Джереми Полдарк - Уинстон Грэм

— Разумеется.

— Вы и сами могли бы к нам присоединиться. Нам особенно нечего вам предложить, но...

Он поблагодарил, сказал, что польщен, и распрощался. На обратном пути Энис увидел приближающегося Фрэнсиса — тот шел по подъездной дорожке к главным воротам. Они шли разными путями, но Фрэнсис иронично отсалютовал одним пальцем. Он был плохо одет, сапоги заляпаны грязью, но выглядел лучше, чем в предыдущий раз, когда его видел Дуайт.

Короткий день подходил к концу: еще до того, как Дуайт доберется до Грамблера, опустятся сумерки. Угрюмое море, проглядывающее между утесами, уже затянуло дымкой. Сырая пелена облаков наплывала с берега все более густыми слоями, как предвестник долгой ночи.

Добравшись до главной дороги чуть выше Грамблера, Дуайт заметил шагающую впереди сгорбленную кривоногую фигуру. Это был Джуд Пэйнтер, который куда-то торопился. Услышав топот копыт, он беспокойно оглянулся, но его унылая физиономия просветлела, когда он увидел, кто это.

— Добрый вечер, Пэйнтер, — сказал Дуайт, настигнув его, а Джуд поднял руку.

— Хороша погодка, а, мистер Энис? Как раз подходящая для этого времени года. Быстро прогонит зиму.

Дуайт что-то бросил в ответ и отпустил поводья, чтобы тронуться дальше.

— Мистер Энис.

— Да?

— Хорошо б вы ехали рядом, пока мы не доберемся до Грамблера.

— Если только для этого есть веская причина. До Грамблера всего полмили.

— Полмили могут оказаться долгими. А причина-то есть, как пить дать. За мной по пятам тащится парочка громил, а у меня что-то нет желания с ними встречаться. Нетушки. Только не с Джудом Пэйнтером. Не хочу, чтоб меня на алтарь положили. Вы их видали?

— Ты о чем?

— О чем я сказал, вот о чем. Я как раз был в Сент-Агнесс и занимался там своим обычным, подобающим, разумным, уважаемым и справедливым делом, когда увидал, как эти двое на меня глазеют, будто я гусь какой рождественский, да еще зеленый. Ух ты ж, сказал я. Пора отчаливать. Я уж лучше пойду домой, пока мне глотку не перерезали втихаря. Просто сущий стыд, — продолжал Джуд, — что такое у нас происходит. Мы что, уже не можем из дому и носа высунуть, чтоб эти ищейки не стерегли? Это неправильно. Неподобающе. Несправедливо.

— Они считают, что у тебя есть деньги?

— У меня-то? — поразился Джуд. — Да у меня отродясь денег не бывало, окромя пары медяков на добрую чарку рома.

— Так с какой стати кому-то тебя грабить, Джуд? Почему не меня? Одна моя лошадь станет более серьезной добычей.

Джуд пожал плечами.
— Вот вечно так. Так уж бывает. Может, боятся, что вас просто так в канаву не свалишь. Дурной народ, он ведь вечно к вдовам и сироткам цепляется.

— И ты один из них? — поинтересовался Дуайт.

— Кто, я-то? А как же, я стал сиротой, с тех пор как мамаша с папашей померли.

Они немного продвинулись вперед, Дуайту сложно было сдерживать лошадь, и Джуд, тяжело дыша, семенил сзади. Дуайту нужно было отвезти в деревню склянку с мазью, но теперь он позабыл об этом и снова обогнал Джуда, лишь когда они добрались до его лачуги. В дверях стояла Пруди.

— Вот ты где, старая шелудивая псина, — сказала она, а потом узнала всадника. — Доброго вечера, дохтур Дуайт, — робко произнесла она.

— Доброго дня, Пруди. Ты, должно быть, рада видеть мужа дома, целым и невредимым.

— Дома? Да я уже много дней его не видала. Он, кажись, вообразил, будто может уходить и приходить, когда приспичит. Мерзкий старый развратник.

— Ты прекрасно знаешь, где я был, — отозвался Джуд. — Прекрасно знаешь. Заколачивал деньжат. Чтобы ты тут могла бездельничать. Дохтуру это известно, как и тебе, хоть он, может, и притворяется, что нет.

— Как поездка? — спросил Дуайт.

— Хуже некуда.

— Они поэтому тебя преследуют?

— Кто это они? — осведомилась Пруди, вытирая распухший красный нос рукавом.

Глаза Джуда забегали, пока Дуайт объяснял.

— Это дельце тут ни при чем, — сказал Джуд. — Я уже говорил. Разбойники, которые ищут какого-нибудь беззащитного старика, чтоб грабануть. Плохо дело, когда закон и порядок ни шиша не стоят.

— Ладно, — ответила Пруди. — Не знаю, что с ним такое. С тех пор как вернулся домой с того суда, он вечно такой — после темноты за порог боится ступить. Даже тени своей боится, эвона как. Скажи ему «бу», и он уже улепетывает во всю прыть.

— Вранье. Это несправедливо. Ничего я не боюсь, разве что того, чего не грех и бояться. И вовсе я не улепетываю, так-то!

— Как пить дать, это связано с тем судом, — сказала Пруди. — Уж не знаю, в чем дело, но ведь вы там были, дохтур Энис, сынок, может догадаетесь? Чавой-то он сотворил, когда там выступал, зуб даю, прям даже не верится, что его не забрали в тюрьму сразу оттуда же.

— Но чего же опасаться теперь?

— Вот и я говорю, кажный раз, когда она спросит, — рассерженно заявил Джуд. — Есть чего пожрать, жена? Я совсем вымотался с этими разбойниками. Ежели б ты больше времени уделяла готовке, а меньше болтовне, то мир стал бы намного лучше. Ни в доме нет покоя, ни за его порогом!

Дуайт понял намек и поехал дальше.

Голос Пруди доносился до него, как орган, у которого вытащили все затычки.
— Нарушил ты закон или нет, но точно всё дело в том суде. Меня ты не обдуришь, старый пройдоха. Кажный раз, как стемнеет, ты весь из себя исходишь и дрыгаешься, как блоха на сковородке. Неспроста это, и я докопаюсь до правды.

Дуайт увидел, как Джуд неловко вошел в коттедж, а вслед за ним в темноту неслись угрозы и предупреждения Пруди.

Глава третья

За брошь дали семьдесят фунтов. Владелец ломбарда отметил, что цена снизилась, как только ее купили, к тому же в Корнуолле трудно продать дорогие украшения. Росс ответил, что такой цены он и ожидал. Лошадь Демельзы, Каерхейс, принесла тридцать пять гиней, а ковер — десять. Росс сказал, что платье продавать не будет. Пусть он пойдет в тюрьму, и Демельза никогда не наденет его снова, пусть оно будет изъедено молью и выйдет из моды, и даже то, что его жене оно широко в талии из-за потери веса, не заставит его продать платье. Демельзу такие слова обрадовали и утешили.

После этого приступили к животным на ферме. Двухгодовалого осленка Сикха продали за десять гиней, а двух лучших коров — по четырнадцать гиней за голову. Это время года нельзя было назвать самым благоприятным для реализации скота. Продавая их, Росс с горечью осознавал, что люди, приобретавшие его животину, смогут за три месяца получить с них прибыль. За каждую двухмесячную телку заплатили два фунта, двенадцать шиллингов шесть пенсов. Однако без волов пахать будет практически невозможно, поэтому тут об экономии не могло идти и речи. Продали свиней и почти всю домашнюю птицу. Джейн Гимлетт заливалась слезами, Джек Кобблдик просто избегал встреч. Всю ферму Росс спустил за двадцать пять фунтов. Всё поголовье скота, заботливо выращиваемое больше семи лет, сейчас сократилось до одной коровы, рожденной в апреле, одной лошади, упряжки волов, полдюжины цыплят и пары уток. За этими хлопотами их и застал Дуайт, приехавший с приглашением от Элизабет.

— Скажи им... — произнес Росс, запнувшись от гнева, — что мы так заняты, наслаждаясь приятным...

— Скажи им... — поспешно повторила Демельза. — Но ведь Дуайт не обязан передавать наши послания? А ты сам пойдешь, Дуайт?

— Думаю, да. Мало удовольствия в том, чтобы провести Рождество в одиночестве.

— Есть и худшие альтернативы, — сказал Росс.

— Конечно, я бы получил больше удовольствия в Тренвите, если бы вы пришли... — после непродолжительного молчания добавил Энис.

— Лестно, но безрезультатно.

— Я хотя бы попытался.

— Не стоило и пробовать.

Неловкое молчание прервал появившийся откуда ни возьмись Гаррик, который промчался по двору, как кошмарное подобие французского пуделя, виляя обрубком хвоста и высунув розовый язык. Он по своему обыкновению не собирался соблюдать приличия. Дуайту пришлось отскочить, а Россу досталась пара грязных отметин от лап на сорочке.

— Беда Демельзы в том, — сказал Росс, отряхиваясь, — что она приручает странных животных и не заботится о том, чтобы их воспитать. Третьего дня к нам заглянул сэр Хью Бодруган.

— Сэр Хью никогда не выказывал стремления облизать мне лицо, — засмеялся Дуайт.

— Тебе — может быть.

— Ох, Росс, — сказала Демельза, — почему бы нам не поехать в Тренвит?

Росс осмотрел теперь уже пустой двор.
— Ты серьезно?

— Я знаю, что не следует, но... так обидно думать, что столь многое осталось в прошлом.

— Но оно до сих пор влияет на настоящее. Скажи им, что мы придем, если пригласят Верити и Блейми, и только в этом случае.

— А я думаю, что это очень скоро случится, — ответила Демельза. — Верити и Фрэнсис помирились в Бодмине.

— Тогда мы все сможем примириться.