Йарахонг. Город и тьма - Наталья Гунина

пол вокруг обильно изгваздан красным. Тебе снова плохеет, рот наполняется горькой вязкой слюной. Ты быстро отводишь глаза, руки комкают лохмотья. Похоже, называть тебя крепким было все же опрометчиво.

— Её-то за что? — еле слышно бормочешь ты. — Она была безвредной. Даже… тогда. Раньше.

Глупое, наивное дитя. Безвредных врагов не бывает. Если пожалеешь хоть одного, он выждет и отомстит, и твоя жизнь тому примером. Они все виновны, дитя. Все. И в убийстве твоей матери, и в том старом разгромном поражении. Ты хочешь видеть, как это было восемьдесят лет назад? Не отворачивайся, смотри. Ты должен знать.

Небо затянуто дымкой. Солнце просвечивает сквозь пелену круглым пятном, таким тусклым, что на него можно смотреть без боли. Ты глядишь на город из-под солнца, с высоты, на которой летают птицы. Йарахонг шумит, бурлит, как густое варево. Вычурные лиловый и голубой, наглый желтый, крикливый багряный перемежаются приятными землисто-коричневым и серым, благородным стальным и уютной глубокой тьмой.

Карнавал? Праздник? Как бы не так! Приглядись. Город пузырится гневом и болью. Битвой. К небесам возносятся крики, стоны, звон оружия. Что-то воет. Мелькают сполохи. Пахнет кровью и горелым мясом. На одних улицах яркое и цветастое накатывает будто в едином порыве, черная завеса пятится, сжимается. На других, напротив, ширится тьма, теснит противника, прорастает щупальцами в стороны. Твой взгляд упирается в них, и ты видишь, как они крепнут и увеличиваются все быстрей.

Приглядись, некоторые купы бьющихся почти замерли или, напротив, движутся чересчур быстро. Это сила Со-Кехура, Времени. У него всегда было мало жрецов, но и эти немногие могли переломить ход боя, могли бы решить все быстро.

Если бы только его брат, Ахиррат-предвиденье, не переметнулся.

Внизу ужасно грохочет, перекрывая все звуки. Земля содрогается. Сила Госпожи скал впечатляет, даже если на нее смотреть с такого расстояния. Разлом змеится, заполняя пространство нутряным гулом и треском, ветвится через середину плато. Несколько зданий вдоль его длины рушатся. Улицы на несколько минут скрываются в облаке пыли. Когда ее наконец сносит ветром, становятся видны ослепительно яркие вспышки. Тут и там клочья тьмы тают, развеиваются без следа.

Хочешь посмотреть с поверхности? Узнать, как это выглядело вблизи?

Внезапно твое зрение смещается, и ты видишь вокруг себя не высь небес с тусклым маревом облаков, а утоптанную земляную площадку, кое-где поросшую пучками жухлой травы. По ощущениям в теле ты понимаешь, что сидишь на корточках, спрятавшись под низким навесом. Перед глазами тесаный камень стены, затянутый бурым лишайником. Чуть дальше пустой задний двор и арка. Она ведет в проулок. Нет, даже не пытайся. Ты не можешь тут двигаться так, как пожелаешь. Это тело — всего лишь воспоминание.

Жрица, глазами который ты смотришь, была одной из талантливейших. Ее звали Тиосия. Тебе кажется, она тут просто пряталась? Вовсе нет. В тот самый момент она жестоко сражалась в квартале от этого места. Она умела управляться с баргестами и силой тьмы, так, как дано не многим. Вовсе не обязательно рисковать самыми ценными, посылая их во плоти в гущу сражения. Слышишь, там шум и крики? Хочешь взглянуть? Мотаешь головой. Ну и зря. Это восхитительное зрелище. Вообрази: почти десяток врагов, и каждый — посвященный жрец с поддержкой своего бога, а против них стая тварей, сотканных из тьмы. Поджарых, клыкастых, голодных. Ежеминутно меняющих форму так, как требуется. Это чем-то походит на то, что люди называют снами: баргест дразнит, подставляется под удар — и развеивается за миг до него. И тут же опять сгущается в новом месте, чтобы молниеносно цапнуть, вырвав кусок плоти, и исчезнуть.

Жаль, что ты решил этого не видеть. Но сцену, в которой ты сейчас, придется досмотреть до конца.

Затылка Тиосии касается порыв ветра. Прядь волос будто сама выбивается из косы, лезет в глаза и приоткрытый рот. Тиосия сплевывает. Ругается. Смахивает волосы ладонью и вскакивает на ноги, чуть не ударившись макушкой. Скорей покинуть ставшее ненадежным укрытие!

Ветер налетает с другой стороны, подхватывает пыль и крошки пересохшей земли, швыряет в лицо, заставляя зажмуриться. Когда Тиосия открывает глаза, в проеме арки стоит человек. Густая длинная борода колечками, кожаный доспех, закрывающий грудь и живот, под ним алый балахон с разрезами вдоль бедер, не стесняющий движения. В обеих ладонях пульсируют клубки огня. Тиосия движением кисти заставляет двух тварей вырасти из тени и броситься ему наперерез. Одна из них ловит пастью огненный шар и вспыхивает легко, как клубок сухой шерсти. Другая пробивает защиту, целясь врагу в горло, рвет плотный простеганный воротник. И отшатывается с беззвучным визгом, когда кожа жреца воспламеняется. От второго снаряда Тиосия уворачивается, он только слегка опаляет щеку. Она пригибается к земле, собирая вокруг себя тьму.

Резкое движение на крыше, человеческий силуэт. Что-то мелькает в воздухе, оставляя тонкий след на предплечье огненного жреца — неглубокую царапину, сразу заполнившуюся красным. Ты видишь: это маленький нож, узкий кусочек металла не крупнее наконечника стрелы. Другой такой же застрял в кожаном нагруднике. Ерундовая рана. Не стоит внимания. Но глаза мужчины уже помутнели, стали бессмысленными. Он неловко разворачивается, как кукла-марионетка, которую невпопад дернули за нити, и идет обратно в проулок.

Человек на крыше машет рукой, Тиосия благодарно кивает в ответ. Он перебегает на соседнюю кровлю и скрывается из виду, должно быть, спрыгнув с другой стороны. Служители Ретмати, богини раздора, могли не только исподволь менять настроение людей и плести наваждения, но и вот так, мимолетной атакой, смущать чужой рассудок.

Огненный жрец, конечно, скоро придёт в себя, бог очистит его разум, но Тиосии, чтобы сменить убежище, хватит и нескольких минут. Разумеется, из этого двора есть другой выход. Глупо было бы позволять запереть себя в ловушке. Сколько минут у неё? Две? Пять? Тиосия шагает осторожно, но быстро. Мимо края низкой кровли. Мимо круглого, обложенного плитняком, бока колодца. Пролезть за разросшийся куст ежевики. Позади него узкая щель между двумя постройками, ведущая в соседний двор, а оттуда…

За ежевичным кустом Тиосию поджидают. Мечник в лиловой пророческой накидке, рыжая огневица и ветреник, юный, еще совсем мальчишка. Он резко раскрывает ладонь, растопырив пальцы. Ветер подхватывает волосы Тиосии, опять залепляя глаза. Знакомая повадка. Это он нашел ее убежище! Он и умрет первым.

Тиосия шипит. Из-под её ступней выныривают баргесты и рвутся вперед, вырастая на лету. Гибкие гладкие тела, вытянутые пасти, полные зубов.

Одна из тварей наливается силой и прыгает раньше других. Юный ветреник не успевает увернуться. Пасть смыкается на предплечье. Кость хрустит, парень кричит от боли. Огневица скалится и