Бесшумный фронт - Люциан Воляновский

Удар нанесен метко и беспощадно. Выбитый лобовой атакой, Врукк отступает на третью ли­нию обороны. Он признает свое подлинное имя. Не признается только в «работе» на Гелена. Ут­верждает, что люди в Польше помнили его по службе в СС, что он хотел сменить фамилию, дабы «бежать от прошлого и начать новую жизнь». Говорит затем, что споил человека по фамилии Суханович, украл у него документы, па­спорт и искусно вклеил туда свое фото.

— Господин Врукк, если надо, мы найдем время и для более длительных бесед. Это воз­можно. Но неужели вам до сих пор не пришло в голову, что мы можем проверить все ваши бу­мажки и прочее?.. Такого Сухановича вообще не существовало в природе! Зато могу сказать вам, что печати и подписи на ваших документах очень напоминают мне некоторых ваших знакомых по Берлину. Совсем такая же работа, как и вот это... Офицер кладет перед Врукком документы Махуры. Потом говорит вконец изумленному шпиону о «сборе грибов» в лесу под Ольштыном. Офицер призывает Врукка сказать всю правду — от начала и до самого горького конца. Читает ему фрагменты, вписанные в «личный счет», рас­крывает перед пораженным и перепуганным шпи­оном картину его путешествия по Польше, бро­сает имена «контактов».

Конрад Врукк быстро вывешивает белый флаг и поет теперь песню на мотив... раскаяния. Его хозяева далеко — сейчас самому надо спасать свою голову. Врукк так ошеломлен всем, что он услышал о себе от офицера контрразведки, что уже без всякой надежды пытается лишь предста­вить себя агентом «дяди Сэма». Однако через не­которое время отказывается и от этого намере­ния: дальнейший его рассказ уже выглядит оче­редным, логичным звеном операции «Ловкач» — звеном, которое крепко держит предыдущих ис­полнителей ее и будет использовано для следую­щих...

Глава двадцать восьмая «Крест боевых» 1954...

Очередная схватка на бесшумном фронте за­кончилась. Не удался врагу и этот фрагмент опе­рации «Ловкач»... Настало время поговорить о приговоре за шпионаж и о награде за отвагу. 7 декабря 1953 года военный суд в Щецине при­говорил Врукка и Ландвойгта к смертной казни, а Махуру к пожизненному заключению. Завербо­ванные Врукком шпионы также вскоре предстали перед судом.

Виктор Крогуль приговорен к пожизненному заключению. Леокадия Беренд и Ядвига Гельхард получили по заслугам — по 10 лет тюрьмы, а Стефания Важна и Альберт Врукк — по 12 лет. В конце января 1954 года Первый сенат окруж­ного суда во Франкфурте-на-Одере приговорил к 12 годам тюремного заключения Отгона Купша, обвиненного в организации и выполнении пере­бросок агентов через Одер и Нейсу, а Эдгара Зоммерфельда — к 10 годам. В резолютивной части приговора трибунал ГДР указал, что осужденные активно помогали империалистам в подготовке новой мировой войны и что их деятельность была прежде всего направлена против мирного разви­тия Германской Демократической Республики.

Награду за мужество получил Мариан Возьняк. Это он первый из пограничников в памятную ночь на Одере автоматной очередью защитил сотруд­ника контрразведки от геленовского перевозчика. Вскоре после той ночи Мариан Возьняк дождался окончания срока службы, демобилизовался и вер­нулся на старую работу по специальности. 28 ян­варя 1954 года были вручены награды также со­трудникам контрразведки и пограничникам, ко­торые особо отличились при ликвидации сетки генерала Гелена в Польше. «Крест боевых» — это в мирное время особенно высокая награда. Ма­риан Возьняк не смог прибыть в Варшаву во­время. Поэтому двум офицерам было поручено отвезти и вручить ему в Кутне заслуженную на­граду.

Глава Глава двадцать девятая Территория, которую завоевали Врукк и Ландвойгт

Мой брат был храбрый летчик,

Пришел ему вызов вдруг.

Собрал он быстро чемодан

И укатил на юг.

Мой брат — завоеватель.

В стране у нас теснота.

Чужой страны захватить кусок —

Старинная наша мечта.

И брат захватил геройски

Кусок чужой страны:

Длины в том куске метр семьдесят пять

И метр пятьдесят глубины.

(Бертольд Брехт. «Мой брат был храбрый летчик». Из цикла «Детские стихи». Перевод с немецкого Вл. Нейштадт)

Ландвойгт, который был задержан погранични­ком Возьняком, посылал после приговора письмо за письмом в Берлин жене и постоянно получал от нее ответы. В письме от 15 января 1954 года посланец Аденауэра не жалеет (запоздалых) пре­тензий по адресу своего канцлера: «Я надеялся, что в течение этих шести недель, прошедших со дня моего приговора, обо мне позаботится мое правительство, так, как это делается в каждом государстве, но, к сожалению, вижу, что оши­бался. Попросту смертник провинился и на том конец. Достаточно того, что я согласился таскать для них каштаны из огня, а потом никто уже обо мне не беспокоится. ...Допускаю даже, что эти господа теперь не считают меня немцем. Но уже поздно разбираться теперь. Я не знаю, моя доро­гая, когда получу ответ на свою просьбу о поми­ловании и каков будет этот ответ. Однако на вся­кий случай, чтобы ни о чем не забыть, хотел на­писать: из-за меня ты не губи свою молодую жизнь... Иди туда, где тебе нравится, пользуйся жизнью. Прости мне ту боль, которую я тебе причинил, и не держи на меня зла за это. Я сам виноват во всем...»

Пусть эти слова прочитают в Западном Бер­лине все те, кого генерал Гелен собирается использовать в качестве очередных «камешков» в наш огород. Пусть прочитают прежде, чем дви­нутся на восток — в Польшу или СССР. Пусть прочитают и хорошенько подумают над этими словами! Пусть также знают, что в отношении Врукка и Ландвойгта Государственный Совет Польской Народной Республики не воспользо­вался своим правом на помилование. Пусть не забывают этого!

Часть четвертая Еще двое, но наверное, не последние...

Столица Польши заканчивала свой трудовой день — четверг 28 января 1954 года. Витрины ма­газинов уже были закрыты металлическими жа­люзи, а в жилых домах постепенно гасли огни. Однако, если бы вы зашли в большое здание на улице Фоксаль, 11, то увидели бы, что свет здесь горит — как и каждую ночь — почти во всех ок­нах.

Перед самой полуночью радисты ПАП (Поль­ского агентства печати), помещающегося в этом здании, как раз начали передавать очередные те­леграммы. Спустя минуту из аппаратов разных систем, работающих на приемных станциях в разных городах мира, начали выползать длинные полосы бумаги с текстом сообщения. Над ним склонились сотрудники московского ТАССа, пе­кинского Синьхуа, его принимали англичане из агентства Рейтер, что находится на Флитстрит в Лондоне, и в европейской дирекции американ­ского агентства Юнайтед Пресс во Франкфурте-на-Майне... Одни аппараты были приспособлены к приему сообщений на русском языке, другие — на английском, третьи... Но все тексты звучали идентично: