Новый Мир ( № 6 2010) - Новый Мир Новый Мир

Батько, где ты, слышишь ли ты меня?..

Белоснежный океанский лебедь безмолвно парил над песками.

Попытка разобраться

Цветков Алексей Петрович — поэт, прозаик, переводчик, журналист. Родился в 1947 году на Украине. Учился в МГУ, был одним из основателей поэтической группы “Московское время”. Эмигрировал в США в 1974 году. Выпустил несколько стихотворных сборников, а также эссеистику и прозу за рубежом и в России. Живет в США.

*    *

 *

отступали к плетню и вишням

в травяную ныряли шерсть

нас там было четыре с лишним

а фашистов почти что шесть

жутко в сумерки жить на свете

кычет пугало пень в пальто

мы известное дело дети

а они непонятно кто

никакого другого детства

не замечено вновь за мной

но и старость не сыщет средства

от испуга в судьбе земной

по оврагам набег и бойня

ближе к пугалу мы одни

и ныряешь в траву не помня

кто здесь наши а кто они

ни добра не принес ни зла им

не желал но из-за бугра

мрак а мы до сих пор не знаем

что здесь правда а что игра

*    *

 *

биаррица и ниццы

упромыслить не чаял дары

но порой проводницы

на дистанции были добры

можно быстрым наброском

рассказать обнажая прием

о себе и сопровском

как мы в питер катались вдвоем

угодишь в бологое

по дороге на горе оно

всюду недорогое

угрожает изжогой вино

но наутро на невском

забивать в беломор анашу

сверить сумерки не с кем

лучше все-таки сам опишу

а еще как на бис ты

перед свиньями в рифму алкал

разбитные гэбисты

подливали нам пива в бокал

всюду литература

мир велик да держава одна

эта родина дура

за кого нас держала она

ни глотка не осталось

кроме нежности или стыда

эта станция старость

доезжает не каждый сюда

на разрезанном фото

расставания схема проста

словно лошади клодта

с двух сторон у пустого моста

попытка разобраться

раз точней не могу то скажу как умею

что прошло то случилось жалей не жалей

не подбей этот ирод на вальс саломею

было б дольше одним человеком живей

пострадали бы правда сильнее акриды

их в страду на плантациях невпроворот

но поля оказались бы гуще покрыты

той пшеницей которую любит народ

и похоже идея не так уж нелепа

что народ к потребительству склонный в душе

ел бы больше гораздо пшеничного хлеба

а духовного меньше гораздо уже

но какая же польза тогда от предтечи

он кому проповедовал бы я спрошу

если тесто без устали мечется в печи

и мука в магазине за фунт по грошу

и приходится честно признать что природа

состоит из событий полезных для нас

а идеи по поводу дикого меда

я в другой изложить вам попробую раз

если в прошлом копаться с отверткой то каждый

сам себе оказался бы деверь и зять

я скажу тебе вот что живи и не кашляй

а точнее никак не умею сказать

муха

он полюбил обилие травы

в прогулах рам и никель вертикали

с нее свисала ампула в крови

откуда в вену мысли вытекали

любил сестру с дежурного узла

с боекомплектом острого металла

и муху что по куполу ползла

но к пациенту в гости не летала

он ей диагноз умный изобрел

и процедуры прописал в журнале

но верил что она вверху орел

а он земля и в ампуле журчали

короткие как руки времена

когда он думал кто ему она

тому зрачку и мир в упор упруг

кто коротая детство отставное

все полюбил что наблюдал вокруг

зеленое багровое стальное

жизнь завораживала кровь была

клепсидрой жара даром что чужая

над ним палата плавала бела

в известку зренье жадно погружая

он знал что за стеной жила сестра

уколов совершившая десятки

в чьих автоклавах детские сердца

скучали в ожиданье пересадки

и одинокий но крылатый друг

на потолке имел шесть ног и рук

там ощущая в венах вещество

и в устьях жил железные поленья

он разве знал что мысли не его

а ропот крови доноров с похмелья

зато о мухе знал до боли все

на тумбочке с таблетками лежали

как с воли припасенное свое

чуковского привычные скрижали

все жаловалась нянечка белья

сменив набор что мол жужжу и ною

как будто мухой наверху был я

или она в хорошем смысле мною

звенящим в небесах зовущим ввысь

земля земля я сокол отзовись

*    *

 *

уроженец ноябрьских широт

не имеет запасов

там червяк в натюрморте живет

а в ландшафте саврасов

плюнуть в грязь и раздуть паруса

на смоленом баркасе

пусть умеренная полоса

экономит на квасе

только памяти с голень длиной

отпилить и не больно

не бывает страны под луной

чтоб любить подневольно

неподвластна валдайской возне

из-за моря незрима

жизнь огромная словно во сне

словно правда без грима

за пределом где воздух не мглист

где дождю не ужиться

и ноябрьский обугленный лист

на ветру не кружится

*    *

 *

когда мороз вперит свой рыжий зрак

в твой карий и запрет теченье рек

от водоплавающих и снующих

существ что в оттепели придают

жилое положение пейзажу

сложи в шкатулку слабый скарб ума

он там целей пока стоит зима

у створа тьмы когда мороз приятель

небытия и глаз не отвести

от тех твоих теперь одетых льдом

досада не погаснет автор мира

кто предписал вороне воровство

или сороке стрекот дал медведю

лицензию на детство свойство спать

в снег носом но не нам кому сестра

грозила в наблюдательной палате

аминазина дозу в задний мозг

вкатить за невнимание к зиме

за беспокойство праздное в уме

нам жалко в стужу эти существа

или существ пардон падеж мерцает

пока они ни живы ни мертвы

а мнимый автор мира спит в обнимку

с топтыгиным но где-нибудь в сибири

всю ночь стальные мамонты ревут

и в искрах в электрическом надрыве

из недр таскают вагонетки с грузом

аминазиновой руды запас

до марта государственный резерв

вооруженные глаза на вышках

слепят разрез примерно твой слегка

дифракция в пургу но леший с нею

с полудня сон и паника с шести

когда я собственных закрыть не смею

когда мороз когда не отвести