Первый лорд мафии - Джек Макфол

Торрио не хотел, чтобы кто-нибудь из лиц, стоящих у власти, был им недоволен. Его бизнес был крепким судном, плывущим ровным курсом по спокойным водам. Он твердо решил всеми средствами избегать бурь.

Депрессия 1920—21 годов выбила почву из-под многих предприятий, однако вывески «сдается в аренду» задерживались на домах ненадолго. Хозяева кабаков быстро въезжали в помещения, где раньше была бакалейная или скобяная лавка. В 1924 году в Чикаго насчитывалось 20 000 злачных заведений, что на 13 000 превышало количество баров с лицензиями, существовавших в 1919 году.

Потребление алкоголя стало развлечением. Если вы не были завсегдатаем местного подпольного кабака или если у вас не было телефона знакомого бутлегера, то вас презрительно называли «обывателем», используя жаргон следующего поколения. Денег было мало, но всегда находилось несколько монет, которые можно было выложить на барную стойку. Алкогольный разгул в тяжелые времена стал прелюдией к национальному празднику, который начнется, когда в 1923 году над экономикой рассеются тучи. Этот праздник продолжится вплоть до падения биржи в октябре 1929 года.

Легальные бары почти полностью зависели от взрослых мужчин. А прогрессивные бутлегеры на своем рынке не делали разницы между полом и возрастом, расой и религией. Женщины, выражаясь непоэтично, зачастую напивались как свиньи. Владельцы баров убрали медные перекладины на высоких стульях, поскольку девушки жаловались, что ломают на них свои высокие каблуки. Парочки подросткового возраста распивали двухдолларовую пинту джина в машине нового типа, который называли «седан». Родители беспокоились, что слово «кутить» не совсем соответствовало тому, что происходило в закрытых машинах.

По мнению Торрио, главной целью было добиться молчания пистолетов. Клиенты не хотели становиться жертвами. Бутлегеры, стреляющие на улице из-за передела территории, не способствовали развитию бизнеса. Картина публики, в ужасе отшатывающейся от спиртного из-за кровавого имиджа поставщиков, наполняла его душу бизнесмена и организатора леденящим ужасом.

Он не без удивления оценил новую тактику дерзких ребят с Норд Сайда. Они окружили убийство атмосферой секретности. Способ устранения конкурентов породил знаменитую идиому и создал сюжет для гангстерских боевиков. В качестве подопытного кролика они использовали некоего Стива Вишниевского.

Стив напал на грузовик с пивом, который банда с Норд Сайда беспечно оставила без охраны. О’Бэнион и Вайс нагнали его. Они запихнули его в машину, застрелили и выбросили тело на проселочную дорогу.

— Мы взяли Стива покататься, — фыркнул Хайми, — с билетом в один конец.

Преимущества их образа действий были очевидны всем. Никаких уличных схваток, которые подогревают возмущение прессы. Соответственно, никакой угрозы подстрелить случайного прохожего. К тому же, тело, найденное на глухой дороге, наверняка произведет меньше шума, чем труп, перегородивший движение транспорта в Лупе.

Торрио прибегнул к подобной тактике, когда стало абсолютно ясно, что только пуля в висок сможет образумить Эдварда (Спайка) О’Доннела.

Спайк, тощий, общительный парень ростом метр восемьдесят, скользкий, как настоящий мошенник, совершил фатальную ошибку. Недаром говорят: даже птица не гадит в своем гнезде… Спайк был мастером на все руки, поставляющим услуги политикам в своем районе, около мясоперерабатывающего комбината. Спайк совершил налег на Сберегательный Трест — Банк «Сток Ярдс», взял 10 000 долларов, но попал в лапы полицейских. Он понял, что поставил своих приятелей из политических кругов в затруднительное положение. Помогая ему, они рисковали навлечь на себя гнев делового сообщества. Он мужественно смирился со своим приговором — 10 лет тюремного заключения.

О’Доннел все еще тянул лямку, когда был провозглашен сухой закон. Его посетили братья, Стив, Вальтер и Томми, и в Спайкс произошел переворот. Они пожаловались, что вокруг наживаются все, кроме клана О’Доннелов.

Троица передала сообщение Спайка его дружкам из администрации, в котором говорилось, что по деловым причинам тот хочет выйти из клетки. Иначе он раскроет прессе политические махинации, которые происходили во время выборов. Шесть сенаторов штата, двое судей и двое членов Палаты представителей обратились к губернатору Смоллу.

После освобождения Спайк заключил сделку с пивоваром, сколотил себе банду и сообщил розничным торговцам Торрио с Саут Сайда, что теперь он будет их поставщиком.

Торрио позвал в качестве посредника начальника полиции округа, который как выяснила «Дейли Ньюз», предложил Спайку разделить бизнес с Торрио. О’Доннел отказался. Тогда Торрио снизил цены на пиво в его районе до 10 долларов за баррель. В результате этой меры бары и магазины отказались иметь дело со Спайком. О’Доннел нанес ответный удар. Он начал избивать торговцев и громить их магазины.

Неспособность защитить своих клиентов могла повлечь за собой серьезные последствия. Бары могли переметнуться на сторону оптового поставщика, готового взять их под свою крышу. Поэтому, объявив войну, Торрио решил извлечь выгоду из неблагоприятной ситуации. У союза Сальтиса-МакЭрлана, которых Джей Ти все еще не оплел своей паутиной, было несколько клиентов на территории, на которую позарился Спайк. Фрэнк МакЭрлан согласился разделить единоличную власть с Уолтером Стивенсом, человеком Торрио.

Отряд Торрио застиг троицу О’Доннелов как раз, когда они избивали Джо Клепку, хозяина бара на Норд Линкольн Стрит, 5358. Головорезы Спайка дали сигнал к отступлению, но Джерри О’Коннор был подстрелен бандитами МакЭрлана, вооруженными обрезами.

Далее схватка развивалось по законам жанра. Отступая, О’Доннел потерял Фила О’Коннора, Морри Кипа, Джорджа Мегана и Джорджа Букера. Брат Спайка, Уолтер, и Герни Хасмиллер, запертые в одном из помещений кабака, попытались вырваться из ловушки, но были застрелены на месте.

Спайк, пострадавший в двух схватках, решил, что пивной бизнес не столь привлекателен, как ему показалось.

Список убитых после вышеупомянутого сражения включал восемь людей О’Доннела и двоих бойцов Торрио.

Подобно драматургу, обеспокоенному утренними рецензиями, Торрио внимательно прочитал газеты. На первых страницах были помещены красочные описания произошедшего; передовицы требовали наказания убийц. Однако образованный Джей Ти знал, что по результатам исследований только десять процентов подписчиков читают передовицы.

Победа должна была отразиться на выручке. Доходы росли. Клиенты продолжали валом валить в бары.

Толстяка не удивили и не разозлили слова государственного прокурора Роберта Е. Крауэ. Прокурор, союзник мэра Томпсона, заявил, что виновником резни был Джон Торрио и что ордер на его арест уже выписан.

Торрио понимал, что должностному лицу надо было что-то сказать общественности. Он подождал некоторое время, потом дал указания своему адвокату Майклу Л. Игуэ. Адвокат, как и его клиент, был почетным участником похоронной процессии, которая провожала в последний путь Колозимо. Игуэ дважды неудачно выступал против прокурора на криминальных процессах. Позвонив в офис Крауэ, Игуэ оставил сообщение, что его клиент готов сдаться властям, но прокурор ему не перезвонил.

Эта война принесла долгожданные дивиденды. Группировка Сальтиса-МакЭрлана присоединилась к лагерю Торрио, а кроме того, Торрио