Полное собрание стихотворений под ред. Фридмана - Константин Батюшков

Суна — река, на которой находится водопад Кивач, воспетый Державиным в оде «Водопад».

Платон (427—347 до н. э.) — древнегреческий философ. Карамзин писал о нем в очерке «Афинская жизнь» (1793).

Агатон (V в. до н. э.) —древнегреческий трагик, друг Платона и Эврипида. Карамзин писал об Агатоне в очерке «Цветок на гроб моего Агатона» (1793), его имя упоминается и в очерке Карамзина «Афинская жизнь», где описывается ужин афинянина Гиппия.

Наслажденья храм. В том же очерке «Афинская жизнь» говорится, что на доме Гиппия была надпись: «Храм удовольствия и счастия, отверстый для всех мудрых любителей наслаждения» (Карамзин. Сочинения, т. 3. СПб., 1848, стр. 420).

Древню Русь и нравы Владимира времян и т. д. Речь идет об исторических трудах Н. М. Карамзина, в частности подразумевается, видимо, его статья «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств» (1802).

Сильф прекрасный — И. Ф. Богданович; см. о нем примеч. к стихотворению «Видение на берегах Леты», стр. 275.

Цитра — см. стр. 270.

Мелецкий — Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович (1752—1828), поэт карамзинской школы, автор песен и стихотворений с любовно-эпикурейской тематикой.

Федр (I в. до н. э.) — первый римский баснописец.

Пильпай (Бидпай) — легендарный индусский баснописец.

Дмитриев Иван Иванович (1760—1837) — поэт-сентименталист, автор басен, сатирических сказок, лирических стихотворений и песен, высоко ценившийся Батюшковым. В свою очередь Дмитриев называл Батюшкова «достойным собратом любезного Жуковского» и находил, что он пишет «прекрасные» стихи (И. И. Дмитриев. Сочинения, т. 2. СПб., 1895, стр. 225). Дмитриев восторженно встретил появление «Опытов», видя в них доказательство «успехов» русского просвещения (там же, стр. 243), и цикла «Из греческой антологии» (см. также вступ. статью, стр. 49).

О Хемницере и Крылове см. примеч. к «Видению на берегах Леты», стр. 275, 277.

Питомец муз надежный — стих из «Послания Попа к Арбутноту» И. И. Дмитриева.

Аристиппов внук. В письме к Вяземскому от 19 декабря 1811 г. Батюшков так объяснял эти слова: «Это, то есть, не значит, что ты внук, то есть взаправду, и что твой батюшка назывался Аристиппычем или Анакреонычем, но это значит то, что ты, то есть, имеешь качества, как будто нечто свойственное, то есть любезность, охоту напиться не вовремя и пр., пр., пр.» (Соч., т. 3, стр. 168). Аристипп (IV в. до н. э.) — древнегреческий философ, видевший цель жизни в наслаждениях.

О! дай же ты мне руку — эти слова Батюшков почти буквально повторил через несколько лет после сочинения послания в письме к Вяземскому от 27 августа 1815 г., где он восклицал: «Дай же мне руку, мой милый друг, и возьми себе все, что я могу еще чувствовать — благородного, прекрасного. Оно твое» (ЦГАЛИ).

Наемны лики — церковный хор певчих.

Цевница — см. стр. 268.

К Жуковскому

("Прости, балладник мой...")

Прости, балладник мой,Белёва мирный житель!Да будет Феб с тобой,Наш давний покровитель!Ты счастлив средь полейИ в хижине укромной.Как юный соловейВ прохладе рощи темнойС любовью дни ведет,Гнезда не покидая,Невидимый поет,Невидимо пленяяВеселых пастуховИ жителей пустынных, —Так ты, краса певцов,Среди забав невинных,В отчизне золотойПрелестны гимны пой!О! пой, любимец счастья,Пока веселы дниИ розы сладострастьяКипридою даны,И роскошь золотая,Все блага рассыпаяОбильною рукой,Тебе подносит виныИ портер выписной,И сочны апельсины,И с трюфлями пирог —Весь Амальтеи рог,Вовек неистощимый,На жирный твой обед!А мне... покоя нет!Смотри! неумолимыйДомашний Гиппократ,Наперсник парки бледной,Попов слуга усердный,Чуме и смерти брат,Поклявшися латыньюИ практикой своей,Поит меня полыньюИ супом из костей;Без дальнего стараньяДо смерти запоитИ к вам писать посланьяОтправит за Коцит!Всё в жизни изменило,Что сердцу сладко льстило,Всё, всё прошло, как сон:Здоровье легкокрыло,Любовь и Аполлон!Я стал подобен тени,К смирению сердец,Сух, бледен, как мертвец;Дрожат мои колени,Спина дугой к земле,Глаза потухли, впали,И скорби начерталиМорщины на челе;Навек исчезла силаИ доблесть прежних лет.Увы! мой друг, и ЛилаМеня не узнает.Вчера с улыбкой злоюМне молвила она(Как древле ГромобоюКоварный Сатана):«Усопший! мир с тобою!Усопший, мир с тобою!» —Ах! это ли одноМне роком сужденоЗа древни прегрешенья?..Нет, новые мученья,Достойные бесов!Свои стихотвореньяЧитает мне Свистов;И с ним певец досужий,Его покорный бес,Как он, на рифмы дюжий,Как он, головорез!Поют и напеваютС ночИ до бела дня;Читают и читают,И до смерти меняУбийцы зачитают!

Июнь 1812

К Жуковскому. Впервые — ПРП, ч. 2, стр. 201—205, с неточной датой: 1811 г. С изменением ст. 29 — ССП, ч. 5, стр. 111—113. Печ. по «Опытам», стр. 148—152. Входит в письмо Батюшкова к Жуковскому от июня 1812 г. (Соч., т. 3, стр. 189—190). Вместо ст. 19—51 в письме следующие строки:

Под сению свободы,Достойные природыИ юныя весны!Тебе — одна лишь радость,Мне — горести даны!Как сон проходит младостьИ счастье прежних дней!Всё сердцу изменило:Здоровье легкокрылоИ друг души моей.

Послание вызвало хвалебную оценку Пушкина на полях «Опытов»: «Прекрасно, достойно блестящих и небрежных шалостей фр‹анцузского› остроумия, — и везде язык поэзии» (П, т. 12, стр. 276).

Белёва мирный житель. Белёв — город Тульской губернии, около которого находилось имение А. И. Бунина, отца Жуковского; этот стих представляет собой цитату из послания Вяземского «К Батюшкову» (послание было ответом на «Мои пенаты» Батюшкова).

Гиппократ (V в. до н. э.) — знаменитый древнегреческий врач, в данном случае — врач вообще.

Громобой — герой одноименной баллады Жуковского — первой части поэмы «Двенадцать спящих дев» (1810).

«Усопший! Мир с тобою!» — слова сатаны, которому Громобой продал душу.

Свистов. Подразумевается поэт-шишковист граф Хвостов; см. о нем примеч. к «Певцу в Беседе любителей русского слова», стр. 294. В указанном письме Батюшкова к Жуковскому Хвостов фигурирует под своей фамилией.

Его покорный бес — единственный слушатель Хвостова в басне А. Е. Измайлова «Стихотворец и черт».

Ответ Тургеневу

("Ты прав! поэт не лжец...")

Ты прав! Поэт не лжец,Красавиц воспевая.Но часто наш певец,В восторге утопая,Рассудка строгий гласЗабудет для Армиды,Для двух коварных глаз;Под знаменем КипридыСей новый Дон-КишотПроводит век с мечтами:С химерами живет,Беседует с духами,С задумчивой луной,И мир смешит собой!Для света равнодушен,Для славы и честей,Одной любви послушен,Он дышит только ей.Везде с своей мечтою,В столице и в полях,С поникшей головою,С унынием в очах,Как призрак бледный бродит;Одно твердит, поет:Любовь, любовь зовет...И рифмы лишь находит!Так! верно, АполлонДавно с любовью в ссоре,И мститель КупидонСудил поэтам горе.Все нимфы строги к намЗа наши псалмопенья,Как Дафна к богу пенья;Мы лавр находим тамИль кипарис печали,Где счастья роз искали,Цветущих не для нас.Взгляните на Парнас:Любовник строгой ЛорыТам в горести погас;Скалы и дики горыЕго лишь знали гласНа берегах Воклюзы.Там Душеньки певец,Любимец нежный музыИ пламенных сердец,Любил, вздыхал всечасно,Везде искал мечты,Но лирой сладкогласнойНе тронул красоты.Лесбосская певица,Прекрасная в женАх,Любви и Феба жрица,Дни кончила в волнах...И я — клянусь глазами,Которые стихамиМы взапуски поем,Клянуся Хлоей в том,Что русские поэтыДавно б на берег ЛетыТолпами перешли,Когда б скалу ЛевкадаВ болота ПетроградаСудьбы перенесли!

    Первая половина 1812 (?)