Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер

в яркие цвета. Один дарил голубой оттенок: такой, что ни небо, ни море не могли сравниться в яркости. Другой превращал все в пурпур, и даже самые прекрасные цветы меркли по сравнению с ним. Третий делал все желтым, почти слепящим, как солнце. И не было в тех землях ничего ценнее, чем краски, получаемые из этих трех артефактов.

Три земли владели волшебными предметами, и долгое время они жили в мире. Обменивались волшебными порошками, смешивая их и получая новые цвета. Торговые связи были в тех землях крепки, ведь зеленый или красный можно было получить, лишь объединив усилия.

Но однажды произошел раскол. Жадность одних, безразличие других, непомерная гордость третьих привели к войне между тремя землями. И каждая теперь желала заполучить все три артефакта в свои владения.

Противостояние достигло апогея, но никто не желал уступать. Трое правителей собрались в одном месте, чтобы решить, кто из них станет владыкой волшебной силы, в то время как весь мир, не веря в счастливый исход переговоров, ожидал конца света.

– Добрый вечер. – Приветствие, произнесенное вкрадчиво, мягко, точно кошка ступила на траву, заставило Элейн вздрогнуть.

Она едва не выронила книгу из рук. Потонув в истории, не сразу сумела вернуться в действительность. Возможно, поэтому вовремя не отреагировала на появление в библиотеке хозяина дома.

Элейн даже не сразу догадалась встать, несколько секунд ее сознание еще оставалось в мире трех артефактов цвета, а Ковин казался лишь досадной помехой.

– Какая идиллическая картина: дикарка и книга, – пропел он. – Не знал, что вас в Кападонии обучают грамоте.

Слова отрезвили Элейн. Она закрыла том и поднялась. Пока их с Ковином разделяла целая комната, но этого все равно было недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

– Это даже как-то разочаровывает. – Он сделал пару шагов в ее сторону, вынуждая Элейн отступить к окну. – Когда имеешь дело с бестолковым животным, не так совестно. А когда убиваешь разумное существо, это будто бы нехорошо.

– Совестно? – с сомнением уточнила Элейн, стараясь тянуть время, чтобы найти путь к спасению. – Откуда вам только известно такое слово?

Ковин шагнул навстречу, чуть разводя руки с загнутыми безымянными и мизинцами, будто был Слугой Света и собирался прочитать проповедь. Его пальцы вызывали у Элейн какое-то особое отвращение. Она даже не могла толком объяснить, почему ее так раздражала эта особенность.

– Вот ты дерзишь, – пожурил он, – а я ведь и так намереваюсь тебя придушить.

Можно было подумать, он отчитывал ее за какую-то незначительную провинность, но Элейн не обманывал этот ласковый тон. Смысл слов прекрасно доходил до сознания, и она не сомневалась, что Ковин говорил серьезно.

– Зачем усугублять положение и заставлять меня быть особенно жестоким?

Он был уже пугающе близко, и Элейн даже подумывала о том, чтобы выпрыгнуть в окно. Но библиотека находилась на втором этаже: прыгнешь – и костей не соберешь.

– Вы что, собираетесь убить меня прямо в собственном доме? А как все объясните, когда обнаружится мое тело? Да еще и всего пару недель спустя после смерти вашей прачки.

Ковин усмехнулся. Оддин оказался не прав: они с братом хоть и были похожи внешне, старший все же не был красив или даже «хорош собой». Его лицо, в общем-то, могло бы казаться привлекательным, но было искажено злобой. Не мимолетной эмоцией, а постоянным, уже непроходящим неприязненным отношением к миру.

– И кто же меня сдаст? Родная мать?

Он неотвратимо приближался, и Элейн начала оглядывать комнату, ища, чем защитить себя.

– Слуги, – предположила она.

Теперь Ковин рассмеялся:

– Думаешь, твоя жизнь им дороже своей? Да и кому им жаловаться, глупая прачка? Шерифу? Он как раз задолжал мне кругленькую сумму. Судье? Он мой давний приятель. Или мормэру? Так это я – мормэр.

С этими словами они оба, будто по команде, начали действовать. Элейн схватила с кресла увесистую книгу и кинула ее в Ковина. Он же в ту же самую секунду подался вперед, чтобы обогнуть преграду и схватить девушку.

«Легенды, сказания и верные приметы…» попали в цель, но остановили Ковина ненадолго. Он поймал книгу и отшвырнул ее в сторону. Та упала, раскрывшись на главе о приметах, связанных с убийствами. Элейн успела заметить гравюру покойника, которую долго рассматривала несколько часов назад.

Элейн казалось глупым, даже жалким, что она не могла сбежать от Ковина, хотя комната была просторной, а кресло мешало схватить ее. Ей бы стоило быть ловчее, быстрее. Она могла толкнуть кресло, ударить нападавшего локтем в лицо, бросить еще чем-то тяжелым. Но в те мгновения любое движение казалось опасным, неправильным, ведшим прямо в руки убийцы. Элейн бестолково стояла у окна, вцепившись в подоконник за спиной, и наблюдала, как он надвигается на нее. Резкое движение вперед в попытке проскочить мимо действительно не помогло – он предвидел его и воспользовался, чтобы наконец поймать жертву. Со всей животной силой, сидевшей в нем, он впечатал Элейн в стеллаж с книгами.

В глазах запрыгали звездочки. По спине прошла волна боли, затылок заломило. Элейн чувствовала, что не может сопротивляться держащей ее руке, хотя и пыталась пинаться.

Ковин почти ласково перекинул ее косу вперед, на плечо и начал расплетать ленту.

– Ты не подумай, ничего такого. Я не собираюсь за тобой ухаживать, – пробормотал он.

О таком она, разумеется, и не думала. Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Элейн предприняла последнюю попытку спастись, закричав:

– Помогите!

Прозвучало жалко, нелепо. Ковин опять рассмеялся.

– Ну да, ну да, так они и прибежали. – Он выдернул ленту и встряхнул, чтобы распрямить.

А потом резким движением, которого Элейн никак не ожидала, накинул ей на шею. Теперь крикнуть она не могла, даже если бы захотела. Судорожно вцепившись в его пальцы, она пыталась освободиться.

Дверь распахнулась, женский вскрик заставил Ковина отвлечься от Элейн. Госпожа Торэм подбежала к ним и схватила его за предплечье, требуя, чтобы он отпустил девушку. Раздраженные попытки избавиться от матери оказались безуспешны, поэтому Ковин с размаху ударил ту по лицу, заставив отшатнуться назад. Госпожа Торэм едва не упала, но все же удержалась на ногах, прижав руку к щеке, другой опираясь о спинку кресла.

Элейн попыталась воспользоваться тем, что Ковин теперь держал ее не так крепко, но успела лишь скользнуть вдоль стены к окну – он дернул ее за шнуровку на платье и припечатал обратно к стеллажу, вжимая всем телом, пытаясь в то же время расправить ленту.

Госпожа Торэм слабо проговорила: «Ковин…» – но это, разумеется, не помогло.

Дверь снова распахнулась с глухим ударом. Элейн не успела разглядеть, кто появился в комнате на