Десну перешли батальоны - Алексей Десняк

Они попросили дневального вызвать Шульца. Через минуту офицер стоял на крыльце. Женщины повторили свою просьбу. Нахмурив брови, Шульц выслушал переводчика, потом встрепенулся, крикнул несколько непонятных слов и ушел.

— Господин офицер говорит: когда их сыновья-большевики будут сидеть в погребе, тогда он выпустит стариков на свободу, а сейчас запрещает передавать им еду.

Переводчик повернулся и тоже ушел.

Марьянка еще не потеряла надежды передать еду.

— Я попрошу Бровченко…

Ульяна с Наталкой остались на скамье под воротами, а Марьянка вошла во двор. Петр Варфоломеевич сидел в саду на маленьком стульчике. На мольберте стояла незаконченная картина. Он писал с натуры ветвистую липу. Марьянка рассказала, зачем пришла. Петр Варфоломеевич выслушал ее внимательно, потом положил палитру и кисти, вымыл руки и молча вышел вслед за Марьянкой со двора.

Снова вызвали офицера. Шульц, увидев рядом с женщинами Бровченко, сухо поклонился, но руки не подал.

— Чем могу служить?

— Господин Шульц, вы арестовали немощных стариков. Они уже сутки сидят голодные. С пленными, как мне известно, так не обращаются.

У Шульца нервно задергались брови.

— Я тут хозяин! — резко подчеркнул он. — Арестованные — родители большевиков, которые бежали из-под ареста и убили нескольких солдат армии великого кайзера. Если до двенадцати часов дня крестьяне не приведут ко мне этих большевиков, мой приказ будет приведен в исполнение. Я расстреляю арестованных.

— Господин Шульц, но вы ведь сами уверены, что крестьяне вам этих большевиков не приведут. Где их найти? Лес огромный и густой. Я не могу поверить, чтоб немецкий офицер расстрелял безоружных седых стариков!

— Я их расстреляю, господин Бровченко! Передавать еду — запрещаю. Прошу принять мое почтение! — Шульц приложил к козырьку два пальца, едва-едва наклонил голову.

Петр Варфоломеевич медленно опустился с крыльца.

— Позволил? — бросилась к нему Марьянка.

Бровченко глянул куда-то поверх Марьянки и тихо произнес:

— Нет… Их расстреляют… — Он сгорбился, втянул голову в плечи и пошел вдоль улицы.

Женщины заголосили.

Стрелка на часах Шульца прошла двенадцать. Никто не приходил. Не было известия, что большевики пойманы. Офицер уже понимал, что этого известия никогда и не будет. Между тем официально объявленный им вчера срок миновал, и теперь Шульц расстреляет стариков. Расстреляет, чтобы его боялись другие и знали, что он, офицер армии кайзера, не шутит и своего слова не меняет.

Он надел фуражку и закурил сигару. Вытащив из кобуры револьвер, проверил его, вложил обратно и вышел в коридор. Дневальный вскочил, выпрямился.

— Первый взвод в боевой готовности на улицу! — бросил Шульц дневальному и шагнул на крыльцо. Солдаты строились возле забора, офицер думал, что им сказать. Он засмотрелся на острия плоских штыков, слившихся в одну прямую линию.

— Солдаты великой и славной армии кайзера! Вы пришли сюда навести порядок, дать народу мир и возможность работать. Большевики не хотят мира, не хотят порядка, не хотят работать! Большевики убили ваших товарищей и друзей, сынов великого кайзера. Что вы скажете их матерям и их отцам, когда вернетесь на родину? Их кровь зовет к мести! К мести! Смерть большевикам! — Шульц поднял руку. Взвод стоял будто каменный. Офицер осторожно скользнул взглядом по лицам солдат. Солдаты «ели» глазами свое начальство. Шульц сделал шаг назад.

— Взять арестованных!

Через две минуты солдаты окружили стариков. Кирей шел, заложив руки за спину, опустив седую голову. Марко мял в руках засаленную фуражку, спотыкался, испуганно водил глазами. Ветер сорвал с головы Параски платок и трепал его. Параска придерживала платок за концы. Из ее глаз бежали слезы. Тихона волокли двое солдат. Его лысая голова свисала до самой земли…

Шульц шел в стороне от взвода, шагавшего по середине улицы. На солнце блестели штыки и каски. Земля гудела от топота кованых сапог.

Возле двора Бояров, припав к плетню, рыдала Наталка. У дуба стояли Мирон и Гнат. Вивдя Шелудько часто мигала рыжими ресницами, потом всхлипнула И прижалась к Наталке.

Поровнявшись с ними, Кирей медленно снял шапку, низко поклонился:

— Прощай, Наталка! Прощайте, соседи!.. Больше не увидимся! Похороните, как полагается, в земле, за которую весь век мы страдали. Скажешь Григорию, Наталка, пусть не забывает, как я умер! — Солдат ударил Кирея в спину. Старик глухо охнул, упал, с трудом поднялся, опустил голову и пошел дальше. Наталка заголосила. Мирон и Гнат сняли шапки.

— Прощай, Кирилл!..

Соседи пошли вслед за солдатами. Взвод, ритмично покачиваясь, поровнялся с хатенкой Надводнюков…

— Ой, таточку, та-а-точку, что с вами сде-ела-ли! — всплеснула руками Ульяна, выбегая на улицу. Тихон попытался поднять голову, но солдаты дернули его, и голова опять опустилась к земле. Ульяна вместе с Мишкой и соседями пошла вслед. Из хат выбегали люди. На их лицах были страх и ненависть. Они присоединялись к Ульяне и Наталке, шли за взводом. Толпа быстро росла — крестьян было уже больше, чем немцев. Шульц оглядывался и время от времени высоким фальцетом кричал:

— Цурюк!

Толпа на мгновение останавливалась, но тотчас же опять двигалась вслед за взводом.

— За что вы их?

— За что? — кричали из толпы…

Возле церкви стояли поп Маркиан, Писарчук, Маргела, Варивода и братья Орищенко. Маркиан левой рукой разглаживал пышную бороду, в правой он держал медный крест и евангелие. Взвод поровнялся с кулаками. Кирей поднял голову, оглядел Писарчука.

— Смотришь, как нас ведут на смерть? Черт его побери!.. Продал!.. Буть ты проклят! Люди, проклят будет тот, кто Писарчуку этот день… — он не закончил. Солдат ударил Кирея с такой силой прикладом, что старик упал и уже подняться не смог. Его взяли под руки и потащили.

Возле улочки, которая вела в поле, к толпе присоединились Марьянка и Шуршавиха. Потом их догнал Бровченко. За мельницей, у кладбища, немцы остановились. Взвод разделился на две части. Одни стали лицом к старикам, другие — лицом к толпе. Крестьяне обнажили головы. Ветер играл волосами, трепал платки. Он приносил с поля крепкий запах земли, за которую люди кровь проливали. Кирей полной грудью вдыхал этот запах, не слушая попа Маркиана, совавшего ему крест и евангелие.

— Покайся, раб божий Кирилл, очисти душу свою грешную, чистым предстанешь перед всевышним! — прогнусавил Маркиан, поднимая медный крест.

Толпа стояла тихо-тихо.

— Нет у меня грехов, батюшка! — повернул седую голову Кирей к попу. — Разве это грех, что я люблю землю и хотел жить? Я думаю, это не грех!

— Сына не удержал, а он душу свою большевикам продал, поднял руку свою на ближнего своего! — гнусавил поп заученные фразы.

— У сына своя голова есть, батюшка!.. Он всюду побывал и больше меня знает.

Маркиан ткнул медный крест Кирею в лицо, ткнул — Тихону, потом — Марку. Параска упала перед попом на колени.

— Отец Маркиан, за что? Попросите их!.. За что?.. Молю вас!.. Видимая смерть страшна!.. Попросите… отец Маркиан…

— Раба божья Парасковья, не вразумила сына своего Гордея! — поп сунул к ее губам крест и отошел. Параска упала на землю.

Шульц решил, что религиозная церемония уже закончена. Перешел на правый фланг, вытянул руки «по швам».

— Взво-од!..

Щелкнули затворы. Солдаты навели винтовки на стариков. Кирей еще ниже опустил голову. Марко закрыл лицо руками. Тихон шатался — вот-вот упадет. Параска заломила руки над головой.

— Взво-о-од!..

Из толпы выбежал Петр Варфоломеевич и схватил офицера за рукав:

— Господин Шульц… безоружных!.. беззащитных!.. Я не поверю! Господин Шульц! Это недостойно немецкого офицера! — прохрипел он, бледный, перепуганный.

Следом за Бровченко к Шульцу подбежала Марьянка, за нею Ульяна и Наталка, а за ними — ближайшие соседи. Потом придвинулась к Шульцу вся толпа. Солдаты отступили, штыки зашатались в их руках. Солдаты оглядывались на своего офицера.

— За что вы их? — кричал Мирон.

— Отпустите стариков! Отпустите! — кричали женщины. Солдаты продолжали пятиться. Шульц выхватил из кобуры револьвер, рывком поднял его вверх и выстрелил. Солдаты остановились, направили штыки в толпу. Шульц отдал команду. Взвод выстрелил в воздух. Толпа откатилась назад.

— Ваши поступки, господин Бровченко, вызывают подозрение! Уберите его! — сверкнул глазами взбешенный офицер.

Двое солдат схватили Петра Варфоломеевича за руки и оттащили.

— Взво-од!..

— Прощай-те-е…

— Пли!

Кирей долго приседал к земле. Разбросил руки, словно хотел обнять землю. Упал на грудь. Скрюченные пальцы впились в песчаную землю и застыли. Тихон и Марко упали рядом с Киреем. Параска внезапно вскочила и метнулась на кладбище.