Мои ночные рефлексии - Ирина Гербертовна Безотосова-Курбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1981–1998 годы. Сразу после окончания института ни в какую аспирантуру меня не пригласили (понятно — почему), но зато уже через два месяца в сентябре мне предложили 2-х-годичные (тогда) курсы иностранных языков при пединституте (в корпусе на Академической) «для лиц с высшим образованием», где я преподавала английский язык (до конца 80-х — вела в одной группе, а потом, когда они стали одногодичными — уговорили вести в двух группах («сильной» и «с нуля») — поэтому я стала ездить на вечерние занятия после своей основной работы четыре раза в неделю). Эти 17 лет я вспоминаю с восхищением. Правда, самые первые занятия в первой (для меня) группе оказались не простыми. Мне намеренно дали одну группу со словами: «Говорят, что ты очень хорошо знаешь английский — больше из наших преподавателей никто ее не хочет брать!». Дело в том, что группа эта была очень сильная и уже перешла на 2-й курс обучения, а на 1-м курсе у них вел преподаватель, который проходил 2-х-месячную стажировку в Англии — с прекрасным произношением — но он уже не работал. Я про себя подумала: «Ну и — что?». В своем английском я была уверенна. Но — группа встретила меня в штыки. Сначала они мне задавали вопросы, где их преподаватель (хотя им все объяснила администрация). Потом сидели надувшись. Демонстративно молчали. Я старалась ничего этого не замечать и не реагировать. Но и заискивать перед ними — не могла. Даже вела себя намеренно холодно (не ожидала от себя). Свои занятия с самого начала я строила не стандартно. Главными критериями были глубина, содержательность, ясная структурированность и, самое главное, — интерес. Однако, теплую атмосферу сначала я им не дарила (как это потом будет в моих группах на всех моих занятиях — всегда). Это противостояние длилось ровно два занятия. Когда я пришла на третье, то почувствовала какое-то изменение. Поздоровалась. Села. А они все встали — и окружили мой стол. Сказали, что виноваты передо мной. Сразу не поняли, какого уровня преподаватель перед ними. Английский я, оказывается, знаю лучше всех (?). А мое произношение не только не хуже, а даже лучше того преподавателя («Но Вы же не были в Англии?» Как я поняла, в этом и заключался весь «мой минус»). В общем, все закончилось очень большой взаимной симпатией. Весь год я им дарила много интересной информации (из литературоведения и психологии), но — на английском. Подружились так, что в конце мая окончание учебы отметили в парке Саши Филиппова (пили шампанское из бутылок, но это не выглядело вульгарно, а как-то очень трогательно). А потом после получения дипломов они организовали прекрасный вечер с прекрасным накрытым столом на дому (у одной прелестной девушки в квартире там же — на Рабоче-Крестьянской). Было сказано много теплых слов. Потом в течение последующих 17 лет у меня будут другие группы, некоторые (особенно в 1989 — 1990-е годы) — также невероятно талантливые и интересные (по специальности это были врачи, инженеры, архитекторы, преподаватели, в 90-е — еще и студенты). После занятий они, как правило, меня не отпускали — вместе выходили на улицу, вместе ехали на троллейбусе и вместе бродили в центре по вечернему городу (а в мае как-то все вместе уехали с ночевкой на дачу к одному из слушателей — химику — и всю ночь разговаривали, а днем совершили прелестную прогулку по окрестностям).
Но, конечно, в основном, я бродила по улицам города одна. В годы курсов мой маршрут после занятий был неизменен — я садилась на троллейбус, доезжала до Центрального рынка, выходила и спускалась в подземный переход и потом поднималась по Комсомольской — и шла к ж/д вокзалу. Мне очень нравилась улица Комсомольская. Я шла по ее левой части (эстакада — справа от меня) и любовалась красивыми домами, между которыми было много воздуха и — темное вечернее небо. Это небо всегда было разным, но всегда — мистически красивым (бурым с серыми облаками — осенней ночью, темно-синим — зимой, бирюзово-желтым — весной). Нигде (ни в Волгограде, ни в Ленинграде) неба такой сказочной красоты между домами я никогда не видела. А сама улица уже тогда светилась огнями. Очень красивый городской пейзаж. Но это все было в контексте «моих английских курсов».
Сразу после окончания института начались и мои субботние книжные маршруты. Я приезжала в центр около 5 вечера, выходила на Академической и сразу шла в два книжных магазина (№ 9 и «Букинист»), которые располагались в одном здании, в одном вестибюле, в двух шагах — напротив друг друга, где я когда-то работала и где были мои друзья, с которыми я сохраняла теплые отношения на протяжении многих лет. Поскольку книги в советское время было купить чрезвычайно трудно, мои «теплые связи» меня очень выручали (много хороших книг было куплено именно в этих магазинах — книги из серии «Литературные памятники», книги эпохи «Серебряного века», книги на английском языке — оригиналы из самой Англии (в 90-е), книги по психологии — например, Джеймс Гибсон в 1 экземпляре достался только мне, потому что доцент из педа от него отказалась!). Я им очень благодарна (и — ей тоже)! Но после того, как они упросили меня в 1989 году прочесть перед покупателями какую-нибудь литературоведческую лекцию (им для галочки) — и я выбрала Анну Ахматову (на её юбилей) и на свою голову «произвела фурор» — они ведь меня не знали в этом амплуа (эта злосчастная лекция столкнула меня и с необычной ситуацией, которую я описала в своем эссе «Мои» маньяки») В общем, им очень захотелось общаться со мной чаще и они стали приглашать к себе домой в гости Они знали, как я люблю книги и знали, что ради них отказываться не буду (правда, я тоже приходила не с пустыми руками — пекла свои «Наполеоны»). Меня это стало напрягать, я решила завалить их подарками (благодарность за книги). Но не тут-то было! Они любили повторять фразу «Нам твои подарки не нужны! Нам нужна ты сама». И
