История Невского края - Константин Сергеевич Жуков

Что касается крестьян, то поначалу они, как и было им предписано, не покидали свои земли, но с середины 1620-х годов понемногу, а позднее и мощным потоком устремились на российскую сторону. Необходимо заметить, что, согласно подсчетам С. Кепсу, среди жителей устья Невы процент ушедших в Россию был наименьшим во всей Ингерманландии. Это, очевидно, связано с тем, что бежали в Россию почти исключительно крестьяне, а как мы знаем, значительная часть населения на невских берегах занималась торговлей.

Сельскохозяйственные земли в новых шведских провинциях вскоре настолько обезлюдели, что это стало сильно заботить власти. По настойчивым требованиям Стокгольма часть перебежчиков была выловлена и возвращена, а в 1649 году Россия выплатила Швеции в качестве компенсации 190 тысяч рублей (частично товарами) за 20 тысяч человек, покинувших Ингерманландию и Карелию в период 1617–1647 годов. Главной причиной, побуждавшей крестьян бежать в Россию, историки считают нещадную эксплуатацию со стороны шведских помещиков.

Как мы уже сказали, землю в своих новых провинциях король раздал в качестве феодальных поместий шведским и немецким дворянам. Вместе с землей они получили и особые привилегии, которые ставили проживавших тут крестьян в кабальную зависимость от помещика. Крестьяне не становились крепостными (в Швеции не было крепостного права), но гнет взваленных на них податей был чрезвычайно велик. Что же касается России, то после изнурительных войн, опричнины и Смуты в России оставалось множество пустующих деревень и пашен. Желая привлечь на них земледельцев, и царь, и помещики, и монастыри (обладавшие крупными земельными владениями) избавляли переселенцев на несколько лет от податей и даже давали им ссуды на обзаведение хозяйством. С. М. Соловьев приводит выдержку из грамоты царя Михаила Федоровича новгородскому воеводе по поводу перебежчиков: «А которые люди объявились по вашему сыску в нашей стороне, а в шведских росписях[112] имен их нет, то вы этих людей сажайте за нами в дворцовых селах[113], в волостях, которые от рубежей подальше, подмогу им и льготу давайте, как пригоже, смотря по них и по пашне, а близ рубежей жить им не велеть для того, чтоб про них в шведских городах не ведали и к вам не писали; сажайте их за нами волею и к нашей милости приучайте ласкою, подмогою и льготою, чтоб им за нами на пашнях садиться было охотно; а если их сажать в неволю, то они станут бегать назад и сказывать в шведских городах про других своих товарищей, пойдет ссора и утаить перебежчиков будет уже нельзя». Таким образом, не имея возможности отвоевать земли, царь вел со шведами скрытную борьбу за населявших эти земли людей, благо русские просторы давали возможность их расселить. В этой тяжбе Россия, безусловно, одерживала верх, особенно после войны 1656–1658 годов, когда действия по переманиванию крестьян стали вестись уже почти открыто.

Разбираясь в причинах этой миграции, следует учесть, что бежали в Россию беднейшие крестьяне, которым терять на старом месте было нечего. Те же, кто обладал имуществом — добротными домами, скотом, сельскохозяйственными и ремесленными орудиями — расставаться с этим не спешили. Воевода Пушкин во время войны доносил царю о корелах-переселенцах: «которые, государь, кореляне небогатые люди, и те в твою государеву сторону идут беспрестанно, а которые, государь, кореляне богатые люди и заводные домами своими, и те в твою государеву сторону итти не хотят».

Были, впрочем, и бежавшие в обратном направлении. Как пишет историк Е. В. Анисимов, «беглые крестьяне и холопы из Новгородского, Тверского и других уездов семьями и поодиночке переходили границу и селились „под шведом“ — здесь было жить все-таки привольнее».

Все это говорит, что миграционные процессы этого времени имели очень сложную природу и отражали различия в социально-экономическом развитии территорий по обе стороны границы. В Швеции в этот момент традиционный поместный способ хозяйствования переживал глубокий кризис. Неэффективный труд крестьян не мог обеспечить землевладельцу дохода, сопоставимого с доходом, скажем, от участия в коммерческих предприятиях. Роль поместного землевладения в экономике стремительно сокращалась. Как утверждает известный специалист по истории Северной Европы X. А. Пийримяэ, «важным фактором экономического развития скандинавских стран в XVII веке стал процесс накопления капиталов. Основным его источником оставалась торговля на Балтийском море».

В России же, наоборот, основу экономики составляло сельское хозяйство. Завершался процесс закрепощения крестьян, основной формой богатства был не капитал, а земля и населяющие ее крестьяне. Этим и объясняется стремление царя привлечь новых холопов на свои угодья, создавая для переселенцев поначалу сравнительно льготные условия существования. Достижению этой цели способствовал и еще один фактор — религиозный.

Столбовский договор оговаривал свободу вероисповедания на отошедших к Швеции землях, и, соблюдая его, король призывал своих епископов не предпринимать насильственных действий для обращения иноверцев в протестантство. Более того, шведское правительство, вероятно опасаясь увеличения числа перебежчиков, направило в Москву в 1618 году ходатайство о том, чтобы из России присылались игумены, священники и диаконы в Ингрию и Карелию, а новгородский митрополит посещал бы эти земли для освящения церквей и тому подобных нужд. В течение всего XVII века появилось несколько королевских указов, подтверждающих свободу вероисповедания на вновь приобретенных шведских землях. Вообще, в отличие от других европейских стран, внутри которых в это время еще продолжалась начавшаяся с Реформацией ожесточенная межконфессиональная борьба, для Швеции было характерно лояльное отношение к иноверцам, в том числе и к проживавшим на присоединенных землях.

И тем не менее нельзя сказать, что православная и лютеранская конфессии на территории Невского края в период шведского владычества сосуществовали в мире и согласии. Их соперничество, которое порой принимало острые формы, было одним из проявлений глубинных социальных процессов, затрагивавших в той или иной степени все народы Европы.

Протестантизм, как отмечал знаменитый немецкий социолог Макс Вебер, явился этическим основанием зарождающегося буржуазного общества. А как мы помним, специфические природно-географические условия Невского края способствовали развитию здесь именно городской, то есть бюргерской, буржуазной культуры. Это (в соединении с сохранявшейся еще с новгородских времен традицией религиозной толерантности) привело к тому, что лютеранство не было встречено враждебно на берегах Невы. Некоторые местные жители приняли лютеранство, в их числе были дворяне, поступившие на королевскую службу. Другие, а таких было большинство, не изменяя вере своих предков, вполне лояльно отнеслись к тому, что стали проживать в лютеранской стране. Но с точки зрения московской церкви и московской власти эти люди являлись в значительной степени отпавшими от православия.