Падшие в небеса - Ярослав Питерский

— Говорите — метод зебра? Ну-ну. Первый допрос и на такое решился. Я же, вас предупреждал. Зебру — надо применять на третьем, или четвертом допросе. А тут. Тут вполне можно было обойтись и системой табуретка, или глухой-немой. А вы, Маленький, сразу в бой, как говорится, ринулись! — нравоучительно, словно профессор студента, отчитал Поляков следователя. Тот, рявкнул в ответ:

— Виноват товарищ майор! Разрешите применить метод табуретка? Павел закрыл глаза и тихонько застонал. «Господи?! Что это? К нему это человек применил, какой-то метод зебру? Это черная — белая полоса? Так вот чем вызвана перемена в поведении?! То — спокойный, то — добрый. То — злой и раздражительный? Сбить волю, уничтожить моральное обличие человека подавить психику! Табуретка! Метод табуретка! Что это такое?! Новая система пыток? Пыток?!! Будут бить по голове табуреткой? Почему табуретка? Пытка — табуреткой? Разве могут быть пытки в нашей советской стране? И к кому-то, ко мне, к невиновному? Господи, что за бред?! Неужели это все наяву?!!» — с ужасом рассуждал Павел Майор подошел ближе и встал у Клюфта в изголовье. Хмыкнув, тихо спросил:

— А по-хорошему, вы пробовали? Что вообще в отказ пошел? Почему все-таки зебра? Лейтенант, это ваш первый самостоятельный допрос и вы должны провести его успешно, от этого будет зависеть ваша дальнейшая карьера. И не обязательно на первом же допросе превращать арестованного в отбивную котлету! Не обязательно. Во-первых, для этого есть и спецсотрудники, — майор кивнул на здоровенного старшину. — А во-вторых, главное результат, а не ваше рвение. Ваше рвение ничего не даст. Его, — Поляков показал указательным пальцем, на лежащего Клюфта, — Вон, можно, словно матрас оттащить в подвал да пристрелить? А кому от этого польза будет? Да некому! Никаких результатов! Он не назвал — ни явок, ни имен! Он ничего не сказал! И главное — он не сознался! Что докладывать будите? И я, что начальству доложу? Маленький стоял в нерешительности. Майор улыбнулся и прошел в угол кабинета. Взял в шкафу рифленый графин с водой и налив себе стакан — выпил. Брезгливо поморщился, сказал:

— Ум! Лейтенант?! Что у вас вода то затхлая? Не можете принести свежей? И давайте продолжайте допрос. А я поприсутствую. На меня внимания не обращайте. И посмелее! Посмелее. И может быть, бить то не надо. Сначала надо раскачать человека. Поговорить. Может он вам сам все расскажет. Лейтенант нерешительно вернулся на свое рабочее место. Поправив на голове прическу, обиженно буркнул:

— Да ничего, он, товарищ майор, не расскажет сам. Я чувствую.

— А вы, попробуйте?! Павел лежал и старался не двигаться. Ему, так хотелось, что бы эти мерзкие люди решили — что он умер и приказали унести Павла в камеру. Унести отсюда! Хоть куда! Подальше от этих сволочей, в оливковых кителях, с краповыми петлицами и синими галифе. Маленький властно прикрикнул:

— Арестованный встать с пола! Клюфт застонал и медленно поднялся. Он, увидел краем глаза — эта «свинья», в майорской форме, с гладко выбритым лицом и квадратными усиками под носом, брезгливо наблюдала, как он мучался.

— Что ж вы так плохо выполняете команды следователя уважаемый Павел Сергеевич? Там в редакции вы были более решительным? — ехидно заметил майор.

Павел хмыкнув, вытер с губ кровь. Ему хотелось нагрубить этому человеку, но он не решился.

— Может, вы хотите, что-то заявить? А? Я, как, человек курирующий следователя Маленького, выслушаю вас, ваши претензии, у вас есть претензии? — майор явно издевался. Он подмигнул Маленькому и улыбнулся противной, и едкой улыбкой. «Вот так улыбались палачи в средние века. Возможно, так улыбались члены католической инквизиции, когда отправляли людей на костер, возможно, так улыбался дьявол! Нет, Дьявола тоже нет! Опять я о загробном мире? Опять я думаю о сверхъестественных силах? Но почему о сверхъестественных? А может, а может и вовсе не о сверхъестественных? А об обычных? Они среди нас, обычные люди! Иоиль? Этот богослов — кто он? Господи, опять, опять меня несет! Нет!» — Павел закрыл глаза и застонал.

— Так, что-то вы хотите сказать, но мучаетесь? Вижу, мучаетесь. Что вы хотите пожаловаться? — Поляков сочувственно кивал головой. Клюфт посмотрел сначала на майора, затем на лейтенанта. Павел обречено спросил:

— Можно я сяду? Ноги затекли. Маленький сорвался:

— Я тебе сяду! Сяду! Но его перебил майор:

— Нет, пусть сядет. Пусть. Так, что, вы хотели мне сказать? Павел, медленно опустился на стул, и еще раз стер кровь с губ, равнодушным тоном молвил:

— Я гражданин майор не знаю — в чем меня обвиняют. Как вижу, следователь Маленький, свой первый допрос ведет неправильно. Он мне толком не сказал — в чем я обвиняюсь? Назвал что-то очень абстрактное. Я хочу знать статьи, по которым меня обвиняют. И вообще, какие ко мне конкретные претензии?

— Что такое? Вам не сказали статьи? Как же так, Маленький? Вы не имеете право скрывать статьи от арестованного. Он должен знать! Ай! Ай! — закачал головой майор.

— Но товарищ майор, я не успел, я ему, в общем, сказал, а про статьи — вы вошли, не успел я! — оправдывался лейтенант.

— Хорошо. Так скажите, — раздраженно махнул майор в сторону Маленького рукой. Лейтенант, схватил папку и пролистав — открыл ее на первой странице. Жадно вчитываясь в текст, он, что-то бормотал губами. Затем, поднял глаза и уже громко сказал:

— Арестованный Клюфт Павел Сергеевич, вы обвиняетесь по статьям пятьдесят восемь дробь шесть, пятьдесят восемь, дробь десять, и пятьдесят восемь дробь одиннадцать, уголовного кодекса Российской Советской Федеративной Социалистической республики.

Павел с удивлением посмотрел на лейтенанта. Затем взглянул на майора, понимая, что главный в этой компании офицер с двумя шпалами в петлицах, он спросил:

— А, что значат ваши цифры? Мне это ничего не говорит. Вы можете расшифровать, или дать мне кодекс в камеру, что бы я смог его почитать?

— Что? Как ты разговариваешь, сволочь! Кодекс тебе в камеру? А еще, чего, тебе в камеру? Бабу может в камеру тебе привести? — закричал Маленький. Он вскочил и стукнул ладонью по столу. Но майор вытянул руку — показывая, что бы тот замолчал. Поляков спокойно и рассудительно ответил:

— Вы, Павел Сергеевич, видно еще не понимаете, в какой переплет попали. Вам кажется, что все это огромное недоразумение. Ну да ладно. Тут и не такие люди, как вы сидели. И не таких, как вы, обламывали. Но я, вас не буду пугать и стращать. Каждый должен сам дойти до того — кто он есть теперь. Вернее — кто он есть вообще в этом мире. Вы я надеюсь, очень скоро почувствуете и поймете — что вы стоите. И кто вы такой. И от кого зависит ваша дальнейшая судьба. Но я вам сделаю исключение. Вы человек грамотный. Начитанный. Журналист, как ни как. Так вот, все эти цифры, что вам назвали, очень серьезны на арестантском языке. Например, вот — значение пятьдесят восемь дробь шесть — это то, что вы обвиняетесь в шпионаже. Дробь одиннадцать в организации подпольной антисоветской организации. И, наконец, дробь двенадцать — в нежелании вовремя рассказать органам правосудия об антисоветских заговорах. Вот в принципе и все. Но весь этот букет я вам так по секрету скажу, тянет на очень серьезное наказание. Например — на высшую меру. То бишь, расстрел. Вы хотите быть расстрелянным? Павел пристально посмотрел в глаза майора. Тот тоже буравил его взглядом. Они несколько секунд молчали — словно проверяя друг друга на прочность. Нквдэшник понял — он не смог испугать Клюфта. Павел ощетинился и презрительно спокойно спросил:

— И, что же я должен тут сделать, чтобы не быть расстрелянным? Назвать своих сообщников? Вы ждете моего признания, как я догадываюсь, вернее, как мне намекнул гражданин лейтенант — ударив несколько раз своими лакированными сапогами? Так я понимаю?

— Ну, примерно, — процедил сквозь зубы Поляков. Он разозлился. Майор раздражительно бросил лейтенанту приказ:

— Маленький, ведите допрос. Что я тут за вас работаю. Я смотрю — вы работаете! Ведите допрос!

— Есть товарищ майор! — лейтенант поправил верхнюю пуговицу на кителе. Он, так, хотел ее расстегнуть, ведь воротник сдавливал шею. Но не мог себе позволить это сделать в присутствии начальника. Маленький, стер со лба капельки пота и усевшись на свое место — начал листать бумаги, подшитые в папке. Павел понял, что трудно сейчас не только ему. Не он, один, тут новичок. Но и этот молодой парнишка, этот следователь — его ровесник. Он тоже сейчас мучается. Ему тоже страшно. Он тоже не хочет ошибиться. И быть может сейчас решается его судьба и карьера. «Как странно! Вроде по разные стороны — а положение вроде бы одинаковое. И кто знает — что грозит этому парню, если он сейчас не сделать правильный шаг» — подумал Павел. Наконец лейтенант нашел в деле нужную бумагу и спросил:

— Скажите арестованный. Это вы написали? — Маленький поднял папку и стал громко читать. — Доколе невежи будут любить невежество? Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся, над их погибелью порадуемся, когда придет к ним ужас!