DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

появилась, наконец, вещица, словно из другой жизни. Белая с позолотой шкатулочка. Щелкнула крышка, открылась внутренность: крохотные фигурки на красной пушистой ткани. Старик с осторожностью что-то покрутил, протянул шкатулку Мишке, пришлось взять. Щелчок, заиграли невидимые колокольчики, все задвигалось, затанцевало, принялось исполнять выкрутасы, будто и впрямь живые люди, собаки – все живое. Будто сказка, явившаяся в здешнюю грязь, чтобы меньше хотелось жрать и спать.

– Похоже, вы ей приглянулись. Подобные кунштюки были популярны в позапрошлом столетии, но Бирге их делал и после. Не сам, разумеется, а наемные мастера. Лично барон был известен, скорее, как личность мистическая, даже здешние масоны его опасались и не спешили водить с ним дружбу. Верил в целительную силу движения, пытался врачевать людей, заставляя отплясывать нагишом на холоде, без еды и сна. Иногда подопытные умирали, но все они были из низших сословий, поэтому удавалось избежать огласки.

– Вот мироедище поганый!

– Вы правы, сомнительный был человек. Но кое-кто считал его гением как в естественных науках, так и в точных. Типичный сын своего столетия, когда подонки нередко бывали талантливы, а подвижники не чурались самых тяжких и гнусных грехов… А вам, я смотрю, определенно приглянулась сия штуковина. Уступил бы ее с удовольствием, но она составляет мою последнюю отраду среди говнища!

– Не надо штуковину, дядька Прохвессор, лучше скажи, где тот Бирге живет! Как дом его сыскать?

– Вы шутите, юноша?! – Дед вскинул лохматые брови, оглядел поочередно собеседников. – Барон давно уж почил, потомки его оказались беспутными мотами, род пресекся! Не знаю, что ныне творится в его особняке, а ведь когда-то и члены императорской фамилии не брезговали там бывать. Разумеется, инкогнито. Общение с Бирге портило репутацию, да и Святейший синод не одобрил бы…

Дальше старик заговорил очень длинно, Мишку даже в зевоту потянуло от словесных красивостей и незнакомых названий. Стоха кивал, пока вдруг не дернулся как ужаленный и не цапнул сотоварища за плечи. Потянул, не отрывая взгляда от толпы:

– Тикаем отседова!

Через пару мгновений лежали за кучей обледенелого снега. Глядели на вереницу людей, идущих сквозь толпу, словно волки по следам. Двое, трое… Шестеро.

– Калган, с-сука! Шарит все, ищет!

Слова сейчас были лишними – звериных вожаков узнают и так. Этот самый Калган от прочей пятерки отличался не размерами и не грозным видом: мелковат, сутул, сплошные углы на месте лица, даже глаз под бровями не видно. Отличался читаемой не мозгами, а нюхом готовностью резать и рвать. Всех подряд. Своих и чужих, больших и малых. Дыхание враз перехватило, перед глазами встало багровое, деревенское: изба, отец в луже крови, мать и сестры в разорванном исподнем, живые пока. Банда людей и Зверь, лишь похожий на человека. Другой, не Калган. Звериные вожаки – они ж будто волки из одного помета, все одинаковы. Всем им хочется стонов, паленого мяса, утробного воя, какой издают, сгорая заживо…

– Тс-с! Ты чё это?! Тихо лежи!

Стохин шепот ввинтился в голову, отрезвил. Деревня исчезла, осталась лишь грязная улица над каналом. Обтерханная толпа, дающая дорогу веренице, – овцы чуют угрозу всей своей нутрянкой, шарахаются. Забрать бы у Стохи смитавесон, пальнуть, но промажешь ведь! Нет привычки к оружию, а паскудная липкая слабость уже накатила, сковала конечности. Точно снова забился под лавку, не дышишь, глядишь одним глазом из-под дерюги, как насильничают и режут твою семью. Слишком хочется жить! Не подняться и шагу не сделать… Трусливый теленок, которого все принимают за бычка. Падаль никчемная!

– Знаешь их, что ли?

– Не, показалось. – Мишка выдохнул, дрожь унялась наконец. Бандиты все на одно лицо, но это и впрямь другие.

– Леший, падла, накапал! Думал, Калган ему грошиков отвалит, а тут как бы голову с жопой не потерять. Ну, ничё-о, сквитаемся! Клад возьмем, а потом уж…

– Куда наш дед подевался? – просунул Мишка назревший вопрос. – Надо ж вещицу вернуть, а то не по-людски выходит.

– Совестишься, что ли? Это напрасно, ведмедь, тут тебе не деревня! Хватай, что плохо лежит, да беги скорее! С Прохвессором так бы не надо, ну да где его сыщешь теперь, коль заныкался?! После отдашь!

От грязного старца и впрямь не осталось даже дерюги. Был и пропал. Шкатулка уютно легла за пазуху, обустроилась там скругленными краями, близко к сердцу. Самое ценное, что было теперь у Мишки. Он вернет ее, непременно, но… не сейчас.

Впереди еще важная беседа – и пошел бы Стоха к известной мамке, если не сможет нормально все разъяснить!

Спрашивать Мишка начал не сразу. Забрались на обжитый уже чердак, притворили дверь, Стоха взялся возиться в углу, разгребать хламище. Вытащил спрятанную керосинку, четвертную бутыль, еще какие-то мелочи. Револьвер отложил, чтобы не мешался, – а Мишка был тут как тут. Цапнул удобную деревянную рукоять и стал оружие разглядывать, только дуло при этом уставилось на сотоварища.

– Ты чего это? – удивился Стоха, но без прежнего гонора. Даже замер, не разгибаясь, с бутылью своей. Лицо побелело, в чердачном сумраке различишь, глаза забегали. – Положь смитавесон, не дури!

– Говорил я тебе, друг ситный, чтоб ты брехать перестал? Было дело? Про уголовных спрашивал, верил по-братски. Что ж ты, гада такая, на правду никак не сподобишься?!

Хотелось, чтоб сотоварищ и дальше боялся, плыл лицом, оправдывался. Хотелось шире расправить плечи и громче говорить, чтобы забылась трусливая погань внутри себя. Револьвер в этом деле был подручным – жаль только, Стоха оправдываться не стал. Что-то понял, видать, по Мишкиному взгляду и тут же успокоился. Сунул руку в щель между досками, вытянул круглое, на цепочке:

– Ладно, ведмедь, твоя взяла! Зацени-ка!

Часы. Тяжеленные, тускло-желтые. Мишка до этого золото видел только на куполе церкви, но там оно было светлым и радостным, а тут – угрюмым каким-то. Настоящим и очень с виду дорогим.

– Мы с Кутенком их у Калгана свистнули, вот и бесится теперь! Я не фраер, я Стоха! Меня уважать надо!

– Дуб ты дубовый… – выдохнул Мишка и под ноги сплюнул, хоть не на улице. – Ты ему нос утереть хотел? Каторжанину лютому? Который детишек насильничает и потрошит?!

– Не ссы… Кхм… Бояться не надо, короче. Клад без золота не возьмешь, заговоренный он!

– Тоже дядька израненный рассказал? Или приснилось?

– Откудова знаешь?! – Стоха вытаращил глаза, конопатое личико сделалось таким забавным, что у Мишки вся злость прошла.

– Ниоткудова. Просто так спросил. Мы, значит, снов твоих обсмотрелись, друг ситный? За снами по городу шаримся, ради снов нас и резать будут, когда поймают? Как хочешь, а я ухожу.

Пару мгновений казалось, что Стоха кинется в драку, но он вдруг упал