Держись от меня подальше - Рида Сукре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не старая!
— Мам, я не возраст имел в виду, а про стаж твоего актёрского мастерства.
Ефросинья Эразмовна сразу подобралась и встала с рук Сандала Евгеньевича, потом расшифровала сомнительный комплимент сынули и вновь её лицо приобрело нахмуренность, а глаза устроились на полставки к Зевсу, начав метать молнии вместо утомившегося бога.
— Я не играла! У меня хрупкая нервная система, — достойным голосом поведала она, и не нашлось ни одного желающего с ней поспорить.
Таким образом, она ещё минут пять ездила нам по ушам, рассказывая, что нервные клетки не восстанавливаются, а седина не закрашивается. Реклама утверждает обратное по обоим пунктам, но я с ней своими великими познаниями делиться не стала. Затем, когда на свой страх и риск Вениамин Аристархович вновь решился напомнить, что «ужин стынет», мы проследовали на кухню, то есть в обеденную залу. Ох, уж эти мажоры. И кухня у них есть размером с футбольное поле, и отдельно обеденная, которая ещё больше.
Обеденная зала отлично вписывалась в интерьер всего дома, она имела логичность, не в пример комнате Шера, выбивающейся из общих рамок, и представляла собой некую композицию «два в одном»: здесь люди насыщали свои желудки, а также углубляли и эстетическую составляющую своей души — по стенам были развешаны разнообразные картины современных художников вперемешку с работами великих мастеров прошлых столетий. Основной тематикой всех представленных в обеденной зале картин живописи был танец.
Не то, чтобы я была сведуща в искусстве, просто посещать лекции по изобразительному искусству современности и прошлых веков, как будущий архитектор, я должна была наравне с остальными одногруппниками, а потом ещё и сдавать чрезвычайно сложный зачёт, к которому пришлось готовиться днями и ночами; благодаря этому я стала более компетентной в данном вопросе.
Честно признаться, я себе позволяла прогуливать только философию, хотя после того постыдного казуса с прогулами я вообще завязала! Так что я с лёгкостью узнала работы Ричарда Юнга, Роберта Кумбса, балетное закулисье Александра Шеверского, знаменитые «Три грации» Сандро Боттичелли, серии «Танго» Валерия Беленкина и Леонида Афремова, а были и другие, авторов которых я не знала.
Каждая картина здесь имела свою эксклюзивную рамку. Сандал Евгеньевич, заметив мой интерес, решил его развить:
— Леночка, позвольте к вам так обращаться, — он подошёл и, галантно взяв меня под руку (учись у отца, Артём!), повёл вдоль картин. — Вам нравится?
— Да, так превосходно…
Хотелось ещё по-плебейски поинтересоваться оригиналы это или репродукции, хотя и так ясно, что у них достаточно средств на то, чтобы даже в туалете Джексона Поллока повесить. А он, между прочим, американский художник, и нам на лекциях рассказывали, что его картина «Номер 5. 1948» была продана за 140 миллионов долларов, что ставило её первой в списке самых дорогих картин мира.
— Это галерея Ефросиньи, — тепло и не без гордости отозвался муж о своей жене, — она в прошлом была примой официальной национальной балетной труппы Парижской оперы, театра Дворец Гарнье.
— Вау… — совсем разинула я рот от удивления, но тут же спохватилась и исправилась на интеллигентную версию, сперва пробубнив себе под нос «то есть»: — Ах!..
— Я вижу, вы удивлены, моя дорогая, — довольно ухмыльнулся в свои шикарные усы мой… кхм… свёкор. Интересно, Артём в зрелом возрасте тоже такие отпустит?
Кстати, я бы тоже могла вызвать у него аналогичную реакцию — удивление, всего-то лишь поделившись фактом нашего неожиданного родства. Но я же пай-девочка. Не буду доводить нового родственника до предынфарктного состояния.
— Чему же вы удивлены? — вставила едкое замечание моя свекровь.
На тот момент я уже даже забыла, почему именно удивлялась, потому что была поглощена перевариванием новых для меня, в особенности, для моего мозга слов — «свёкор» и «свекровь», мысленно приклеившихся к моему лбу разноцветными стикерами, наподобие тех, которыми некогда была обвешана вся наша квартира (от пола до потолка, даже еда пострадала от этого стихийного бедствия) во времена интенсивного изучения английского языка Егором. Правда, тогда эти цветные яркие бумажки имели для меня менее содержательный характер — каракули брата на латинице представлялись мне китайской грамотой (или японскими иероглифами — на выбор в зависимости от настроения) и ничего кроме эстетического удовольствия не дарили, но сейчас у этих слов, помещённых на стикерах (не беда, что воображаемых) лично мной, к тому же на родной моему взору кириллице, имелся весьма значимый смысл. Мой язык бы даже посмел повернуться сказать «сакральный», но душа, противоборствуя, остановила свой выбор на определении «шокирующий». Сказать к слову, последнее и одержало верх.
Из состояния глубокой задумчивости меня вывел резкий настойчивый щелчок пальцами элегантной ручки, украшенной ободками колец из драгоценного металла с инкрустированными в них крупными камнями, принадлежащей Ефросинье Эразмовне. А у неё очень красивые руки, молодые. Не любая женщина в её годах такими похвастает. Свои лапки я поспешила спрятать. Надо бы брать пример с мамы Шера и начать ухаживать за собой, а то, насколько мне известно, существует в миру такая неписаная истина, как «о возрасте женщины судят по её рукам». А вдруг Артём, дотронувшись в следующий раз до моих далёких от идеала рук, начнёт ассоциировать меня со старухой Изергиль? К компании двух прежних стикеров, устроившихся на моём лбу, присоединился новый с лаконичной, написанной каллиграфическим почерком, надписью «крем для рук».
Свой щелчок мама Тёмы ещё и озвучила:
— Я, кажется, вопрос задала?!
В то же самое время незаметно подскочивший ко мне сзади Шер завопил прямо в ухо:
— Воздух! Воздух! Вас запрашивает Земля!
Я от неожиданности подпрыгнула и стукнулась плечом о его подбородок снизу, благодаря чему чуть не вывихнула себе плечо, а Артёму — челюсть, потому как, по звуку, она у него громко клацнула. Папаша Шера от этой картины умилился и чуть ли не слезу пустил. От беззвучного смеха. Я охнула и начала разминать другой рукой своё повреждённое плечо, так как подбородок у моего благоверного, видимо, из камня высечен, из корунда. Ефросинья попыталась меня оттолкнуть, чтобы оказать первую помощь своему бесценному чаду, но, к моему великому безмолвному ужасу, у неё не получилось воплотить свою благодетельную идею в жизнь, потому что я была перехвачена стальной конечностью Шера.
А на счёт «стальной» в некоторые моменты я утверждалась во
