Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов

Похоронить и забыть дорогу к могиле, дабы не сердить богов, так заведено, покойный отныне принадлежит богам, по Мухаммеду - единому Аллаху. Запрет родился - не посещать могилы! Но ни слова о Боге - чтобы не вносить раздора в привычные традиции погребения. Тем более что покинул этот мир Абу-Талиб, так и не уверовав в Него!

(22) Здесь две неточности: первая "так заведено исстари". В доисламские времена могилы навещались, там говорилось в духе идолопоклонства; вторая "и запрет родился", добавить: "впоследствии отменён Мухаммедом"; сослаться на Айшу: Мухаммед часто после проведённой у неё ночи навещал кладбище аль-Баки и говорил: "Мир вам, о лежащие в могилах! Да простит Бог нас и вас! Вы ушли раньше нас, но мы скоро последуем за вами, а за нами последуют те, которые придут после нас, ибо все вернёмся к Нему до Дня воскресения!"

После седьмого поминального дня совет храма собрался выбрать старейшину. Династический принцип, когда сын наследует отцу, отмела жизнь: сыновья Абу-Талиба, Джафар и Али, враждебны Каабе. Но есть другие достойные: сын Абдул-Мутталиба, Абу-Лахаб, а также Абу-Суфьян, чья родная сестра Умм-Джамиль - жена Абу-Лахаба. Голоса разделились, но, дабы избежать ссор, решили избрать обоих, и оба - враги Мухаммеда. ...Мекканские вожди снизошли до Мухаммеда, направив ходатаев, попросили вечером, будто никакой вражды у них не было, пойти... к Джебраилу. Но у них в Мекке нет человека с таким именем. К ангелу?! И вожди удивили его, сказав, что Джебраил поселился в соседнем доме, и пусть Мухаммед как избранник Бога уговорит Джебраила, чтобы он согласился принять новых старейшин Каабы Абу-Лахаба и Абу-Суфьяна, есть у них к нему разговор. Даже назвали Мухаммеда... братцем (не по мекканской ли поговорке: "Если у тебя дело даже к псу, говори ему: Братец!"?). "Уж не новые ли козни?" - подумал Мухаммед, но решил во имя мира пойти им навстречу: помочь рассудить, кто из них двоих главнее. У порога дома Мухаммед услыхал голос Джебраила, - но с кем он говорит? "Да, это я, Джебраил... Не надо, оставьте вашу лесть!.." Неужто боги Каабы помогли вождям? Заходит Мухаммед, но Джебраил - это не он, а она! - седая женщина с двумя косами, ниспадающими на грудь!

И не успел Мухаммед слово вымолвить, как он/она, уловив, с какой просьбой явился, согласно кивает:

- Да, пусть придут, встречусь с ними! Какой-то неведомый Мухаммеду арабский, каждое слово ясно по отдельности, а в соединении смысл туманный, улавливает он согласие по доброму женскому его облику, они уже здесь, новые вожди Каабы, рабыни вносят пиалы с мёдом, вином. Абу-Лахаб заискивающе на Мухаммеда смотрит:

"Да убережёт тебя Бог от напастей!"

"Но ты, - напоминает ему Мухаммед, - многобожник!"

"По недомыслию был!" Абу-Суфьян кивает ему.

"А ваше намерение убить меня?"

"Не наше, а её!" - отвечает, в глазах искреннее сожаление.

"Чьё её?" Уж не о ней ли, выдающей себя за Джебраила, - ангела в женском обличье! - они толкуют? А те: - Отныне мы твои друзья, пусть он попросит ангела, ведь только ты его понимаешь! Но там, за дверью, куда его силой втолкнули, - женщина, которую недавно видел, и они говорили о просьбе мекканцев: невзрачная на вид, съёжилась комком - неужто от её воли зависит жизнь Мухаммеда? И тут за дверью раздался истошный верблюжий, будто вели на убой, рёв, ему стал вторить рёв другого, третьего - целое стадо верблюдов ревело, и Мухаммед отчетливо различал человечьи голоса в этом оглушающем рёве, и так странно было их смешение.

53. И дом их - пустыня

Новый удар: смерть Хадиджи! Даже смерть первенца-сына, Касыма незабвенного - тяжела была потеря, незаживающая рана, но горе с ним все годы делила Хадиджа; а тяжесть её ухода разделить не с кем, а одному не вынести. Начался новый отсчёт времени: до и после Хадиджи. И день первый, когда смерть, вчера казавшаяся неизбежной, и ждали все, что явится Азраил, чтобы душу Хадиджи забрать, отступила, - не богиня ли Манату, тайная вера в которую так и не оставляла жену, заступилась? Даже уверовав в избранничество Мухаммеда, она навещала храм богини и, дотронувшись до деревянного основания фигуры, глядела на зачёсанные её волосы, одежду, покрытую тонкими пластинами золота, дар её второго мужа храму. Костью инкрустированы глаза богини, открытые части лица, ног и рук, и по желтоватому цвету было впечатление живой человеческой кожи. Чтобы дерево не высыхало и не увлажнялось, что могло привести к порче пластинок, желобок в полу вокруг фигуры в храме наполнялся оливковым маслом.

Последний день перед её смертью - Хадиджа была ещё жива! Он говорил ей, веря в изрекаемое, что выздоровеет она. Но ты всего лишь простой смертный, не забывай о том, Мухаммед! И они соберут близких, как бы ни буйствовали недруги. Мы с тобой недавно подсчитывали, Хадиджа, ведь скоро исполнится ровно дважды по двенадцать лунных лет со дня свадьбы нашей! По мере того как Мухаммед говорил, румянец у неё на щеке выступил, губы порозовели, и она даже - особый взгляд такой, тёплый и завлекающий - поправила его, уточнив: Со дня нашего сватовства, а не свадьбы. Точнее... - порозовели щёки, стыдливая, почти девичья краска, - с того дня, как я влюбилась в тебя и решила, что непременно ты будешь мой, нестерпимо хотелось замуж за тебя! В тот день пришли её проведать, будто предчувствуя скорый конец, Осман и Ругийа, и Али здесь, дочери, подруга давняя Нафиса, с трудом передвигается, и с ходу: "Ты не торопись, - Хадидже говорит, - сначала меня проводи, а потом как богам угодно будет!"

Абу-Бакр со всей семьёй, такое случалось редко, пришёл; старший сын Абдулла показался и тотчас - на улицу, младший Мухаммед прилип к пророку, точно определил себе судьбу его телохранителя, с матерью рядом - дочь Асма, скоро выйдет замуж за двоюродного брата Мухаммеда Зубейра, купили в Бахрейне ткань в красную полоску на два свадебных платья: для Асмы и... Айши? - ещё мала! Принесли показать Хадидже, от болезни отвлечь; Айша, любимица Абу-Бакра, к отцу жмётся, не оторвать. Куда она пристально смотрит? На серьги Хадиджи!.. Больно было лежать, сняла, положила на подушку, золотые, с маленьким, точно глазок, рубином. Заметила, как Айша, уши недавно проколоты, ниточка белая колечком, её серьги разглядывает. "Нравятся? - спросила. Айша молча кивнула. - Дарю тебе, носи на здоровье!" Хадиджа, как вспоминала потом Айша, была весела, шутила, не скажешь, что болеет. Помнит, увидев Хадиджу, решила, что та - мать Мухаммеду: Такая старая!

Столько людей пришло к ним, хотя жили бедно, не до гостей! Не скажешь о них: Много золы под их костром!.. Хадиджа попробовала есть: все эти дни ела лишь лепёшку, запивая кислым молоком, а тут попросила мяса. Ругийа вынула из принесенного глиняного котелка, ещё сохранял тепло очага, кусочек и подала матери на блюдце.

И вдруг на рассвете, нет, он ещё не наступил, была самая тёмная пора неба, перед тем как ночи уйти, - смерть. А дальше как в тумане: день первый без Хадиджи. Двери настежь. Какие-то люди вокруг дома, внутри дома, много женщин, суета, его не пускают в комнату, где лежит Хадиджа. И невыносима боль, что больше никогда её не услышит, все говорят шёпотом, вдруг тишину нарушают громкие рыдания - это Фатима плачет, и чьи-то причитания. Сообщите Варге! - то ли подумал, то ли произнёс Мухаммед, - если даже знать, в каких краях путешествует, как известить? Труба подзорная, подаренная тому Абу-Бакром, вспоминается Мухаммеду.

И в день второй, если считать первым день, когда ещё была жива, похоронили: великий грех долее дня не предавать тело земле.

Когда хоронили... Тело Хадиджи, завёрнутое в белый саван, на дно вырытой могилы уложили, и тут у Мухаммеда затряслись губы, и перед глазами высветилось: Бисмиллахи рахмани рахим [Bo имя Aллaxa, Милocтивoгo, Милocepдного!] ! Потом явились знаки, услышалось:

Xвaлa Емy, Бoг миpoв,

Всемилocтивoмy, Милocepднейшему,

Вершителю дня Сyдного!

Teбe мы пoклoняeмcя, взывая о пoмoщи!

Beди нac пo дopoгe пpямoй,

пo дopoгe тex, кoтopыx Ты милостью своей облагoдeтeльcтвoвaл,

а нe тex, кoтopыe пoд гнeвoм Твоим, и нe зaблyдшиx.

- Сура, которую надо помнить всем, стремясь быть первыми из трёх, о ком поведал Он, - показал Мухаммед рукой на небо, будто только что прибыл оттуда. - Первыми, кого Бог одарил Своею милостью, явил руководство к пути прямому, дабы не блуждать во тьме неверия!

И день третий. Ушёл в глубины себя - в мир, явленный ему. Знак Бога, но какой? Выстроилась череда потерь: отец, мать, Абдул-Мутталиб, Абу-Талиб. И его черёд придёт в свой срок. Сыновья, даже от служанки-христианки... - всех забрал Бог, оставив лишь дочерей. Здесь была какая-то тайна, но знать бы какая?! И Хадиджа, с которой столько прожито и пережито! Велико горе, к тому ж, кажется ему, не успела она сказать своё последнее слово. Но сказала бы слово твоё!

Давно не было откровений, и вдруг точно вспышка - Фатиха. Впал в уныние: разочарован в родичах, кругом козни. Не испытание ли? Но кто, как не Джебраил, какой иной ангел передал ему одно за другим, в день четвёртый, а следом пятый, свыше ниспосланное? Я тебя создал! Тебя избрал!