Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

касалось наследства, то тут ты первый горло драл, отстаивая свои права. Не так, что ли? Будь ты незаконнорожденным ребенком, то приложил бы все силы, чтобы доказать, что ты сын своего отца. И все ради права наследования. Сейчас, когда титул фитаурари стал для тебя препятствием в жизни, ты готов отказаться от отца, откреститься от него. Да еще при этом вопрошаешь: «Разве наказывается сын за грехи отца?» Уж если пользовался раньше привилегиями, то нечего сейчас роптать.

— Ты ошибаешься! Абсолютно не права!

— Ай, брось! Подумай-ка лучше, что мы скажем Лаике о Тесемме.

— Я не знаю, тебе виднее.

— Ну ладно, не злись. Вечером предстоит большая работа. Опять в нашем квартале прольется кровь.

— Мне это не нравится.

Она окинула его холодным презрительным взглядом.

— Ладно. Хватит распускать нюни. Пошли на конспиративную квартиру.

Теферра очень не хотел идти туда с Хирут. Он старался избегать встреч с Лаике, командиром их группы. Когда Лаике видел Хирут, у него даже слюни текли от вожделения. Мерзкий тип. Здоровый, как бык, с людьми себя держит нагло, обращается словно с челядью. Но больше всего Теферру мучило даже не это. Он боялся за Хирут. Ведь она такая отчаянная! Как бы чего не случилось. Нет, он не оставит ее одну. Будет с ней до конца. Жизни без этой девушки он себе не представлял. Он давно ее любил. Еще несколько лет назад, до всех катастроф, у него была возможность уехать в Америку на учебу. Предполагалось, что и Хирут поедет. Однако накануне отъезда выяснилось, что оформление стипендии для Хирут задерживается. Тогда и он отказался от поездки. А потом все закрутилось, завертелось… Отца арестовали… Бывали минуты, когда Теферра жалел, что не уехал, проклинал свою мягкотелость. Но это случалось редко. С годами его любовь к Хирут разгоралась все жарче.

Они вышли на улицу. «Нет. Это абсолютная глупость! Надо ж так влюбиться — она превратила меня в своего раба! Я должен стать свободным! Чем дальше, тем будет только хуже. Она увлекает меня в ад, а я, как баран, безропотно иду за ней следом». Хирут остановила такси. Словно во сне он сел вместе с ней на заднее сиденье.

— Ты чего приуныл? — спросила она чуть погодя.

— Да так…

— Мне кажется, я тебя обидела… А?

— Если бы я был способен обижаться на тебя, то уже давно стал бы человеком. — Отвернувшись, он смотрел в окно. Но глаза его ничего не видели.

Она взяла его за руку. Он повернулся и посмотрел на нее. Глаза их встретились. Они улыбнулись друг другу. Он сжал ее руку. Затем склонился к ней и, вдыхая чудесный запах ее тела, прошептал на ухо:

— Я тебя люблю…

Шофер резко затормозил, и они ударились о спинку переднего сиденья.

— Приехали! Вас подождать? — Шофер набивался на обратную поездку — рядом был рынок, но он в это время закрыт, и пассажиров не предполагалось.

— Не надо. — Хирут протянула ему деньги. — Сдачу оставь себе, — добавила она, посмотрев на разочарованную физиономию таксиста.

Они свернули в узкий переулок. У одной ничем не примечательной лавчонки, каких здесь было много, Хирут остановилась.

— Гвоздика есть?

— Зачем? — спросил лавочник, молодой парень с бритой наголо головой.

— На сережки, — отвечала она.

— А вам что?

— Мне книгу «Слава небесам». Для моей болезни.

Хозяин лавки посмотрел налево и направо и, убедившись, что вокруг никого нет, открыл небольшую дверцу возле витрины:

— Проходите.

Внутри помещения на полу сидели три грязных оборванца. Перед ними стоял большой чайник, они жевали листочки чата. Несмотря на лохмотья и грязь, было видно, что все трое — люди молодые, крепкие. Рядом с ними в пустом ящике из-под мануфактуры лежали автоматические ружья. Оборванцы подмигнули Хирут, изучающе покосились на Теферру. Один из них сделал глазами знак хозяину. Тот отодвинул в сторону полку и пригласил Хирут и Теферру пролезть в открывшуюся дыру.

Через узкий и низкий лаз они пробрались в довольно большую комнату. С потолка свисала мощная лампа, заливая помещение ослепительно ярким светом. Было душно от сигаретного дыма, который, однако, не мог забить сладковатый запах гашиша.

В четырех углах комнаты работали какие-то люди. Двое парней копошились у портативного печатного станка — размножали листовки. Двое других разбирали большую кучу денег — складывали в пачки банкноты одного достоинства. Мужчина и женщина разглядывали и записывали номера пистолетов и автоматов, лежавших в третьем углу. В четвертом какой-то испуганный юнец отвечал на вопросы своих старших товарищей. Лаике устроился в центре комнаты — склонившись над небольшим столиком, он что-то писал. К нижней губе прилипла тонкая сигарета цвета высохшего листа. Он был широкоплеч, косматая, чем-то напоминающая бычью голова крепко сидела на толстой шее.

Никто, кроме Лаике, не обратил внимания на вновь пришедших. Каждый продолжал заниматься своим делом. Лаике встал из-за стола.

— А, Новогодняя! — приветствовал он Хирут (это была ее подпольная кличка). — С каждым днем ты становишься все красивее и красивее. — Когда он говорил, его голос звучал как гром небесный.

— Спасибо. Я становлюсь все красивее, потому что сердце мое бьется все сильнее, — ответила Хирут с улыбкой.

— Распускаешься, словно вечерняя роза. — Он облизнул нижнюю губу, смахнув сигарету.

Теферра неловко топтался рядом. Очевидно, он для Лаике — пустое место. «Не удостоил даже кивком, точно меня здесь и нет». От обиды и злости на этого человека у Теферры вспотели ладони. Он пригладил свою пышную шевелюру — не стоять же истуканом!

Лаике ухмыльнулся, по-прежнему обращаясь только к Хирут:

— Ну, Лаписо отправился на жаровни ада. Одного из наших бойцов он ранил. Чтобы не попасть в плен, этот товарищ застрелился. Вот это я и называю дисциплиной. Он убил себя, чтобы мы жили. И мы будем жить. Лаписо убрали вовремя. Он пронюхал, где расположена конспиративная квартира нашей ячейки. Останься он жив, нас здесь уже не было бы. А на том свете пускай делится добытой информацией с кем хочет. Ха-ха! — Он провел, широченной ладонью по своему массивному подбородку. При этом раздался звук, словно наждачной бумагой зашуршали.

На нем была белая рубашка с короткими рукавами. При движении рук было видно, как мускулы перекатываются под кожей большими круглыми камнями. Физическая мощь этого человека подавляла Теферру, вселяла в него страх. Он еще сильнее возненавидел Лаике. Опять его охватило жгучее чувство ревности. Хирут наверняка восхищена этим атлетом. Она всегда говорила, что ценит в мужчинах силу и храбрость. Теферра крепко сжал зубы. «А что если ударить этого бугая кулаком, прямо в его здоровенную морду?» — От неосуществимости этой идеи заныло в груди.

— Да, между прочим, — сказал Лаике, — вы правильно