Десну перешли батальоны - Алексей Десняк

Верховой осадил лошадь, подлетел к женщине и полоснул ее нагайкой по голове. Нагайка запуталась в волосах. Немец рванул ее к себе, женщина, раскинув руки, упала под копыта. Немец и Писарчук догоняли стадо.

Марьянка со всех ног кинулась к женщине. Подняла ее, но понести не смогла.

— Помогите же!

Подбежали Шуршавиха и Наталка. Подхватили женщину под руки и потащили в соседний двор, к колодцу. Марьянка вытащила ведро воды и стала обмывать рану на голове избитой. На земле расплывалась кровавая лужа. Женщина глухо стонала. Во двор сбегались люди.

— Конец света пришел, люди добрые, пропадем ни за что, — причитала Шуршавиха.

— А они все берут да бе-е-ру-ут…

— Черт его побери! Что его делать на белом свете? — ударял руками о полы Кирей.

— На станцию со всех сел сгоняют скот. В вагоны грузят и везут куда-то! — указала рукой на запад Шуршавиха.

— К себе наше добро вывозят.

— Лошадей везут, коров везут… А хлеб — целыми поездами!

Избитая женщина открыла глаза, посмотрела на всех.

— Где моя коровка? — спросила она тихо.

— Угнали немцы… и мою угнали, тетенька… И корову деда Кирея.

— До каких пор это будет, люди добрые? До каких пор? — воскликнула женщина. — Веди! Веди, мироед окаянный! Я тебе этого ввек не забуду!.. — женщина подняла кулак и погрозила вслед Писарчуку.

Ко двору подъехал верховой и что-то сердито крикнул. Люди бросились бежать. Верховой стоял у калитки и хлестал каждого нагайкой.

Марьянка побежала по улице. Через огороды вышла за село, вытащила из кустов лодчонку, весло и поплыла к Забужному хутору. Хутор поднимался за лесом, на острове. Лошь разлилась, залила луг и дорогу на хутор, и теперь лодка была единственным средством сообщения. Марьянка старалась ехать между деревьями, чтоб из села не так видно было. Ветра не было, лодка плавно шла к острову. На причале возле двух старых баб ее ожидал Павло. Он радостно махал ей руками, потом втащил лодочку на берег. Марьянка спрыгнула на землю и бросилась в его объятия.

— Соскучился?

— Еще как!

— А плечо?

— Заживает. Еще болит, но уже не так сильно. Что нового привезла? Рассказывай…

Сели, обнявшись, под вербой. Марьянка слишком долго молчала, и Павло встревожился.

— Невеселые новости?

— Павлусь, их расстреляют. Так офицер сказал Мусе…

Хоть Павло и ожидал этой вести, но, услыхав ее, содрогнулся. Теперь уже все зависит от него. Либо он спасет их, либо сам погибнет вместе с ними. Он ожидал такого приговора над ревкомовцами и все обдумал.

Марьянка передала рассказ Муси.

— В селе такое делается, что и сказать страшно. Немцы людей грабят, бьют. Крики и плач — и днем, и ночью.

Марьянка рассказала о женщине, избитой Писарчуком и немцами. Павло, слушая ее, думал о кладбище.

— Сегодня я перееду с хутора.

— Куда?

— Переберусь в сосняк у железной дороги. Теперь уже тепло.

— Где же я тебя там найду, сосняка десятин сто, да и лес вокруг.

— Сейчас условимся. — Павло думал, а Марьянка, ожидая, смотрела на его бледное лицо, в задумчивые голубые глаза. Наклонилась и поцеловала в щеку. — Знаешь, — сказал Павло, — три одинокие сосны на Лысой горе, а кругом густые, густые, еще не расчищенные заросли?

— Знаю. Как идти на Ядуты?

— Вот-вот! Там меня и найдешь! Ты, когда будешь идти ко мне, пой свою любимую «Дивчиноньку», я и узнаю. Там и хлопцам собираться. Не забудешь?

— Ну, что ты, Павло?!

— У ревкомовцев есть запрятанные винтовки и патроны. Их надо перенести ко мне.

— Они ведь большие, как я их принесу, чтоб немцы не увидели?

— Да, ты об этом не подумала… У Бояров есть свой клочок на песках у леса. Они там картошку садят. Туда Кирею нужно навоз возить… Поняла?..

Девушка кивнула головой.

— А теперь дай я тебя поцелую и поезжай обратно в село. Освободим хлопцев, будем врагов бить!

Они обнялись.

Павло позвал старшего мальчика Забужихи, и тот повез Марьянку в село.

Марьянка поднялась на гору. По огородам вышла к оврагу, а оттуда пробралась во двор к Якову Кутному. Яков сидел на завалинке, положив руки на колени. Весь черный, рябой и похудевший, он показался Марьянке страшным. На ее приветствие даже не поднял головы. Глухо бросил:

— Здравствуй…

— Горюете, Яков Алексеевич?

Яков вздохнул:

— Как же не будешь горевать? Хлеба нет ни крошки, картошку доедаем. А лето? А зима? Провалилась бы такая жизнь!.. Немец вот тут сидит, — показал он на грудь. — Стал, проклятый, нам поперек дороги.

Марьянка села рядом с ним на завалинке.

— Хлопцев освобождать нужно, — сказала она тихо.

— Разве я против? Осточертело вот тут изнывать под немцем. Вместе будем, что-нибудь придумаем. Говори, с чем пришла?

— У вас винтовка есть?

Яков опасливо посмотрел вокруг, встал, выглянул на улицу, потом дернул Марьянку за рукав и повел в сени.

— Есть… Патронов мало, штук тридцать.

— На первое время хватит. Сегодня вас будет ждать в лесу Павло.

— Павло?! — не поверил Яков. — Он ведь где-то на фронте.

— Павло ждет вас сегодня ночью. Он все знает, что надо делать. — И Марьянка рассказала, где найти Павла.

— Ты мне скажи, откуда взялся Павло? — настаивал Яков.

— Мне еще к Кирею бежать нужно. Сам Павло вам расскажет… Вы прямо со своего огорода пойдете в лес. Вы должны передать Ананию, Шуршавому и Свириду Сороке. Собирайтесь по одному, чтобы не попасться. Прощайте, я к Боярам! — Марьянка пожала Якову руку и выбежала на улицу. Потом спустилась к Лоши, взяла хворостину и, словно разыскивая что-то, быстро пошла вдоль огородов. Перелезла через плетень и вошла в хату. Кирей лежал на скамье, подложив руки под голову. Кирей не спал. Остановившимися глазами он смотрел куда-то в одну точку и тихо стонал.

Наталка, заплаканная, с растрепанными косами, поднялась со скамьи навстречу Марьянке.

— Здравствуй, девушка!

Марьянка вплотную подошла к молодице и тихо спросила:

— Тетка, вы знаете, куда Григорий Кириллович спрятал свою винтовку?

Наталка недоверчиво посмотрела на девушку и покачала головой.

— Ни о какой винтовке не знаю. Не видела, какая она.

Марьянка улыбнулась, усадила молодицу рядом с собой на скамье и рассказала, для чего нужно оружие.

— А ты не подведешь меня, девушка?

— А когда в хлеб бумажку от Павла клали, так не подвела? Освободить их нужно!

— В стрехе Григорий ее запрятал. Он говорил мне. Что ты с ней делать будешь, Марьянка?

— Вот сейчас услышите! — Марьянка подошла к Кирею, подергала его за лапоть. — Дед, вставайте!

— А?.. Черт его побери, даже испугался.

— А я не страшная будто. Запрягайте, дед, лошадь и везите навоз на Боровщину.

— Я и без тебя знаю, что мне делать! Черт его побери, какая разумная.

Марьянка пропустила мимо ушей замечание деда.

— В навоз положите винтовку сына, патроны и отвезете на поле.

— Для чего?

— Будут люди, которые возьмут эту винтовку и спасут Григория.

— Григория?.. Винтовка у сына одна только была, а ты говоришь люди…

Марьянка засмеялась…

— Возле Надводнюков остановитесь, как будто у вас там с колесом что-то случилось, а оттуда тоже вынесут винтовку. Поняли, дед, какой навоз повезете?

— Ч-черт его побери! А если немцы…

— А если немцы расстреляют Григория?

— Не дай бог!.. Я сейчас… Беги, беги, Марьянка, к Тихону! Я сейчас… А что же это за люди будут?

Марьянка была уже в дверях:

— Смелые!

— Кто же?

> — Люди… наши! — и выбежала из хаты.

Через час серая кобылка вывезла со двора большой воз навоза. Кирей тревожно оглядывался по сторонам, дергал за вожжи и чертыхался. Возле Надводнюков он остановил лошадь и стал возиться у чеки. В калитке показалась лысая голова Тихона.

— Нести?

— Черт его побери!.. Неси! Сердце вот-вот выскочит.

Тихон посмотрел вдоль улицы и вынес карабин и брезентовый патронташ. Быстро засунул их в навоз, загладил сверху.

— Погоняй!

Лошадь потащила воз. На развилке дороги навстречу Кирею попался немецкий конный разъезд. У деда по спине побежали мурашки. Старческие руки задрожали, сильнее задергались вожжи.

Немцы не обратили на Кирея внимания.

— У-ух, даже вспотел!.. Черт его побери! — и Кирей бодрее пошел за возом.

Глава четвертая

В погребе раздаются стоны — глухие и прерывистые. На охапке соломы — исполосованный Надводнюк. Вокруг него — Бояр, Малышенко и Дорош. Песковой забился в дальний угол, проклиная себя, немцев. Но никто не обращает на него внимания — четверо делают вид, что Логвина Пескового нет в погребе.

За окошечком затих вечерний шум. Немцы улеглись спать. Только шаги часового отдаются в погребе. Часовой тихонько мурлычет себе под нос какую-то песенку. О чем поет немец-часовой, арестованные не знают. Может быть, он вспомнил свою любимую девушку в далекой Пруссии?.. Может быть, это песенка о родной матери, которая где-то там в каменистую землю сажает картофель? Одно только чувствуют арестованные, что песенка часового невесела, тосклива.