Адамант Хенны - Ник Перумов

– Все новоприбывшие уже во дворце. Эовин жива, её видели служанки и, конечно, не преминули растрепать по всему базару. Единственная золотоволосая пленница – спутать её не с кем.

– Так что же мы тут сидим? – вознегодовал Малыш.

– Не волнуйся, тагнар. Чуток потемнее станет – пойдём. Луны сегодня нет, хорошо.

– А что, по свету войти совсем нельзя? – полюбопытствовал хоббит.

– Нельзя. Гномов тут отродясь не видывали, стража тотчас прицепится: кто такие, да откуда, да предъявите подорожную, да почему отметок постов на Тракте нет… В город лучше проскользнуть незаметно. Там у меня есть где укрыться.

– Потом постучимся в дворцовые ворота и скажем: извиняйте, нам тут одну девчонку забрать нужно? – съехидничал Малыш.

– Примерно так, – ответил Рагнур. – Доверься мне, я хорошо знаю харадримов, и у меня с ними давние счёты. В своё время они прижали нас к Мордорским горам и едва не искрошили всех до единого. Вожди спасли племя лишь тем, что пали в ноги хозяину Чёрного Замка, и он харадримов приструнил…

– А план дворца? Где искать Эовин? Это ты знаешь? – засомневался Фолко.

– Плана я, конечно, не знаю, – Рагнур блеснул беспечной белозубой улыбкой, – но и не нужно. Будем действовать так…

Эовин готовилась умереть. Юная дочь Рохана сызмальства воспитывалась на героических балладах, в которых девы-воительницы, попадая в плен, всегда уходили в смерть от осквернения, стараясь при этом захватить с собой побольше врагов. И Эовин надеялась не отстать.

Всю дорогу за ней бдительно следили. От жажды и усталости умирали другие невольники, а с её головы не упал и волос. Весь путь от Умбара до Хриссаады она проделала в закрытом паланкине, получая вдоволь воды. Попыталась отказаться – стали поить насильно: харадские работорговцы накопили немалый опыт в этом тонком деле. За девушкой бдительно следили двое слуг, с одним-единственным приказом – не дать особо ценной рабыне, предназначенной для услаждения взоров и чресел Повелителя, покончить с собой. И только здесь, во дворце, среди поражающего обилия безвкусной, кричащей роскоши, она избавилась от докучного надзора.

Эовин поместили в крошечную каморку с зарешёченным окном, всю устланную мягкими коврами. Кроме железной посудины, в каморке ничего не было – совсем-совсем ничего, что хотя бы отдалённо напоминало оружие. Через отверстие в потолке проникал свет. Вместо двери – простая решётка. Внушительного вида стражница, темнокожая баба, шириной плеч не уступавшая гному, вооружённая кнутом и кинжалом, расхаживала взад-вперёд по длинному коридору, всякий раз останавливаясь возле камеры Эовин. По-видимому, службой своей эта тётка дорожила.

Тяжёлые шаги надзирательницы гулко отдавались в тишине коридора. Невольно Эовин начала прислушиваться – и внезапно вздрогнула, когда перед камерой совершенно бесшумно появилась ещё одна фигура. Девушка была потрясена ещё сильнее, разглядев новоприбывшего как следует.

По плечам в беспорядке рассыпались тёмно-русые волосы. Алые губы плотно сжаты. На щеках ямочки – легкомысленные, совсем не вяжущиеся с воинственным обликом гостьи.

Незнакомка была очень молода, быть может, лишь на два или три года старше Эовин. Пришелица казалась смуглой, но это был загар, а не природный цвет кожи. Дугой выгнутые гордые брови, точёные скулы, острый подбородок – она легко могла сойти за рождённую в Рохане или иных северных землях. Лёгкая белая блуза, белые же широкие шаровары, удобные для езды верхом, на тонкой талии – узкий коричневый пояс. И вооружена до зубов – тонкая кривая сабля, обычная для харадских воителей, пара кинжалов, за плечами – небольшой лук, на запястьях – шипастые боевые браслеты. Но главными во всём её облике были глаза.

Громадные, чёрные глаза незнакомки завораживали и пугали. Тьма жила в них, глубокая бездонная ночь, когда не видно ни луны, ни звёзд, древняя, первородная ночь, когда и сами небесные огни ещё не были сотворены Бардой… Взгляд девушки пронзал, словно отточенная шпага.

Несмотря на всё своё мужество, Эовин под этим взглядом почувствовала предательскую дрожь в коленках. Она готова была к встрече с отвратительными палачами, к пыткам, к боли, даже к смерти, но не к дробящему яростному взору.

– Так-так… – на всеобщем языке произнесла гостья. – Надо же! Хургуз обошёл меня! Старый плешивый велбуд! Ты сама откуда?

Эовин хотела гордо промолчать, но чёрные глаза подавляли всякую мысль о сопротивлении. Губы пленницы открылись словно бы сами собой:

– Эовин. Из Рохана.

Гостья подняла бровь:

– Вот как? Редкая добыча, клянусь всеми песчаными морями великого Тхерема! Как же Хургуз ухитрился тебя поймать? Никогда не поверю, что этот мешок шакальего дерьма осмелился перейти Харнен!

– Почему я должна тебе отвечать? – Эовин собрала все силы. – Кто ты такая?

– Я? – Девушка рассмеялась. – Меня зовут… впрочем, истинное моё имя тебе знать не обязательно, ещё наложишь проклятье, пожалуй… Здесь меня прозывают Тубалой, по-тхеремски это значит нечто вроде «охотящаяся во мраке».

Шаги надзирательницы раздались совсем рядом, и Эовин увидела, как темнокожая стражница склонилась перед Тубалой в низком поклоне. Та ответила лишь лёгким кивком, точно бывалый капитан новобранцу.

– Я не стану говорить. – Эовин боролась, призвав остатки мужества. – Пусть меня убьют, я буду молчать!

– Ну, тебя так и так убьют, будешь ли ты молчать или, напротив, поразишь всех красноречием. – Тубала равнодушно пожала плечами. – А если тебе удастся упросить меня, то я прикончу тебя быстро и без мучений. Быть сваренной в кипящем масле – это, знаешь ли, очень и очень неприятно. Причём варят тебя медленно, не один час, так что мясо слезает с костей, а человек всё ещё жив…

Эовин вздрогнула. По телу пробежал озноб.

– Боишься? Правильно. Я ведь тебе не вру. Ну, поговоришь со мной? Обещаю меткую стрелу прямо в сердце ещё до того, как тебя начнут пытать. Чем ты рискуешь?

– А если ты соврёшь? Мне надо покончить с собой наверняка! – вырвалось у Эовин.

Брови Тубалы сошлись. Несколько мгновений она пристально вглядывалась в глаза невольницы, и той казалось, что её вот-вот разорвут на части тысячи тысяч незримых когтистых лап.

– О, да ты серьёзная девчонка! – медленно протянула воительница, задумчиво потирая подбородок. – Кажется, ты и впрямь готова… Слушай, мне это нравится. Клянусь моим луком, я прикончу тебя в любом случае, и здешние заплечники не коснутся тебя своими лапами. – Тубала сбросила с плеча лук и колчан, усевшись прямо на каменный пол рядом с решёткой. – Но, может, всё-таки расскажешь?