Впервые в жизни - Джилл Шелвис

И скорее всего так оно и было.

Он явно знал, что делал. Защищал себя и Сойера, да и ее тоже, и подобные поступки были для него так же естественны, как дыхание. И Эми уже не впервые гадала, что он успел в жизни увидеть и как все это вылепило из него того человека, каким стал сейчас. Добродушного, улыбчивого и готового в любую минуту ринуться в бой.

И еще: почему она так нервничает, словно умрет, если он немедленно ее не поцелует? Не разденет? Не возьмет?

— Ты в порядке? — привычно спросил Мэтт. Эми от неожиданности вздрогнула. Он повернул голову, и их глаза встретились. В кабине неожиданно исчез воздух, а напряжение все росло. Напряжение того рода, что заставило ее стиснуть бедра. А с ним? С ним все в порядке? Она понятия не имела, но внутри все тряслось, а руки зудели от нетерпения коснуться его.

— Вообще‑то это я хотела тебя спросить о том же, — выдавила она.

— Ты дрожишь, — заметил он, не спуская с нее глаз.

Да. Она дрожит. Внутри и снаружи.

— Я боялась за тебя, — призналась Эми, обхватив себя руками. — Что, конечно, абсурдно, поскольку, как было сказано, ты сам прекрасно о себе позаботишься.

Хоть что‑то у них общее.

Они оставались на пустынной дороге, скрытой со всех сторон деревьями. Такими густыми, что сквозь них ничего не было видно. Все еще дрожа и крайне этим раздраженная, Эми выглянула в окно и ахнула от удивления, когда Мэтт свернул с дороги и положил ладонь ей на шею.

— Все хорошо, Эми. Все хорошо.

Посчитав, что ведет себя глупо, она кивнула и прерывисто вздохнула. Потому что от его прикосновения сердце забилось еще чаще. Она не знала, что делать и что чувствовать. Хотелось перегнуться и лично проверить, не ранен ли он. Хотелось сбросить одежду и вскарабкаться ему на колени.

— Мэтт.

— Что?

— Мне нужно…

Она осеклась и закрыла глаза.

— Что именно тебе нужно?

— ТЕБЯ.

Тихое рычание было ей ответом.

Мэтт рывком притянул Эми к себе.

Она так и не поняла, что было потом. Сделала ли она то, что намеревалась, и вскарабкалась на приборную доску, или он поднял ее. Но она оседлала его, а больше ничто не имело значения.

Он держал ее над собой, пытаясь не дать коснуться себя.

— Погоди, я грязный и потный.

— Мне все равно.

Он со стоном стал целовать ее.

Мэтт действительно был грязным и потным. И настоящим. Более настоящим, чем все мужчины, которых она знала, и это, в свою очередь, заставляло ее тоже почувствовать себя настоящей.

Она забыла, что они теснятся вдвоем на пассажирском сиденье, что руль впивается ей в спину, что кто‑нибудь в любую минуту может на них наткнуться. Ощущала лишь безумную потребность в человеке, прижимавшем ее к груди. В его запахе, вкусе губ.

И она врастала в Мэтта.

Клаксон громко загудел, когда она нажала на него. Эми испуганно подскочила и ударилась головой о защитный козырек.

Мэтт с тихим смехом потер ее макушку ладонью, уткнулся ей в шею и пересадил на пассажирское сиденье.

— Эй! — запротестовала она.

— Не здесь.

— Почему нет? У нас свидание.

Мэтт, с сожалением улыбнувшись, стал приводить себя в порядок.

— Ты считаешь, что свидание заключается именно в сексе?

— Ну… да.

Мэтт покачал головой:

— Даже будь это правдой, здесь слишком тесно для того, что я хочу с тобой сделать.

Ее соски напряглись еще больше.

— Издеваешься?

— Милая, когда я начну над тобой издеваться, ты сразу поймешь.

Она вздрогнула от предвкушения. Теперь она знала его, знала волшебство его прикосновений. Знала, с какой легкостью он может осуществить все свои обещания.

— Мне нужно переодеться, — заметил Мэтт.

— Расскажешь, что случилось в том доме?

Он оценивающе глянул на нее, и она увидела в его глазах тревогу. Боится, что она слишком чувствительна, чтобы услышать о его работе. Его жена была именно такой?

Потому что Эми никак нельзя назвать чувствительной.

— Я хочу знать, — повторила она.

— Не так давно мы проводили облаву на торговцев наркотиками. Нашли главарей и то, что считали имевшимися у них наркотиками. Но ошибались в обоих случаях.

Все прозвучало так обыденно, но Эми видела, что обыденного ничего не было. Все происходило как в боевике.

— Ты и Сойер скрутили четырех бандитов. Настоящих громил!

— Бывало и похуже.

От этих слов Эми передернуло.

Мэтт подъехал к своему дому.

— Прости, что испортил свидание, — вздохнул он.

Эми покачала головой:

— Вовсе нет.

— Сейчас приму душ и переоденусь, — пообещал он, исчезая в спальне.

Сидя в гостиной, Эми услышала стук сброшенных ботинок, а потом шум воды. Она пыталась не думать о раздетом Мэтте, но ничего не выходило. Пытаясь отвлечься, она огляделась. В тот раз у нее не было времени все рассмотреть, потому что они сразу друг на друга набросились.

Туфли наполовину засунуты под диван, газеты разбросаны по журнальному столику. Рядом с входной дверью — бейсбольная бита и перчатка. На диване остался ноутбук.

Это не то место, где можно просто оставлять вещи. Он здесь ЖИЛ.

И любил кого‑то?

Она была поражена своим желанием узнать.

Шум воды смолк. Послышались скрип выдвигаемого ящика и шуршание.

— Мы опоздали в ресторан. Я заказывал столик, а время вышло. Но может, они согласятся нас принять.

До ресторана было не менее сорока пяти минут езды, и наверняка у входа вьется очередь. Эми решила, что еда стоит любого ожидания, но не хотела затейливого ужина. Не хотела толпы, свечей и танцев.

— Мы могли бы поесть здесь, — предложила она.

Последовала секунда молчания. Мэтт появился на пороге в низко сидевших джинсах.

И ничего, кроме…

Он поднял рубашку и только после этого спросил:

— Хочешь остаться здесь?

Волосы у него были мокрыми и небрежно приглаженными, отчего завивались на концах. От него пахло мылом, шампунем и Мэттом. И он не слишком хорошо вытерся, потому что грудь была влажной.

Эми тоже была влажной.

— Я что‑нибудь приготовлю, — пробормотала она, подумав, что в ней уже все кипит.

Вообще Эми любила готовить, но стряпня ей не слишком давалась. Тем не менее у нее было фирменное блюдо.

— Если у тебя есть сковорода, хлеб и сыр, значит, я в деле.

Он натянул рубашку, о чем она немедленно пожалела. Нет лучше десерта к поджаренному сыру, чем созерцание его великолепной груди!

Он подступил ближе и обдал ее жарким взглядом.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

— Я высказалась вслух? — растерялась она.

— Нет, но они были написаны у тебя на лице.