дело взялись люди практичные, и последствия вам известны».

Во время этой речи в комнату вошел Томми и остановился подле матери. Он вопросительно посматривал на Майкла и, наконец, спросил:

– Папа, что делают люди, когда у них война? Воюют ли они в комнате, или выходят из дому и начинают драться?

– Сначала, сынок, они сидят в комнате и говорят о войне, – ответил отец, – а затем выходят и воюют.

– Зачем они это делают, папа? – настаивал Томми. – Почему не сражаются в комнате?

– Потому что они – не воины. Они выходят из комнаты и заставляют сражаться других людей.

– А зачем, папа, другие вместо них сражаются?

Майкл призадумался.

– Видишь ли, они запугивают других людей. Говорят им, что те потеряют детей, дома, деньги, если не пойдут сражаться. Люди пугаются и идут на войну. Война происходит, если люди друг друга боятся.

– А они потеряли бы детей и деньги, если бы не пошли сражаться? – осведомился Томми.

– Нет, ответил отец. – Они теряют все, когда идут сражаться, но узнают об этом лишь после окончания войны.

– Я бы не пошел на войну, решительно заявил Томми.

– Придется мне когда-нибудь навещать этого мальчугана в тюрьме, вздохнул Майкл. Он достигнет призывного возраста к тому времени, как у нас начнется война с Японией, и если он до тех пор не откажется от своих убеждений…

– Я бы с ними подрался, если б они повели меня в тюрьму, громко сказал Томми.

– Ступай, мальчуган, ступай играть! – приказал отец. Ты вмешиваешься в разговор мудрых взрослых людей.

– Нет, пусть он побудет здесь, – возразила мать и обняла мальчика.

– То, что вы говорили о практичных людях, чрезвычайно интересно, начал Харлей. – Но не можете ли вы объяснить, почему они терпят поражение, как только берутся за разрешение сложных социальных проблем? Вы сказали, что все серьезные дела следует предоставить непрактичным людям, но никаких объяснений не привели.

– Видите ли, по моему мнению, для большинства серьезных социальных вопросов нельзя найти практического разрешения… И к этим серьезным вопросам я бы отнес почти все проблемы финансовые и индустриальные. Однако они должны быть разрешены. Вы не отделаетесь от проблемы, заявив, что практически она неразрешима. Практичный человек терпит поражение, ибо не видит способа практически разрешить проблему, единственное возможное решение непрактично и призрачно.

«Такая дилемма является головоломкой для практичных людей, у них нет воображения, они с головой ушли в захватанные идеи.

«Все подлинно значительное создано мечтателями и фантазерами.

«На вопросе о рабстве, на постановке этого вопроса в Соединенных